Да. Ведь ещё и вопросом на эту тему задавался, зачем их убивать, если они так нужны? Видимо, Барим и в самом деле тот, кто им требовался, иначе бы его давно постигла та же участь.
– А этот их генерал? Что думаешь? Гунгнировцев здесь и правда кот наплакал, троица с собаками…
– Кажется, они должны были его увести. Ну, генерала, не учёного. А тут ты принялся шуметь…
– Я тут подумал, что ты позвала меня не просто так. Эти ведь силы не всё, что у повстанцев есть?
Она затрясла головой.
– Понятное дело. Сколько было во всём городе, тысяч пять-шесть? Ещё с десяток где-то на передовой в этой очень смелой и самоубийственной атаке задействовано. В остальных городах, что контролируют, ещё тысяч сорок-пятьдесят. Они должны были к фронту подойти через пару-тройку дней.
Ага, значит, всё как и думал.
– Ты ведь велела мне пробираться сюда не потому, что больше негде прятаться? Генерал очень нужен Гунгниру пусть не совсем здоровым, но живым. А значит, они попытаются его отсюда вытащить, верно?
– Зришь в корень. За это-то ты мне и нравишься!
Значит, дело оставалось за малым…
Глава 11
Альберт ждал нас там же, где его и оставили. Удивился, когда зашёл один.
– А где женщина?
– Не кричите, док.
– Я уже говорил, у меня есть имя!
Я двинулся на его решительность, Как скала та сразу же дала трещину. Может, против мальчишек и женщин он и горазд показывать норов, но я был минимум на полголовы его выше, заставил вжаться спиной в стену, сползти по ней на пол.
– Вас будут звать «Док» до самого конца миссии. Нравится вам или нет. И если есть к этому претензии, можете побеседовать с моим кулаком. Какой больше по нраву, правый или левый?
Его с ног до головы окутало липким страхом. Отвечать профессор не стал.
Жаклин отправилась добывать информацию, кто-то должен был проболтаться. Пока повстанцы создадут видимость укрепрайона, генерала вывезут. Логика подсказывала, что влиятельные «друзья» из Гунгнира будут оттягивать момент следующего удара сколько могут. Хотелось бы мне взглянуть на эти дебаты…
Я чуть отошёл от Барима, взял винтовку, глянул сквозь снайперский прицел на живописные развалины. В той стороне, куда мы приехали, не осталось живого места, не сумевшие понравиться спонсорам Каима и доброхотам из ООН беженцы теперь были погребены под завалами. Любой стрингер, этот пронырливый журналюга-фрилансер, отдал бы душу за право лицезреть столь вопиющее военное преступление.
Уверен, в ООН теперь крайне возбудятся и выразят обеспокоенность. Здравый смысл подсказывал, что поддерживали те как раз правительственные войска.
Подавил в себе желание вновь высунуться из подсобки, поймать повстанца помоложе да спросить, за что они все здесь воюют? Ответ я и так прекрасно знал.
Очередные строители мира, добра, дружбы и любви на человеческих костях. С обеих сторон…
Сквозь прицел правительственных войск не видел, только местных. С какой-то бестолковой надеждой они бежали к торговому центру. Наверно, расстреляй их повстанцы сразу – было бы даже гуманней.
Но те тащили их под свою защиту, а может, в этом и весь план? Не удивлюсь, если гляну на собранную свору людей под равнодушным глазом телекамеры. Прямой репортаж, просьбы не стрелять, здесь мирные… И требование зелёных коридоров. Плавали, знаем…
«Мир сна подстраивается под вас в том или ином ключе.»
Попытался вспомнить, кто же сказал? Не смог, а теперь-то уже и неважно. Просто что, если все эти ужасы не выдумка сценаристов, дрим-дизайнеров или кого-то ещё, вовсе нет. Что, если это лишь зеркало, отражение моих поражённых чумой войны воспоминаний, а вокруг лишь отражения былого?
– Слишком глубоко, – усмехнулся сарказм и замолчал. Я посмотрел на профессора.
– Ваша работа над Дедалом…
– Я не запоминаю названий! – он был весь словно большой комок раздражения. Как будто меня это хоть сколько-то волновало.
– Не важно. Что от вас хочет Гунгнир?
– Если вы спрашиваете про Дедала, значит, должны знать.
– А мне кажется, вы должны знать, почему Гунгнир устраняет других учёных, хоть как-то связанных с этим проектом. И откуда вы знаете про «Пустельгу»?
Он выдохнул, задумался, словно решая, стоит ли отвечать? Надумал в мою пользу.
– «Пустельга» трижды предлагала мне покровительство.
– Прямо и вот так? Птичка письмо в лапках принесла: «Мы „Пустельга“, добро пожаловать к нам»?
Альберт сглотнул, затряс головой.
– Не стоит обращать всё в колючий фарс. Люди, связанные с «Пустельгой»… Когда твой ум велик, сильные мира сего выстраиваются в очередь, чтобы тобой попользоваться.
Звучало по-проститутски, но мыслей озвучивать не стал. Пусть говорит дальше.
– Сначала к тебе приходят их холуи, потом… люди поважнее. Суют в карманы деньги, делают предложения…
– А вы, значит, отказывали всем?
– Гунгнир звал на работу ещё во время войны. Отказывался, меня всё устраивало. А у них не нашлось на меня рычагов давления, нет семьи, которую можно взять в заложники.
– Скажите ещё, что не дорожите жизнью, – надменно фыркнул ему в ответ. Он наградил меня взглядом исподлобья. – Так что можете сказать относительно устранения ваших коллег?
– Ничего, – Альберт пожал плечами. Я переспросил и нахмурился, а профессор вздохнул, поспешил объясниться: – Я не знаю, кто устраняет моих прежних коллег.
– Гунгнир, может быть? От него же прятались?
– Гунгнир года полтора назад переманил к себе моего знакомого. Тот точно также недавно звонил и предлагал мне перейти под их крыло. И ещё несколько фамилий…
А вот это уже интересно. Что же, выходит, зародилась третья сила? И ей что Гунгнир, что Пустельга – всё едино? Или это что-то вроде тех еврейских охотников, что наводили шороху на бежавших в разные стороны нацистов?
Глянул на профессора, но лишнего спрашивать не стал.
– Можете сказать что-то ещё?
– Слушайте, я устал. Я голоден, ранен и болен.
– А по вам так и не скажешь, навострили пятки от меня, словно за вами вселенское зло бежало.
Он на мой выпад отвечать не стал, насупился. Прошла долгая минута абсолютной, редкой на войне тишины. Профессор вздохнул и покачал головой.
– Рихтер. Мне звонил агент Рихтер.
– Имя мне ни о чём не говорит.
– Ублюдок, каких поискать. Работал и на тех, и на этих, а в перерывах носил информацию третьим.
– Просто душка, если верить вашему описанию. Так, и?
Профессор вздохнул, опустил взгляд, покачал головой. Словно мысль, которую хотел до меня донести, оставила его в одиночестве.
– Он хотел меня заполучить в Гунгнир.
– Это мы выяснили.
– Нет же! – Альберт закачал головой. Надрывно вскрикнул, за что удостоился от меня осуждающего взгляда, только привлекать лишнее внимание нам и не хватало. Он наконец с собой справился: – Вы же спрашивали, зачем я мог быть им нужен? Я не знаю. Но я думал, что как только здесь оказались эти террористы, они… схватят меня.
– Вижу, не схватили.
– Даже не заинтересовались мной! – проф как будто оказался обижен, чтобы такой великий ум, да игнорировали! – Думал, может, просто не знают, кто я. Но бросьте, о том, кто я, знал всякий мальчишка. За мной как будто не следили и следили одновременно. Не трогали, проходили мимо, а я трясся каждый день!
– А ООН? Вас напугала форма?
– Именно. Эти редко приезжали в этот, кхм, дворец. А тут вдруг явились? Точно за мной, как за военным преступником! Рихтер угрожал, что если не соглашусь, достанет через них. Свободный же въезд для сил ООН!
Я покачал головой, понятней не стало, прищурился. Судя по лицу профессора, он был во мне разочарован. Начал говорить вновь:
– Я понимаю, как это звучит: Рихтер, что работает на Гунгнир, хочет идти окольными путями, чтобы взять меня, а может ведь просто обратится к ним напрямую!
– Так, – согласно кивнул я. Альберт сглотнул.
– А он не мог! Такое ощущение, что если бы он появился здесь, его бы убили. Потому он и собирался через силы ООН.
– Может, он не для Гунгнира старался? Прикрывался их именем?
– Наконец-то вы поняли! – по лицу Альберта проскочила самодовольная улыбка, он в облегчении закатил глаза. – На деле я не знаю, для кого и на кого он сейчас работает. Знаю, что союз с ним не сулил мне ничего хорошего.
Я почуял вкус горькой слюны во рту, неохотно кивнул, принимая доводы профессора на веру. Был и ещё один вариант, но мне отчаянно не хотелось, чтобы он был правдой. Решил его не озвучивать и придержать при себе.
Скрипнула дверь, заставив нас обернуться: Жаклин стояла на пороге. Судя по выражению лица, со своим заданием справилась (посылал её выяснить, когда прибудет спасительная птичка, и где сейчас сам генерал).
– Вертолёт буквально через час, договариваются о воздушных коридорах, но уже летят. Генерала перетащили, кхм, в отдельную палату. Как действуем?
– Просто, – я пожал плечами, не веря тому, что собирался сказать. – Захватываем вертолёт и под его прикрытием улетаем прочь. Вот и вся недолга. Возражения есть?
Возражений не нашлось…
Вертолёт опустился на заднем дворе, прямо туда, где расчистили место от автомобильных остовов. О прибытии вертушки узнали загодя, повстанцы напряглись, усилили охрану на входах и выходах, разгоняли мирняк из коридоров.
А это могло означать одно из двух: готовятся к очередной атаке, или вот-вот прибудет транспорт.
Жаклин сохраняла хладнокровие, я брал с неё пример. Слабым звеном оказался профессор, нервный, дёрганный, готовый на бестолковость поступков. С трудом держался от того, чтобы не оглушить прямо сейчас.
Он побледнел, завидев улыбку на моём лице, словно чуял неладное жопой.
– Действуем, – дал команду. Ворвались во врачебный кабинет, эскулапы повстанцев бросили на нас изучающий взгляд.
– А где Нахим? – как и думал, на подобное дело отрядили проверенных солдат, боялись шпионов. Рука врача потянулась то ли к оружию, то ли к тревожной кнопке.