Пандарпур – Шетпал
Освобождение – это полное полагание на бога
В конце концов они добрались до Пандарпура, знаменитой святыни божества Витхобы. Рамдас уже был здесь однажды. В город вошли в полной темноте и долго блуждали по улицам в поисках дарамшалы. Им повстречалась старая женщина – простая чистая душа.
– Матушка, – обратился к ней Рамдас, – не будешь ли так добра подсказать нам, как пройти к дарамшале?
– Конечно, матушка, – был ответ. – Следуй за мной, мать, я провожу тебя.
Садху проворно засеменили вслед за ней.
– Моя мать Рукмини так добра, так милосердна! – продолжала она. – Она принимает все формы. Я вижу ее повсюду. Она – человек, птицы, звери, камни, звезды, солнце, луна. О, моя мать стала всем. Как она прекрасна! Она добра, всегда добра.
Так видела мир старая матушка. Все вокруг было для нее проявлением божественной матери. Они проходили мимо храма Рукмини. У входа старая женщина простерлась на земле и пять минут лежала неподвижно, отдавшись экстазу. Потом поднялась и сказала Рамдасу:
– Теперь, мать, можно идти. Пойдем дальше.
Миновав множество улиц и переулков, они, наконец, пришли к дарамшале, где устроились на ночь. Рамчарандас, должно быть, сильно проголодался. Он сказал, что пройдется по городу и поищет какой-нибудь еды. Вернулся он часа через два. Ранним утром они направили стопы к реке Чандрабхаге. Тут Рамчарандас выступил с неожиданной просьбой.
– Свамиджи, я хотел бы, чтобы вы посвятили меня в санньясу по всем правилам. Я обрею голову и покрашу одежду в оранжевый цвет, а потом уж искупаюсь в священной реке.
– Рам, твоя идея просто поразительна. – Рамдас был застигнут врасплох. – Пойми, санньяса это не та вещь, которую можно кому-то всучить или передать посвящением. Одеться в оранжевое и побрить голову – это еще не значит стать санньясином. Это состояние глубокого отречения от привязанностей к преходящим мирским объектам. Если ты не отдался Богу умом и сердцем, изменение внешности и одежды – чистое лицемерие. Если ты и вправду считаешь, что твой ум отринул объекты чувств, и мысль о Боге, пребывающем в тебе и во всем, ввергает тебя в экстаз, – тогда, конечно, можешь менять что хочешь – одежду и прическу, но только если ты уверен, что эта перемена пойдет на пользу твоему духовному росту и укрепит твою веру и убежденность. Не забывай, что цель – божественное видение. Так что этот вопрос ты можешь решить лишь сам, никто другой не сделает это за тебя. Рамдас может лишь щедро делиться с тобой своим опытом. Он носит оранжевую одежду, поскольку она ежесекундно напоминает ему, что он целиком посвятил себя Богу. Так что спроси совета у голоса Бога внутри и действуй.
Рамчарандас выслушал его молча и впредь этой темы не поднимал. Он искупался в реке и сел на песчаном берегу.
– Свамиджи, нам лучше остаться здесь хотя бы дней на пять, – предложил он через некоторое время. – Наши ноги в крайне плачевном состоянии. Они просто не годятся для дальнейшей эксплуатации.
– Пойми Рамдаса правильно, – начал Рамдас. Рам давно подбивал его просветить кое в чем Рамчарандаса, и теперь он был вынужден развить эту тему. – Прежде всего запомни, что он хочет тебе только добра. Со времени нашего знакомства ты был исключительно добр и внимателен к нему. Тебе уже многое пришлось перенести. Рамдас предупреждал тебя, что иметь с ним дело – болезненная процедура. Но все же хорошо, что ты разделил с ним все тяготы и лишения долгого пути от Мангалора до Пандарпура. Опыт – великий учитель. Но теперь ты хочешь, чтобы мы остались тут на несколько дней и подлечили раны на ногах, а его внутренний голос приказывает ему трогаться отсюда еще до вечера, и он обязан подчиниться. Рамдас не тащит тебя в новую череду страданий, когда ясно, что ты к ним не готов. Более того, странствие в одиночку будет тебе очень полезно. Независимая жизнь укрепит твою веру в Бога, а постоянное Его памятование наделит тебя сознанием силы и безопасности. Полностью положившись на Него, ты станешь абсолютно бесстрашен. Тебе нужно покончить с рабской приверженностью к Рамдасу. Стань одиноким бродягой. Бог внутри тебя. Всегда помни, что Он твой товарищ.
Привязанность и любовь Рамчарандаса к Рамдасу достигли такой степени, что разлука обернулась бы для него нешуточной потерей, и поэтому увещевания не возымели успеха.
– Свамиджи – запротестовал он, – я не допускаю и мысли, чтобы расстаться с вами. Я просто не могу оставить вас. – Он был тверд и не собирался уступать.
Время шло, и Рамдасом овладела апатия. Солнце стояло высоко в небе.
– Свамиджи, а не пойти ли нам в какую-нибудь аннакшетру?[138] По-моему, самое время, – прервал молчание Рамчарандас.
Зачем стенать?
Оба направились к городу. Поплутав по улицам, они нашли уже знакомую Рамдасу аннакшетру, где ему случилось обедать в прошлый визит в Пандарпур. В кшетре подавали обильную еду, но по правилам каждый день впускали только шесть садху. У входа Рамдас увидел семь садху, сидящих в ожидании обеда. Распорядитель столовой выбирал из очереди шесть человек. Рамдас ощутил побуждение немедленно уйти, так как ему не хотелось переходить кому-то дорогу, вступая в конкуренцию. В прошлый раз, в другой кшетре в этом же городе, он так и поступил. Но теперь с ним был Рамчарандас, и он, конечно же, откажется есть без Рамдаса. Скрепя сердце Рамдас остался.
В обычный час появился распорядитель с блокнотом, чтобы записать имена выбранных для обеда садху. Он осчастливил шестерых, включая Рамдаса и Рамчарандаса. Остальные ушли, кроме одного, который начал упрашивать распорядителя внести и его в список. Тот ответил, что сделать этого никак не может, так как по правилам обедом кормят только шестерых садху. Он добавил, что накануне тот был в числе избранников. Рамдас догадался, что «лишний» садху пристрастился именно к этой аннакшетре, поскольку здесь подавали отменную еду. Убедившись, что его просьба отклонена, садху попросил Рамдаса замолвить за него словечко. Рамдас смиренно сложил руки и стал умолять распорядителя:
– Рамджи, возьми и его. Ведь в столовой найдется еда еще для одного человека.
– Не лезь не в свое дело, – отрезал распорядитель, коротко и ясно дав понять, что в заступниках не нуждается.
Шестеро везунчиков (ох, так ли?) были приглашены в столовую. В унылом оцепенении Рамдас побрел вместе с ними. «Лишний» садху остался за порогом. Обед была подан шестерым. Мысль об обойденном садху терзала Рамдаса. Все были заняты едой, но кусок не лез ему в горло, хотя обед состоял из сладких рисовых шариков и свежих пирожков. Покончив со своей порцией, он вышел на улицу – и какое зрелище предстало перед ним? Седьмой садху все еще сидел на ступеньках. При виде его Рамдас почувствовал, будто его окатили ледяным душем. Тело покрылось мурашками, а сердце пронзила острая боль, как от удара ножом. Быстро подозвав Рамчарандаса, он спросил, есть ли у того что-нибудь съестное.
– Да, – ответил тот. – С полкило жареного гороха, в узелке одежды.
– Сейчас же отдай горох этому садху, а также все деньги, что у тебя есть, – приказал Рамдас.
Горох и несколько анн перешли к садху, но боль в сердце Рамдаса не утихла.
– Рам, Бог желает, чтобы Рамдас немедленно ушел отсюда, – сказал Рамдас и побежал прочь от кшетры, Рамчарандас – за ним. Сердце колотилось от неуправляемых эмоций. Слезы ручьями потекли по щекам, и он горько заплакал, как ребенок. Рамчарандас озадаченно косился на него. Рамдас бежал, пока не оказался у линии железной дороги. Тут он перешел на шаг, но рыдания не прекратились.
– О Господи, почему заставил Ты его сотворить такое? Зачем вынудил съесть обед в этой кшетре, когда голодный остался ни с чем за порогом? Ты приказал ему совершить жестокое, низкое дело. – Слезы душили его, и он безудержно разрыдался.
– О Господи, – рвались слова, – почему не предложил Ты ему вовремя уступить свою очередь лишнему садху или хотя бы потом отдать ему лист с едой и уйти? Ты, только Ты, Господи, его единственный советчик по всем. И во что же теперь Ты превратил его? В законченного бессердечного эгоиста. Как он мог так ужасно поступить? – Рамдас плакал навзрыд.
– Свамиджи, – не утерпел Рамчарандас. – Ваше горе совершенно неуместно, учитывая ваши достижения и отношение к жизни. Все это время вы втолковывали мне, что все происходит по Божьей воле и Он все делает к лучшему. Если сейчас Он заставил вас поступить таким образом, значит, только вам на пользу. Зачем тогда эти стенания?
– Ты абсолютно прав, Рам, – ответил Рамдас. – Все, что Он делает, к лучшему. Именно Он заставил его поступить так. И Он, опять-таки, побудил Рамдаса раскаяться и сожалеть и плакать – вот он и плачет.
Рамчарандас примолк. Рамдас, не разбирая дороги, шагал по острому гравию железнодорожной насыпи. Он одолел не меньше трех миль, как вдруг ушей его достиг жалобный вопль за спиной, вынудивший его остановиться. Он оглянулся и обнаружил, что Рамчарандас сидит в нескольких ярдах от него на краю насыпи.
– Свамиджи, боль в ногах ужасающа. Я не могу идти. Эти острые камни доконали меня.
Рамдас спрыгнул на ровную тропинку, идущую вдоль рельсов ниже насыпи, и поманил за собой Рамчарандаса. Они медленно двинулись дальше.
– Рам, – сказал Рамдас, – видишь, впереди маленькая станция? Иди туда и садись в первый же поезд на Курдувади. Рамдас идет дальше один. Нет, он не один – с ним Рам в образе скорби, одолевшей его для того, чтобы держать с Ним связь. Рамдас будет лелеять ее и наслаждаться ее обществом. Ступай же, смелее, Бог с тобой. Двигайся к северу. Смотри на мир и набирайся опыта. И главное: не забывай Его имя. Держась за Его имя, ты почувствуешь, что Он всегда с тобой.
Пока Рамдас давал ценные указания, вдалеке, со стороны Пандарпура, показался поезд.
– Смотри, поезд подъезжает. Давай беги на станцию, ты должен успеть, – велел Рамдас.
На этот раз воля Рама возобладала, продиктованная необходимостью. Крайне неохотно Рамчарандас распрощался с Рамдасом и припустил к станции – со скоростью, максимально возможной в его состоянии.
Бог возмещает ущерб
Рамдас видел, как Рамчарандас садится в поезд. Теперь он шел без всякой цели, то и дело разражаясь слезами при мысли об обеде в кшетре. Горе оглушило его разум, и мысль работала вяло. Ему становилось легче, когда он уходил внутрь себя и погружался в тихие глубины своего существа. На ночь он остановился в приюте для странников в маленькой придорожной деревушке. Один из местных жителей предложил ему что-то съестное, но Рамдас был не в том настроении, чтобы думать о еде.
Так он шел два дня от деревни к деревне. Он ничего не ел – не делал попыток добыть еду и не притрагивался к тому, что ставили перед ним. В сердце он ощущал пустоту, будто его выжгли огнем. Ноги распухли из-за волдырей и заноз. В таком виде он пришел в деревню под названием Шетпал, увидел храм Марути и лег на твердый каменный пол, прикрыв усталое тело своей единственной оставшейся одеждой. Время подошло к полудню. Рамдас не отдохнул и получаса, как услышал шаги: кто-то вошел в храм. Он натянул дхоти на голову. Через пять минут посетитель, совершив пуджу Марути, приблизился к Рамдасу и спросил:
– Ты кто такой? Рамдас не отозвался.
– Ну и что ты улегся здесь? – Друг отогнул край дхоти и приоткрыл его лицо. – Ты что-нибудь ел сегодня?
– По воле Рама он ничего не ест, – кратко объяснил Рамдас и хотел снова укрыться с головой, но незнакомец схватил его за руку и одним рывком поднял на ноги. Он был высоким и сильным человеком. Потом он буквально потащил Рамдаса за собой.
– Воля Рама такова, что сейчас ты пойдешь обедать ко мне домой. Давай-давай, пошли. Я не позволю тебе голодать, – объявил он.
Рамдасу пришлось подчиниться. Дом доброго друга состоял из узкой длинной комнаты. Передняя часть, выходящая на улицу, служила мелочной лавкой, а задняя использовалась как жилое помещение. Он провел Рамдаса на жилую половину, где молоденькая девушка, как оказалось, его дочь, готовила еду.
– Дитя, – обратился он к ней, – накорми сначала этого садху. Приготовь ему несколько мягких роти: у него совсем нет зубов.
Он расстелил на полу мешок из дерюги и пригласил Рамдаса сесть.
– Махарадж, – сказал он, – я бедный ничтожный лавочник, она – моя единственная дочь, жены у меня нет. Девушка не замужем, поэтому ничто не мешает тебе отведать ее стряпни.
Из этих слов следует, что имеется особый сорт садху, считающих зазорным принимать еду из рук замужней женщины. Однако Рамдас не только не относился к означенному сорту садху, но и не одобрял их взглядов на данный вопрос.
Еда тем временем подоспела. Добрый лавочник смешал в медной тарелке кусочки роти с гороховым карри и этой густой мягкой смесью начал сам кормить Рамдаса «с рук», совсем как мать, отправляющая в рот своему ребенку шарики каши.
«О Господи, теперь ты приносишь извинения Рамдасу за то, что заставил его сделать в аннакшетре, – подумал Рамдас. – Какая любовь! Какая доброта!»
Попрощавшись с лавочником, Рамдас побрел дальше и, миновав череду деревень, пришел в Анджангаум. Какой-то прохожий посоветовал ему пойти в дом деревенского старосты.
Рамдас вошел в квадратный двор в традиционном старинном стиле и уселся на веранде одной из внутренних построек. На другой стороне двора спали двое людей, с головой накрывшись белыми простынями. Кроме них, во дворе не было ни души. Стояло утро, часов десять. По своему обыкновению, он бормотал Рам-мантру. Видимо, звук божественного имени вывел из дремоты одного из спящих. Протерев глаза, он разбудил второго. Тот поднялся и скрылся в доме, а первый взглянул на Рамдаса и осведомился, чего он хочет.
– Рам отправил сюда своего слугу за бхикшей, – пояснил Рамдас.
Эти слова, похоже, произвели сильнейшее впечатление на вопрошавшего. Он предложил Рамдасу сесть на коврик, а Рамдас, движимый внезапным порывом, пустился в восторженное описание славы Всевышнего и могущества Его имени. Вскоре к ним присоединился второй друг. Первый оказался деревенским старостой – хозяином дома, а второй – его семейным пуджари, родом из Упалаи, деревни милях в трех от Анджангаума. Старосту звали Мадхаврао, а пуджари – Говиндой Джоши. Оба влюбились в Рамдаса с первого взгляда. Доброта Мадхаврао не знала границ. Он завладел ногами Рамдаса и начал гладить его ступни.
– Мало того, что они распухшие и стертые, но в них засела уйма заноз, – подвел он итог обследованию.
Джоши и Мадхаврао тут же занялись ступнями Рамдаса и, проворно орудуя двумя иголками, вытащили все занозы. Были замечены также глубокие трещины и кровавые раны – в некоторых местах кожа была стерта до мяса.
Мадхаврао раздобыл немного гхи и, заполнив им все трещины и полости, обильно смазал подошвы. Потом он повел Рамдаса мыться, предварительно нанеся на все его тело растительное масло. Рамдас не мылся несколько дней, и его кожа, немилосердно открытая дневному солнцепеку и ночному холоду, стала сухой, грязной и шершавой. Не лучшим образом сказалось и долгое голодание. Со всей деликатностью Мадхаврао вымыл Рамдаса с мылом. В разгаре купания Рамдас напомнил ему о Кришне и Судаме. С великой любовью и заботой Господь нянчился с измученным телом своего верного почитателя.
После мытья он был накормлен простым и сытным обедом. День и часть ночи прошли в беседах о преданности и жизни святых. Говинда Джоши пригласил Рамдаса в свою деревню Упалаи, и на следующий день они вместе покинули Анджангаум и еще засветло пришли в деревню.
Говинда Джоши был старым бедным человеком. На пороге его лачуги – а иначе его дом не назовешь – его жена встретила Рамдаса так, будто давно ждала его прихода. Стоило ему усесться, как она принялась растирать ему ноги и заговорила по-свойски, как с родным. Какая красота души, по-детски непосредственной и наивной!
Он остался с ними на пару дней. Сотни местных жителей приходили навестить его. Все трое – Джоши, его жена и сын, проявили к нему редкостное радушие. Надо сказать, что гостеприимство индийских семей – гордость и слава этой страны. Рамдас назвал эту чету «Атримуни и Анасуя», их сына – «Даттой», а их дом – «ашрамом Атри».
Из Упалао он пошел в Ангар, куда его пригласил деревенский староста, Бальвантрао. Здесь он также был принят с добротой и любовью. Оттуда он отправился с провожатым в местечко Мохол, где его приютил Джанардана Пант, школьный учитель. Это был человек с чистейшим сердцем, искренний искатель истины. Здесь Рамдас повстречался с еще одним школьным учителем, благочестивым Бабуджи, который позаботился о поездке Рамдаса в Шолапур на автобусе.
Вместе с Бабуджи они прибыли в Шолапур, и с его помощью Рамдас обосновался в храме Пандуранги. Он остался там на день и двинулся дальше, в сторону Биджапура.