Взялся за смарт, набрал номер. Гудки вместо ответа. Уж лучше бы взяла трубку, а я услышал пьяный смех её дружков. Неизвестность вперемешку с волнением щекотали нервы, заставляли дёргаться, как на иголках. Сарказм, привалившись к границам разума, неустанно вопрошал: – Ну, каково тебе почувствовать себя современным родителем?
Хотелось лезть на стенку. Кто бы мог подумать, что буду настолько отчаян из-за свалившейся на голову, но ставшей родной девчонки?! Родной ли? Сомнения забулькали, а я поддался им, будто желая отыскать в них утешение. Словно шлёпни передо мной кто тест днк, где будет значиться обратное, откажусь, отвернусь, забуду, как кошмарный сон. Насколько же мы успеваем быстро прикипеть к другим людям, когда годами не ведали нормального человеческого общения!
В голове мутилось от шуток, дисциплины, приказов, субординации. Жизнь солдата в разы проще, скуднее, беднее на эмоции. Лишь возвращаясь в суровый мир действительности, где тебя окружают гражданские, либо пугаешься и ищешь возможность вернуться к привычному, либо наоборот, утопаешь в гиперкомпенсации и пытаешься нагнать утраченное с утроенной силой.
И неважно с кем.
Кажется, сейчас я был во втором состоянии.
Взял ещё раз смарт, волнение заставило пыриться на медленно затухающий экран. Пять минут, десять, двадцать… Почти час взгляда в туманное бельмо пустоты. Дрёма явилась на смену апатии, окутав волной тепла с ног до головы ровно до того момента, как телефон взорвался звонком.
Незнакомый номер. Может быть, это Роман? Не осознавая, что делаю, мазнул пальцем по «принять» и поднёс к уху. Надежда в отчаянии хваталась за ниточку того, что это может быть Оксана. Как же мне этого хотелось!
Понял, если услышу рекламу о зубных протезах по новогодней скидке, смартфону наступит конец. Швырну в стену, чтобы в мелкие осколки по полу. Представил, как пугливо прыснет в сторону Тучка…
– Алло?
– Лёшка? – незнакомый голос. Уши ещё только пытались разобрать, а у меня сердце ухнуло в пучины отчаяния. Это не она. – Лёшка, слышишь?
– Слышу.
– Это я, Юрий… ну, дворник! – никогда бы не подумал, что связь настолько исказит его старческий голос. Внутренне напрягся, старик никогда мне не звонил. Если уж решился на такой подвиг, либо в Африке сдохло что-то монструозных масштабов, либо дело воистину срочнее срочного.
– Слушаю.
– Как ты по армейски-то… – он как будто даже разочаровался, но мигом прочистил горло и продолжил. – Тут девочка твоя.
– Где!? – вскочил с кресла, чуть не раздавив смарт, кажется, по защитному экрану побежала трещина от моей хватки.
– Да тут. На крышу полезла, сидит вот буквально на краю. Чего у неё, что-то новомодное из интернетов? Для сети снимает?
Край, крыша, девочка. Воображение оказалось гораздо на яркие впечатлительные картины. Где только нахватался таких?
– Я её тут с дрона увидал. Дай, думаю, позвоню, мало ли чего. Слышишь? Лёшка?
Смарт рухнул на пол, а я уже захлопнул за собой дверь и выскочил наружу…
Зябкий холод кусал ладони, норовил юркнуть под штаны. Надо было накинуть на себя хотя бы куртку. Мысли скакали за мной следом вскачь, а я перепрыгивал через несколько ступенек. Казалось, там, на крыше, ждёт взвод вражеского десанта, и если не уничтожу – всему конец. Быстро прогнал наваждение, толкнул прочь приоткрытую ржавую дверь. Скрип резанул по ушам, словно родом из жутких кошмаров. Ветер ударил в лицо, спеша захлопнуть распахнутую мной жестянку, будто надеялся удержать меня внутри.
Не ходи, не смотри, не говори.
Забудь.
Ему не повезло, что я настолько упрям. Снег захрустел под ногами, в тот же миг обожгли холодом намокшие носки. Когда только успел разуться?
Теперь уже неважно. А здесь холоднее, чем внизу. Ветер пел заунывную, грустную песнь декабрьского вечера, вьюга швыряла снег в лицо горстями. Видывали мы и не такие испытания.
– Оксана? – позвал колким, тихим голосом, слишком хрипло, сипло, слабо. Во второй раз гаркнул уже во всё горло.
Не отзывается. Где-то в глубине сознания тлела искра сомнения, а вдруг дядя Юра ошибся? Мало ли чего ему там привидится в этакую пургу со старых глаз да ещё и в предпраздничном настроении? Наверняка накатить успел, много ли опьянённому мозгу надо для того, чтобы дорисовать образ?
И всё же знал наверняка, старый ветеран не ошибся.
Дошёл до самого края. У тёплого, пышущего жаром короба внутридомового отопления приютилась миниатюрная, сжавшаяся в комок фигурка. Я даже не мог описать словами, насколько маленькой она показалась мне в тот момент.
– Оксана? – подошёл ближе, заглянул в раскрасневшееся от холода лицо.
– Привет, пап.
– Ты что тут делаешь? – сам не знал, на какой ответ рассчитывал. Где-то внутри сидело желание прямо здесь схватить эту маленькую паршивку за ухо, утащить домой. Забота говорила то же самое, только горазда была продумывать дальнейшие шаги: раздеть, натереть спиртом, налить горячего чая. Чего там ещё делают, чтобы не простудиться?
– Пап, если бы меня завтра не стало, что-нибудь изменилось бы в твоей жизни?
Почуял, как пересохло в горле.
– М-мы уже говорили об этом. Совершенно недавно.
Едва различимый кивок в ответ. Говорили, но, кажется, она не удовлетворилась ответом. Я протянул к ней руку, желая взять за рукав, поставить на ноги. Отдёрнула локоть так, словно я собирался ей навредить. В глубине девичьих глаз сверкнула страшная, жуткая обида. Ну что я опять успел сделать не так?
Её выкрутасы порядком осточертели, но я продолжал церемониться. Нина, Максим, Светлана – все в один голос пели, что мне следует быть терпимей. А ещё не пытаться понять её, а всего лишь сделать вид, что понимаю. Наверно, самая лучшая тактика…
– Ответь на вопрос!
Я в ответ сверлил её внимательным взглядом. Так хищник смотрит на отчаявшуюся, готовую на последний рывок жертву. Дёрнется, и кинусь на неё, повалю, обезврежу приёмом. Показывали же мне ребята, куда надо надавить, главное лишь не переборщить.
Она так и не дождалась ответа. А я не знал, что говорить в таких случаях.
Девчонка выдохнула.
– Я маме пыталась позвонить. Не только сегодня, каждый день. А сегодня она ответила.
Да что ж всё гадство-то собралось в один день?!
Я внимательно слушал дальше, ловил каждое слово. Девчонка горько рассмеялась собственной наивности, покачала головой. На щеке блеснула быстро застывающая капля слезы. – Знаешь, я вот думала, что уеду и… в ней что-то ёкнет. Что одумается, оглянётся назад, посмотрит на себя со стороны. Изменится. Примет ошибки…
– Скажет, что ты ей нужна?
Оксанка подняла на меня взгляд, полный недоумения, словно вопрошала, откуда я знаю. У меня начало прихватывать болью уши и пальцы, хотелось спрятать их в карманы. Оксанка оказалась умнее, явилась сюда в шапке и в перчатках. Ветер трепал локоны её светлых волос.
Я потеребил затылок.
– Когда-то я думал, что однажды уйду в армию, а отец… Ну, что он оценит, поймёт. Мы всегда надеемся, что тот, кто делает нам больнее остальных, заметит, что вместе с нами теряет нечто важное. А он не обратил внимания, даже когда я сказал ему, что ухожу в контрактники. Сказал лишь, чтобы я там сгинул и пропал, прямо как мать.
Теперь уже молчала она, а я продолжил.
– Я набил ему морду. На этом всё моё общение с ним закончилось.
– Стало легче?
– Нет. Да я и не хотел, чтобы стало легче. Хотел разорвать порочный круг наших застоявшихся отношений. А теперь посмотри на меня, Оксан. Зачем ты пришла сюда? Прыгнуть вниз? Чтобы головой и не в сугроб, а об асфальт? Не жалко себя, только чтобы на давно чужом лице появилась слезинка сожаления? Доказать… доказать что?
Она осадила, опустила голову, прикусив изгрызенные в кровь губы. Я шёл на неё медленно, сокращая дистанцию с каждым миниатюрным, но шагом. Не знаю, в каком она состоянии, но способна на любую глупость.
– Я хочу, чтобы она попросила прощения!
– И для этого поехала ко мне? Не для того, чтобы учиться, жить, взрослеть отдельно от того, кто всю жизнь мечтал только о том, чтобы ты сделала этот шаг? Ты ведь была на краю крыши, сама мне рассказывала. Но не шагнула. Теплила надежду, что она одумается? Или, может, решила, что в жизни ещё полно возможностей без того, чтобы кому-то что-то доказывать?
Шаг, ещё шаг. Словно минное поле. Едва слышный хруст снега, бешено колотящееся сердце. Жар моего дыхания, казалось, мог согреть всю эту крышу целиком.
– Она попросит у тебя прощения, и уже назавтра всё изменится, да? Станет лучше? Уйдёт вся та ненависть, что она выстраивала перед тобой стеной годами?
Её колотило от холода, кипучего молодого адреналина и страха. Прав я был тогда, мы оба с ней дети, которые стоят здесь и не знают, что им делать дальше. Ушей коснулся шорох лопастей, едва различимый в мареве пурги шнырял миниатюрный уборочный дрон. Надеюсь, дядя Юра уже продаёт билеты на нашу мелодраму…
– Он однажды позвонил мне. Отец. Когда меня показали по телевизору в одном из репортажей. Намекнул, что неплохо бы благодарному сыну вернуть должок за счастливое детство со своих наградных. Даже прощения просил. Хочешь также?
– Нет.
– А чего ты хочешь? Скажи прямо.
– Чтобы… что…
– Оксан, мир не меняется под нас, стоит нам закрыть глаза на неприятности, – от фразы несло заскорузлым повторением, неужели уже говорил ей об этом когда-то? Ветер хлестанул по лицу, заставив прищуриться. – Неприятности останутся с нами навсегда. Просто иногда пора уже сделать шаг.
– Хочешь, чтобы я сделала шаг? – неосторожно подобранное слово заставило её вспылить, глянуть в сторону края голодной пропасти. Я как будто пропустил её пассаж мимо ушей.
– … Переступить через прошлое. В прошлом мой отец, твой дед, жестокий тиран, свёл мать в могилу и того же желал мне. И либо я всю жизнь буду таить надежды, что однажды вселенная поквитается с ним за мои обиды, либо мне станет плевать. Я выбрал второй путь.