Теперь настала моя очередь отводить взгляд. Вот и аукнулась вчерашняя драка с той троицей. Душило от несправедливости, поганцы всему двору жизнь отравляли. А стоило их разок поставить на место, как доблестная полиция с дубинками наперевес да на их защиту горазда…
Был зол как тысяча чертей и двадцать дьяволов. Голова гудела от мыслей, стонали костяшки кулаков. Совесть упрекала: – Ведь совсем недавно тебе чуть руку не отгрызли, а ты в очередную драку бросаешься?
– Ты сегодня поздно, пап. Ой! – она вскрикнула, увидев меня в драной куртке, с пухнущим под глазом синяком. Грохнулась об пол кастрюля варёного картофеля, с громким мявом от разлившегося кипятка прыснула прочь явившаяся встретить хозяина дома Тучка.
Посмотрел на собственные руки. Что ей сказать? Всё в порядке, не волнуйся, я просто шёл-шёл и так быстро, что разорвалась куртка? Такая нелепая ложь годилась разве что для сержанта в очередном героическом фильме. Мне же оставалось разве что развести руками.
– Т-ты с кем-то опять? Это они были, да?
– Нет.
– Пап, не ври!
– Не вру. Давай с пола уберём, не оставлять же так.
Она молча ушла в ванную за тряпкой, а я разувался, скидывал с себя куртку. Где-то внутри надо мной гоготал внутренний мальчишка. Ни дня без приключений! И ведь не настолько огромная задница, чтобы всякий раз влипать в истории. Ужин оказался бесконечно испорчен, захотелось курить, пива, а то лучше чего покрепче. Была же у меня где-то бутылка…
Совесть стыдливо упредила, что точно не при Оксанке, что она тогда обо мне подумает? Девчонка вернулась с тазиком и тряпкой, вооружилась очистителями для пола. Отстранила меня, когда попытался помочь, сказала чтобы шёл мыть руки. Глянул на неё, обернувшись в дверном проёме ванной комнаты. И когда только она успела так прочно поселиться в моей голове?
Взял с себя зарок, что завтра же явлюсь на приём к Нине. Через нехочу и прочие.
В кабинете оказалось тихо и пусто. И темно.
Висящий на вешалке белоснежный лабораторный халат намекал, что ещё не поздно сделать шаг назад, уйти и не возвращаться. Наверно, так бы и поступил, но шестым чувством ощутил на себе внимательный взгляд.
Обладай она сверхспособностями, захлопнула бы дверь прямо перед моим носом. Вместо этого дёрнула за включающий шнур лампы.
– Какая встреча, Алексей! Вы сегодня чрезвычайно рано!
У меня пересохло в горле, захотелось воды.
– А ты как будто даже не уходила. Спишь здесь?
– В мои рабочие обязанности входит быть всегда наготове. Биться с психическими недугами коллектива. Прямо как супергероиня!
В её руках тут же оказалась невесть откуда взявшаяся подвижная фигурка. Красный плащ, соломенные волосы, чёрный блеск дешёвого пластика.
В сортах комиксов не разбирался.
– Садитесь, раз уж пришли. Что вас беспокоит?
– А меня беспокоит?
– Судя по всему. Ну или вы соврёте в стиле ранних двадцатых, что у каждого в жизни бывают моменты, когда заходят не в ту дверь. Кофе хотите?
Она нагнулась, на миг скрывшись под столом, не без усилия поднимая прямо за крышку здоровенный модульный термос. Там сразу и кофе, и обед с ужином.
Замечал всё больше и больше деталей на её столе. Фантик от шоколадной конфеты, портативная игровая консоль. Почему-то сразу же представилось, что за миг до того, как вошёл, она сидела закинув ноги на стол.
– Если только пару глотков, – ответил, когда она уже поставила передо мной бумажный стакан. Приятная коричневая жидкость дурманила ноздри дивным ароматом. Плюхнувшись обратно в кресло, Нина села поудобней, откинувшись на спинку, взяв в руки планшет со стилусом.
Сам же говорил, что нужно с ней поговорить про Оксану, поздно давать заднюю.
– Это касается моей дочери.
– Внимательно слушаю, – от её будничности становилось не по себе. Скажи я, что страдаю от атараксии, сказала бы точно также.
– Ты говорила оставлять личное за пределами гибернационной камеры. Не получается. Я всё чаще начинаю думать об Оксане… что она бы подумала, что она сказала бы на это действие. Ты ведь видела сводку прошлого сеанса?
– Эх, Алексей, мне не положено этого говорить вам, потому представим, что это были мысли вслух. Так вот, вы слишком по-детски представляете наше взаимодействие с вашим игровым опытом. Мы не видим ваших действий, как в телевизоре.
– Ты тогда точно знала про мою ночь с дримейджем. И что я ей сказал?
– Да. Но это, скорее, по колебаниям структур. Видишь ли, корпорация отвечает за тебя. Точнее, не хочет, чтобы тебя хватил сердечный приступ, а потому все биометрические данные отслеживаются. Мной в том числе, я ведь медик.
– А твой кабинет не очень похож на врачебную палату.
– Ну я и не единственный медик. Но поверь, распознать такую мелочь, как сексуальное возбуждение мы в состоянии. А что насчёт слов – движение губ. Ты ведь никогда не видел человека внутри гибернационной камеры? Некоторые ваши действия, слабейшие из них, всё-таки прорываются сквозь завесу сна. Ну наверняка наслышан о сомнамбулизме…
Я прищурился, она же сдавленно усмехнулась, прикрыв рот ладонью. Только сейчас заметил у неё в подоле юбки початую пачку «яггерта», шоколадного драже. Разноцветные кругляши раскатились по чёрной ткани.
– Сомнамбулизм – непроизвольные действия во сне. Да, мы тоже их улавливаем. Во первых, ищем причины возникновения подобного у людей, которые никогда от подобного не страдали, во вторых, иногда помогает понять, какого рода конкретно диалоги вы ведёте с дримейджами. Всё гораздо прозаичней, не правда ли?
Да уж, с этим точно не поспоришь. Я запил сказанную ей простоту большим глотком. Напиток бодрил, напиток приводил в чувство. Нина украдкой швыряла в рот одну конфету за другой.
– Продолжим относительно вашей дочери. Что именно вас беспокоит? Раньше у вас не было субъекта, кто выступал бы гласом совести?
Я попытался вспомнить подобное и не смог. Какую бы дичь не приходилось вытворять, а совесть будто спала. Думал, у меня в отличии от остальных стальные нервы…
Нина моё молчание приняла за ответ, кивнула собственным мыслям. Едва слышно мягкий стержень стилуса заскрипел по экрану.
– Ранее я уже говорила, что у вас синдром отложенного родителя. Такое случается, если индивид давно сформировался как взрослая личность, но по тем или иным причинам вынужден был откладывать те или иные действия. Наверняка, вы в курсе про гиперкомпенсацию? Отлично. Наконец ваше подсознание получило то, чего хотело, а это стало триггером для всех отложенных механизмов.
– Я никогда не хотел детей.
Нина вздохнула, словно этими словами я её разочаровал.
– Вы нет, а ваше подсознание вполне. Видите ли, Алексей, подсознание хранит отпечаток вашего истинного «я». Наверняка вы помните глупые вопросы из детства, а кого бы ты хотел первым ребёнком? Дочку или сына? Просто вы уверенно отвечали первый вариант.
– Даже не помню подобного.
– А не обязательно помнить. Подсознание это сохранило, как предустановку. Не могу сказать с уверенностью, но вы наверняка принимали участие в играх типа «дочки-матери». Сестёр у вас не было, а вот дворовые соседские девчонки вполне. Слышали про «neighbor babie's»?
– Это что за зверь?
Кажется, она разочаровывалась во мне всё больше и больше.
– Серия кукол для девочек. Как раз в это время создатели игрушек принялись внедрять нейросетевые технологии в данную индустрию развлечения. Куклы мало того, что могли вести опосредованно-осмысленный диалог, но и пытались копировать поведение детей. В усечённом, конечно, виде, но всё-таки. Припоминаете?
– Может быть, и было. Но я тогда был карапузом, от горшка два вершка. Много я тогда понимал?
– И всё же большая часть маньяков находили психологическую травму ещё в детстве. В карапузничестве вы как пластилиновая губка. Из вас лепят, вы впитываете. Вероятно, во время подобных игр вы ощутили приятные, тёплые чувства. Подсознание запомнило.
Я всё ещё не хотел верить в подобное, качнул головой, пытаясь отыскать слова возмущения.
– Даже если и так, как оно относится к тому, что происходит сейчас? Я принял её буквально за несколько дней, пусть так. А остальное?
– Вы про совесть? Так тут всё в разы проще. Дети – это маяк взрослого. Слышали, наверно, идиому «всё лучшее – детям»? Это риторический вопрос. Её абсолютно зря воспринимают буквально, а её смысл как раз в передаче всего того лучшего, что есть в нас самих им. Вы хотели бы, чтобы ваша новообретённая дочь схватилась за автомат, нырнула в окоп и открыла огонь по врагу?
Желать войны детям точно не мой удел, и я отрицательно покачал головой. Нина ухмыльнулась так, словно я подтвердил её слова.
– Вот видите. И потому вы чувствуете неловкость, когда делаете то, что ваши собственные моральные устои считают неприемлемым.
– А раньше, значит, я был внеморальной скотиной?
– Раньше у вас не было того, перед кем было бы стыдно. Ну и, будьте честны, ваш мозг прекрасно осознаёт, что всё вокруг него пусть и гиперреалистичный, но всё ещё сон. Разум не поставлен на границу сохранения, а потому механизмы отчуждения от происходящего попросту молчат.
– И что с этим делать?
– А что вы хотите с этим сделать? – она одарила меня самой жуткой улыбкой, на какую только была способна. Что-то мне подсказывало, что нечто подобное в своих кошмарах наблюдает Мира.
Нине не хватало места в кресле. Ерзала, боролась с собственной ленью, но в то же время не давала волю неусидчивости. Желание встать и пройтись по кабинету читалось у неё прямо на лице.
– То есть я хочу знать, вы желаете оставаться «внеморальной скотиной», как выразились сами? – одно из начал наконец в ней победило. Она встала на пол, зашелестев под ногами, рухнула обёртка, хрустнула под каблучком чудом сохранившаяся конфета.
Она была на голову ниже меня, но надвигалась, словно Годзилла. В предрассветном тусклом свете Нина казалась не миниатюрной замухрышкой, а властной, самодовольной женщиной.