Даже не знал, почему меня вдруг озаботила её судьба.
– С ней всё в порядке, не беспокойтесь. Не в этом суть. Поговорим? Алексей, мне нужны результаты.
– Будут.
– Знаете, как часто меня пытаются накормить подобными обещаниями? И как часто это плохо заканчивается для тех, кто думает, что моё терпение безгранично.
Я промолчал, а он, не дождавшись моего ответа, продолжил.
– Видите ли, у каждого из нас есть начальство. Строгое, требовательное, сидящее не здесь, почти небожители. Офисы, башни, небоскрёбы, рабочие обстановки – это всё корпоратская роскошь, служащая для отвода глаз.
– А на самом деле?
– А на самом деле они нужны лишь для того, чтобы комиссиям по охране труда, пожарной безопасности и налоговой отчётности было чем заняться. Выписывать незначительные штрафы, делать вид, что играют важную роль. На самом деле те, кто действительно что-то значит, начинают спрашивать с меня результат работы, а я… – он вздохнул, словно все сироты мира разом развёл ладонями, – опять являюсь к ним с пустыми руками. Со всяким можно договориться, Алексей. Это основы дипломатии. А что бывает, когда дипломаты исчерпали возможности слов?
– За них говорят пушки.
– Смело, но глупо. Пушки несут убытки, кровавые бани смертельны для бизнеса: привлекают много ненужного внимания, перегружают рабочие системы бестолковой вознёй и спешкой в никуда. Когда дипломатия заканчивается, наступает время хирургического вмешательства. Того принудить, этого запугать, третьему сломать пару рёбер.
Я прищурился, вспоминая слова Сашки.
«Это „Айм-мит“ убил Тоху. Чтобы на тебя воздействовать, чтобы было чем купить, на чём играть. Отдай то, чего они хотят, расследование лишь намёк».
И бестолковые поиски Дедова вместе с Романом, увенчавшиеся очередным обещанием позвонить…
Вениаминович терпеливо ждал, пока переварю всё услышанное. Захотелось дать ему в морду.
Сегодня Тоха, завтра я. А твоя девочка из ниоткуда? Был бы ты с ней поосторожней, слишком уж рьяно она прыгает из детской наивности в пучины разочарования. У «Айм-мит» много кукол…
– Ваша дочь – это сокровище, Алексей. Будет жалко, если вы её потеряете.
Он расплылся в улыбке самодовольного, собственнолапно поймавшего обнаглевшую мышь кота. И ждал реакции. Что схвачу за грудки, тряхну, и вот уже тогда он покажет мне, что с ним такие фокусы не пройдут.
Жаль его разочаровывать, но со мной тоже.
Я набрал побольше воздуха в грудь, выдохнул и… ничего не сделал. Вениаминович, кажется, расстроился.
– В прошлую пятницу мне удалось перенаправить сборщик информации на другой носитель.
– Хитро. И как же?
– Все, кто работает на вас, обязаны делиться секретами?
– Не обязательно.
– Тогда мой останется при мне. Мне понадобится немного вашей помощи.
– И что же на этот раз? – будто я успел завалить его просьбами до этого.
– Бейджик техника «Майнд-тек» и спецовка.
Он смотрел на меня, сверлил взглядом, будто вопрошая, неужели я сам не в состоянии всего этого разыскать? Я не отводил глаз. Долго в гляделки играть не пришлось, он выдохнул.
– Хорошо. Мои люди принесут. Прямо к двери. Не заставляйте меня ждать.
– На следующей неделе я принесу вам носитель и…
– Да-да?
– Катитесь к чёртовой матери! Не желаю больше никогда в жизни видеть вашу рожу.
– Поосторожней со словами, Алексей. Не самый лучший тон для разговора с тем, кто может сломать ваши жизнь и судьбу, словно соломинку.
Удивительно, но мне удалось уязвить то ли его самолюбие, то ли гордость, не так уж и важно. Здравый смысл зашептал, что прямо сейчас хожу по самому краю тонкого льда, а под ногами уже паутина трещин.
Сержант говорил, либо иди до конца, либо не разевай рта.
– А мне он кажется самым подходящим для того, кто явился в мой дом с угрозами.
Вениаминович прочистил горло, развернулся и безмолвно пошёл вниз. Натянул на голову шапку, горделиво удаляясь прочь. А мне-то думалось, брякнет напоследок что-то вроде «вы ещё об этом пожалеете».
Черти с ним! Я уже собрался возвращаться в квартиру, как он окликнул в очередной раз.
– Я явлюсь к вам рождественским призраком в понедельник. Принесёте носитель, и я исчезну из вашей жизни. Навсегда. Приятно было повидаться, Алексей. Жаль, что не оправдали возложенных на вас надежд…
Глава 13
Духота зимнего вечера.
Нашёл Оксанку спящей на диване. В воздухе аромат плохо размешанной тайки и корвалола.
Спала она тихо, словно беспокойная кошка. Вздрагивала во сне. Продолжила делать вид, что спит, когда я вошёл в комнату.
Плюхнулся рядом, она поджала ноги, освобождая мне место. С торца спинки на меня свалилась плюшевая рыба. Зубастая, глазастая, с цветастой заплаткой прямо на носу. Это так задумано, или её просто заштопали?
Огляделся.
Тетради на столе разбросаны в беспорядке, планшет стоял на зарядке, ожидая, когда хозяйка вновь решится взяться всерьёз за учёбу.
Максим поймал меня за рукав у самого выхода, как будто караулил. Заглянул прямо в глаза, доверительно проговорил, что Оксана, может, талантливая и целеустремлённая девочка, но если не возьмётся за ум, отдаваясь во власть развлечениям юности, карьеры в «Майнд-тек» ей не видать, как своих ушей.
Как и диплома. Её вышвырнут, когда не сдаст первые проходные экзамены.
Знала ли она об этом разговоре? Как минимум догадывалась, что кто-то из моего начальства стучит на неё, ведь подобный разговор с Максимом состоялся ещё вчера.
Она ждала упрёков. Грязных, недобрых, справедливых впрочем-то слов. Что я её кормлю, пою, даю крышу над головой, а в ответ – чёрная неблагодарность. Позорит меня перед остальными.
Может, где-то в глубине души мне и хотелось излить скопившуюся злость в такой форме, но в дело вмешивалось воображение. Не жалея красок, рисовало меня в образе мегеры. Становилось смешно и глупо.
Безусловная любовь.
Дайте ей почувствовать, что она вам нужна несмотря на заслуги, ведь столкнувшись с трудностями, будучи душевно раненой она ищет в ближних защиты.
Просит её таким странным образом. В конце концов, несмотря на возраст в паспорте, она по-прежнему всего лишь ребёнок…
Ребёнок, ага. Как за бутылку хвататься, так это она первая, как с мальчиками целоваться в белье, так…
Стало стыдно за последние мысли. Как будто именно так, как получилось, она и планировала. Хотела же совершенно по-другому!
Сарказм выполз из своей норы, чтобы восторженно хмыкнуть: – Здесь, на диване, не один рёбенок.
Два.
Оба молчали, боясь начать разговор. В конце концов смелость победила в юности, и она открыла глаза.
Я боялся, что разговор сорвётся, попросту не случится. Она скажет холодное «привет», зевнёт и отправится прогонять сонливость прохладным душем и кофе.
Глянул на блистер таблеток обезболивающего, похмелье забирало ясность мыслей, гадя взамен головной болью. Три таблетки, это она за раз? Недолго так и печень посадить…
Она же поправила мятую причёску, с трудом разлепив глаза, посмотрела на меня. Всё ещё ждала ругани, словно не представляла себе эту ситуацию иной. Я чуял её горячее, почти лихорадочное дыхание на себе, а ещё витающую в воздухе нерешительность.
– Всё в порядке, пап.
– Это утверждение? Или вопрос?
Она поморщилась, кажется, таблетки ей не помогли. Оно и понятно, молодо-зелено, куда ей до наших упражнений с хмельным перед армией?
Я встал и подал ей руку, помогая подняться.
– Пойдём-ка на кухню, красавица.
Она побрела, словно на казнь. Глянуть на неё, так за кремовой дверью с непрозрачным стеклом её вместо кастрюль со сковородками ждали как минимум гильотина и петля.
Я усадил её на табурет, она сложила руки на столе и тут же утонула в них лицом. Заранее собралась тихо плакать?
Мне не нужны были слова. Поставил чайник, отсчитал до десяти. Ауру страха, исходящую от девчонки, можно было резать на куски. Да неужто я такой зверь в её глазах?! Не ожидал о себе такого мнения…
Растворил пакет антипохмелина в чашке горячей воды, сыпанул половину чайной ложки да размешал. Выудил из тайника початую бутыль коньяка. Из неё пахнуло клопами так, что почуяла даже Оксанка, но поднять на меня взгляд побоялась. Полрюмки ей хватит с лихвой.
– Вот, выпей. Полегчает.
Она подняла голову, а потом посмотрела на меня с недоумением. Я порушил всё, что она успела себе надумать. На чашку с оставленной в ней ложкой смотрела так, словно я задумал её отравить. Не обращая на это внимание, распахнул холодильник. Там, где прежде всегда готов был ужин, теперь зияла пустота, сиротливо стояли сложенные друг на дружку опустевшие судки.
Плевать, масло-то у нас наверняка есть. А ещё колбаса и сыр. Хлеб позавчерашний, успел зачерстветь даже в хлебнице. Пихнул его в микроволновку, система умного дома распознала вложенную подачку и выставила идеальный режим подогрева.
Она голодно сглотнула. Смотрела на сотворённый мной бутерброд, как на чудо. Осторожно, боясь обжечься, сделала пару глотков. Зажмурилась и поперхнулась, лишь чудом не расплескав всю чашку на себя.
– Что это за гадость?
– Помогает от того, что у тебя сейчас. Противно, знаю, но пей. Станет легче.
В глубине её глаз сверкнула искра недоверия, но подчинилась. Я сел напротив неё и вздохнул. Вроде надо было что-то сказать, но я не знал что. Вот уж не думал, что в тридцать пять ветер перемен притащит на облезлом хвосте подростковые проблемы.
– Ты странный, – сказала она.
– Да?
– Угу. Мама… – она вновь поморщилась, как от неприятного воспоминания, – спустила бы с меня три шкуры, а не стала поить…
Теперь ей на глаза попалась рюмка с коньяком. На красивой мордашке нарисовалось отвращение, а я поставил перед ней спиртное с той же просьбой.
– Пей.
Облегчение явилось к ней уже на третьей минуте. Бледность щёк умчалась прочь, уступив место здоровому румянцу. Совесть, приглушённая алкоголем, разинула пасть. Вот уж она попирует!