Рисунок из «Книги тысячи и одной ночи», опубликованной в 1877 г. в переводе Эдварда Уильяма Лейна
Боевой дух в мужчинах острова не угас. Во время праздников они и ныне исполняют боевой танец, надев вселяющие страх маски, облачившись в диковинные одежды, украшенные связками кабаньих клыков, — и вооружившись копьем и щитом. Танцуя, они выкидывают замысловатые антраша, время от времени ударяя копьем в щит «противника». В каждой деревне на главной улице имеется тренировочная площадка, на которой сооружена десятифутовая стена. На площадке тренируются юноши. Их задача — разбежавшись и оттолкнувшись от возвышения, перемахнуть через эту стену. Сумевший выполнить нелегкое упражнение издает воинственный клич и потрясает кинжалом, отмечая свой успех и устрашая врагов.
С Суматрой связана и другая история, приключившаяся с Синдбадом. Совершая свое пятое путешествие, Синдбад после очередного кораблекрушения оказался на острове, подобном райскому саду: на острове звенели ручьи, пели птицы, росли плодовые деревья, яркие экзотические цветы. Однажды, прохаживаясь по острову, Синдбад увидел на берегу ручья старика в плаще из древесных листьев. Старик жестами попросил перенести его на другой берег ручья. Синдбад поднял его на плечи, пришел к тому месту, которое ему указали, и сказал старику: «Сходи не торопясь». Но старик не сошел с плеч Синдбада, а обвил его шею ногами, оказавшимися черными и жесткими, как буйволовая кожа. Синдбад испугался и хотел сбросить старика с плеч, но тот уцепился за его шею ногами и стал душить. Злой старик оказался шейхом моря. И вот Синдбад стал носить на себе этого старика, питавшегося плодами деревьев, а когда пытался отделаться от него, старик бил его и душил. В конце концов Синдбад со стариком на плечах пришел в одно место на острове, где увидел множество тыкв, среди которых были и высохшие. Синдбад взял одну большую сухую тыкву, вскрыл ее сверху и вычистил, а потом, наполнив ее виноградом, заткнул отверстие и, положив тыкву на солнце, оставил ее на несколько дней, пока виноград не превратился в вино, Синдбад стал каждый день пить его, чтобы скрасить свои страдания. От выпитого вина Синдбад приходил в веселое настроение и, заметив однажды эту веселость, старик сделал Синдбаду знак подать ему тыкву. Выпив вина, старик охмелел, члены его расслабились, и Синдбад сбросил его на землю, после чего ударил камнем по голове, выбив из шейха дух.
Шейх моря на плечах Синдбада (рисунок из «Книги тысячи одной ночи», опубликованной в 1877 г. в переводе Эдварда Уильяма Лейна)
Исследователи арабских сказок считают, что прообразом шейха моря послужили орангутанги. Эти человекообразные обезьяны и в самом деле похожи на морщинистого, иссохшего человека; их тело покрыто длинной рыже-бурой шерстью (чем не плащ из древесных листьев?); их задние конечности черные и жесткие; питаются орангутанги растительной пищей. Арабские мореходы, возвращаясь из дальних плаваний, рассказывали о многих необычных животных, обитающих на Суматре: о говорящих попугаях, о носорогах, тапирах. А вот орангутангов мореходы, вероятно, за животных не принимали, считая их обыкновенными дикарями, одним из племен, населяющих остров. Это заблуждение поддерживалось местными жителями. Аборигены Суматры, живущие в лесных поселениях, и поныне считают орангутангов людьми, свирепыми и жестокими, которых следует избегать — взгляд, прямо противоположный тому, которого придерживаются ученые: орангутанги — миролюбивые существа, легко приручаются.
Глава 11. Малаккский пролив
Из Сабанга мы отправились в дальнейшее плавание с новым, не хуже прежнего грота-реем. На рей пошло найденное нашими моряками в ближайшем лесу высокое дерево, которое ошкурили, обтесали и доставили на корабль. Впереди лежал Малаккский пролив — Салахат, как называли его арабы. Из семи морей, которыми шли в Китай арабские мореходы, Салахат — пятое море, на правом берегу которого находилось царство Великого махараджи, а на левом — порт Кала (вероятно, современный Кедах), куда корабли заходили за оловом, железной рудой и строительным лесом — товарами, имевшими в Китае устойчивый спрос. В Малаккском проливе ветер часто меняет направление, но в летние месяцы ветры все больше южные, для кораблей, идущих в Китай, неблагоприятные, встречные. Под воздействием этих ветров неблагоприятным становится и течение. Приняв во внимание эти незавидные обстоятельства, я решил идти по проливу, держась побережья Суматры и пользуясь сочетанием бриза и приливо-отливного течения.
Теперь «Сохар» бороздил не безбрежные воды Индийского океана, а шел вдоль берегов Суматры, поросших почти на всей своей протяженности тропическим лесом. За день мы проходили тридцать-пятьдесят миль, в зависимости от погодных условий. Временами «Сохар» штилевал, а временами продвижению вперед нашего судна препятствовал встречный ветер. В этом случае мы вставали на якорь, что позволяла малая глубина, не превышавшая шестидесяти морских саженей[74], и ждали попутного ветра.
Мы ушли из Сабанга 7 мая. Перед самым отплытием нам пришлось заделывать щели в днище. Их было немного, и они были узкими, но все же каждые три-четыре часа воду из трюма приходилось откачивать. Щель заделали с двух сторон (подводные работы выполнили наши ныряльщики), используя смазанную бараньим жиром хлопчатобумажную ткань. Течь прекратилась, и мне осталось опасаться лишь одного: не придется ли по вкусу бараний жир вечно голодным крабам, продолжавшим путешествовать вместе с «Сохаром»?
14 мая мы обогнули северную оконечность Суматры и вошли в Малаккский пролив. Холмистая местность на побережье сменилась болотистыми низинами. В проливе тут и там виднелись рыбачьи лодки. Рыбаки бросали в воду связку пальмовых веток с грузом, ждали, когда вокруг нее соберется рыба, а затем, окружив эту рыбу небольшой сетью, вылавливали ее. На наше необычное судно, медленно шедшее по проливу, они смотрели с любопытством. Иногда мы подходили к рыбачьим лодкам и за бесценок покупали рыбу себе на ужин.
Вода в проливе у берегов Суматры была теплой и мутной — реки и ручьи острова сносили в пролив донные отложения. У берегов плавали вырванные с корнем деревья, ветки, полузатопленные стволы, во время прилива качавшиеся на волнах. Да и морских обитателей в проливе было немало. Нередко в поле нашего зрения оказывались дельфины, охотившиеся за рыбой. А однажды внезапно всплыл серый горбатый кит. Он поднял в воздух чуть ли не все свое огромное туловище и, как нам показалось, с интересом взглянул на «Сохар», а затем с неимоверным шумом плюхнулся в воду. В другой раз какое-то существо, выставив над водой лишь странно выглядевший тонкий серповидный плавник, долго кружило вокруг нашего корабля. Что это было за существо, не поняли даже наши биологи. К удовольствию Эндрю, нам попались на глаза и несколько морских змей, а Дик и вовсе не остался в накладе. К спасательному тросу, тянувшемуся за кормой нашего корабля, который Дик регулярно осматривал, теперь, по его словам, ежедневно присасывались не десять — двадцать личинок ракообразных, как в водах Индийского океана, а сто — сто пятьдесят, что лишний раз подтвердило: теплый Малаккский пролив является местом активного размножения многих морских существ, обитающих в водах Индийского и Тихого океанов.
Однажды на палубу вышел Ричард с воздушным змеем в руках. На змее он собирался укрепить фотокамеру, чтобы снять «Сохар» с высоты. Зрелище обещало быть любопытным, и потому почти все члены нашей команды, устроившись на планшире, стали наблюдать за действиями фотографа. Подготовив свое детище к запуску, Ричард зашел в туалет, решив использовать это место как стартовую площадку. Однако фортуна в тот день явно не благоволила ему. Сделав неловкое движение, Ричард зацепился плечом за трос, и его соломенная шляпа, в которой он неизменно ходил, упала за борт. Зрители дружно хохотнули. Однако настрой публики Ричарда не смутил. Достав из кармана катушку с лесой, он кое-как закрепил ее на ограждении туалета и привязал змея к лесе, но только, видно, обыкновенным дилетантским узлом, ибо оманцы, доки по части морских узлов, заговорщицки зашушукались. Затем Ричард переместил змея за борт, катушка стала разматываться, а змей подниматься в воздух. Однако Ричард не учел силы ветра. Ветер подхватил змея и стремительно понес в сторону. Катушка бешено завращалась, давая ход лесе. Ричард попытался удержать лесу руками. Куда там! Нейлоновая леса жгла пальцы, и Ричард, заверещав, стал перекладывать лесу из руки в руку, сопровождая эти судорожные движения пританцовыванием на месте, отчего его набедренная повязка поползла вниз и едва не упала к самым ногам, вызвав на планшире непочтительный смех. В это время катушка с лесой упала на палубу и стала вращаться еще быстрее. Ричард не оставлял попытки удержать лесу. Но вот ее конец скользнул между пальцами незадачливого фотографа, и ярко-желтый воздушный змей отправился в свободный полет, устремившись к берегу Суматры (оказалось, что Ричард забыл привязать конец лесы к катушке).
Однако Ричард не сдался: у него был еще один змей. Он вынес его на палубу, прихватив и специальные кожаные перчатки. Таких перчаток у него было несколько пар, и то, что он не воспользовался этими причиндалами при первом запуске воздушного змея, я отнес к его всегдашней рассеянности. Надев перчатки, полуголый Ричард стал походить на Белого Кролика из «Алисы в стране чудес». Однако на этот раз запуск змея прошел успешно. Довольный Ричард стал прилаживать к лесе камеру, что оказалось нелегким и долгим делом. Сначала он поместил фотокамеру в пластиковый пакет, а затем — в диковинную люльку из мангрового дерева, к которой привязал надутый воздушный шарик на случай, если его драгоценная фотокамера сорвется и упадет в воду. Ричард провозился с камерой полчаса, но, когда он собрался поднять ее в воздух, случилось так, что возникла необходимость совершить поворот через фордевинд. Я подошел к фотографу, объяснил ситуацию и, сославшись на то, что бизань-рей при его перемещении вокруг мачты может запутать или порвать лесу, попросил Ричарда подтянуть змея к борту или вообще на время его убрать. Ричард кивнул, и я рассудил, что вопрос улажен.