Думать, что останемся здесь до того, как придёт охрана, и в мыслях не было.
Вышли, спрятались в кабинете напротив, через окно спрыгнули в белые насыпи свежих сугробов. Украдкой глянул на часы, минуло два с половиной часа. Оксанка, наверно, с ума сходит…
Проходная гудела, словно улей. Потухший свет, неработающие камеры. Нам не понадобились даже маски. Первыми примчались медики, утверждая, что к ним поступил вызов. Охрана была равнодушна к страданиям собственного нанимателя, их начальство молчало. Сдались лишь когда подъехал полицейский фургон, те хоть и без ордера, но со штурмовым отрядом. Перечить им не стали.
Мы прошмыгнули мимо, не задерживаясь, нас больше ничего не держало. Вспомнил, как держал старика за грудки. Неужели можно быть настолько мразью, как он? Руки казались грязными, хотелось их тут же сунуть в сугроб, помыть хотя бы снегом…
– Ты служил? – спросил у Романа, пока шли к автомобилю. Тот задумался, прежде чем ответить.
– Случалось.
– Военная? По контракту? Слишком уж ты с холодной головой ко всему относишься.
– Аспект моей работы. Вас подбросить? До дома не смогу, лучше, чтобы нас не видели вместе в ближайшее время. Полностью был с ним согласен, его подход к конспирации был мне по нраву. Противиться не стал, сел в машину.
– Почему ты работаешь на «Айм-мит»? Должен им денег? Или что-то ещё?
– Распространение данной информации не входит в оплаченный пакет, – он проговорил, не отрываясь от дороги и без тени улыбки. Его серьезностью можно дробить камни. Я пожал плечами. Не хочет – как хочет, мы не настаиваем. – Алексей, мне надо будет проверить добытую нами сегодня информацию. Надеюсь, вы будете достаточно умны, чтобы не искать авантюр в ближайшие дни. Полагаю, в выходные вас лучше не тревожить.
Уже хотел было спросить, с чего он так решил, и тут же вспомнил, про что мне говорил Сашка. Да, ведь меня потащат на очередной допрос. Интересно, а законник от «Майнд-тек» добился тех же результатов, что и мы? Или ему недостаточно хорошо платили? Здравый смысл подсказал, что платили ему как раз достаточно. Достаточно для того, чтобы он не рыл слишком глубоко.
А то мало ли…
Поёрзал на сидении, казалось, весь состою из сплошного дискомфорта. Взмок, вспотел, хотелось как можно скорее оказаться дома и тут же запереться в душе.
Минимум на час, даже если Оксанка будет усиленно тарабанить в дверь.
Роман высадил меня у перекрёстка за гаражами. Старики, разодетые в фуфайки с бушлатами, пьяно и недобро смотрели на нас, как на незваных гостей. Старыми руинами стояли полуразобранные «девятки», «шестёрки», «Волги», некогда служившие предметом восхищения любого мальчишки. Их время кончилось ещё до моего рождения, но старики находили собственную суть в том, чтобы с упоением, достойным лучшего применения, копаться в механических потрохах. У надежды здесь был аромат бензина и снулая вонь слежавшегося машинного масла.
Рыча двигателем, размалывая колёсами комья снега, Роман выкатил автомобиль обратно на дорогу. Я же, сунув руки в карманы, посмотрел ему вслед и пошёл домой. Внутри всё дрожало от действия. Тело, уставшее витать в сочных правдоподобных кошмарах наконец-то получило разрядку. Знал симптомы охватившей меня болезни: сначала она шепчет на ухо, призывает набить кому-нибудь морду, потом вопрошает, почему поддался там, уступил здесь, проглотил вот это? А на кончиках пальцев копится ярость, язык готов исторгать желчь, воплощая их в чужие обиды, пока в конце концов не возьму в руки цевьё автомата и не ринусь на очередной штурм.
Тело застонало от боли, набранный за время отпуска жирок говорил, что ему неуютно со всеми моими мышцами, и он жаждет обратного. Пива, чипсов, праздности на диване. И сонная лощина работы его устраивала как ничто другое. Разум трещал, в его недрах назревал внутренний конфликт. Я сплюнул в снег, зажмурился, стало смешно от одной мысли, что если так продолжится дальше, то строевым шагом промарширую в кабинет Нины. А раньше готов был бежать от неё, как от огня.
– Лёшка! Ты чего так поздно? – дядя Юра сегодня тоже задержался на работе. Красный нос подсказал, что он успел приложиться к бутылочке мутной. По лицу гуляла несмелая хитрая улыбка. Попытался вспомнить, был ли сегодня повод, и стало стыдно. У него же день рождения, как я только мог забыть?!
Он словно только и ждал что меня, потому и задержался. Из белого пластикового пакета на свет явился солёный огурец и гранёный стакан. Наспех нарезанная колбаса на закуску.
– Дела-то у вас как, дядь Юр? – я опрокинул в себя стакан, чувствуя себя снова живым. Старик отвечать не торопился, многозначительно повёл плечами. Такое, мол, словами не передать.
– Ты, Лёшка, сегодня осторожней шагай.
– А что такое? Та троица вернулась? – представил, как затаившая злобу ребятня притаилась в тёмных углах подъезда. Здравый смысл неожиданно возмутился:– А ведь при Мегере подобного не было! Правда оказалась куда хуже, чем ожидал. Дядя Юра покачал головой.
– Нет. Та троица после того, как ты их отмудохал, подевалась куда-то, о них теперь ни слуху ни духу. Участковый приходил по твою душу между прочим! Ты ж там таких делов наворотил, можно было чего угодно приписать!
– И что же? Шёл-шёл и не дошёл? В сугробе потерялся, а вы откапывать не стали?
Старик прыснул в кулак моей глуповатой шутке.
– Нет. Ты ж с того момента, как им задал, в героях двора числишься. Ну, честно сказать, знал я, что ты крут, да и наверняка там, на передке и не такое вытворять приходилось, но даже меня тебе удивить удалось. Я, признаться, столько раз на них посматривал, да не связывался, стар уже, накостыляют. Поганцев-то, может, и в каталажку, да только мне с больничной койки не велика радость. Да и собака с ними, вон тогда что с твоей рукой сделала. Много эскулапу-то отдал, что приезжал?
– Достаточно, – я отвёл взгляд. Услышь он всю сумму целиком, так воскликнул бы, что вру.
– Ну так вот. Мужиков-то местных сам знаешь, у них не яйца, а так, яйчишки, в Мироновскую таких бы даже на чистку сортиров не взяли, потому тоже не связывались. А тебя тут мамочки увидали, эта ж шантрапа тут много кому крови попила. На участкового налетели, что твоё вороньё на падаль. Думал, задавят мальца, как он дёру-то от них дал.
А мирская слава не так уж и плоха, как казалось. И всё же вряд ли здесь обошлось без волосатой руки Максима, уверен, куратор знал обо всём ещё до того, как я собрался воздать паршивцам по заслугам. Просто так преступления не спускают даже героям.
– Так чего ж осторожничать-то? Думаете, на меня девчонки как накинутся, хуже участкового побегу?
– Ух, шалун ты на язык, Лёшка! Коли б так – я молчок. Самому интересно было бы глянуть, как тебя девки за причинные места хватать станут. А то просто знакомая твоя старая тебя уже там в прихожей дожидается.
Я перебрал всех, с кем встречался в прихожей. Волосы спешили встать дыбом. Неужто сама Мегера вернулась с больничного? Теперь уж точно мне конец. А после выпитой стопки если учует запах – чудо, если в квартиру попаду.
– Иди уж, герой. Тебя твоя девчонка, поди, дома заждалась, а ты тут со мной всё лясы точишь. Давай вот лучше за мой праздник сегодняшний последнюю, и расходимся.
Мутная плеснулась в гранёные. Грех было обижать ветерана, опрокинул вместе с ним, удовлетворённо крякнул, покачал головой. В подъезд заходил, словно на минное поле. Помню, в детстве кто-то пустил слух, что в колясочной завелись крысы. Чёрный зев комнаты всегда был открыт. И до того казалось, что там притаились все ужасы разом, а после этого каждый шорох казался скрежетом лапок серых паразиток.
Пробегал мимо, старался не смотреть, и всё одно неведомой силой так и тянуло взгляд в эту сладкую манящую мглу.
Чувствовал нечто подобное, зайдя в коридор. Мегера словно весь день только и была занята ожиданием меня. Вооружилась здоровенной шваброй, нахмурила брови, хитрая, собиралась бить издалека. Так и хотелось спросить многострадальное «а может не надо?», да как-то не срослось.
– Паразит! Убивец! Пьянь! – она кинулась на меня, словно гоплит на перса. Я уклонился от первой атаки, швабра ткнулась в стену. Второй не случилось. Двумя руками перехватил древко, чуть дёрнул на себя, старухе удержать орудие не удалось. Лишившись его, она выдохнула, словно это я собирался её отлупцевать. Может быть, я бы даже замахнулся, но мне хватило на сегодня директора металлозавода. Ещё одного сердечного приступа мне тут только не хватало.
Лихо крутанул швабру в руках, словно сам Аанг, и, цокнув торцом об пол, швырнул её в угол. Вырвал момент, когда Мегера ещё не пришла в себя, и рванул прочь на этот раз к лифту. Слух не подвёл, прямо передо мной распахнулись дверцы, откуда на меня уставились внимательные глаза молодой парочки. Чёртовы жирдяи опешили, принялись топтаться на одном месте, словно забыли, зачем собирались на улицу. Это насколько же скверно я выгляжу?
Мегера приходила в себя и брала себя в руки. Губы обиженно морщились, обещая в любой момент обратиться в громогласный матюгальник.
– Выходить-то будете? – нервно спросил у приехавших. Те вышли разве что не по стеночке, а я нырнул в чрево подъёмной кабины, спешно нажал кнопку. Почуял себя в безопасности сразу же, как только захлопнулись дверцы. Подъём показался вечностью, успел посмотреть на собственное взъерошенное отражение в зеркале. Видок у меня и правда был ещё тот. Здравый смысл боролся сам с собой, пытаясь понять, мне подобных перепалок не хватало? Почему чую в себе, будто наконец моя жизнь встала на правильные рельсы?
У умирающих от продолжительной болезни перед самой смертью наступает период необоснованной эйфории. Погибающий мозг ищет спасения, вкидывает эндорфины то ли чтобы заглушить боль, то ли чтобы помочь смириться с окончательной кончиной. Больной становится неоправданно весел и жизнерадостен. Только ради того, чтобы жизнь стукнула его по затылку буквально через пару-тройку дней.
Моя жизнь взяла ключ потяжелее и явно спешила, решила вдарить у самого порога дома.