– Папочка, миленький, где она? – затормошила она его. – Что случилось с Ксюшей?
Он непонимающе посмотрел на нее долгим взглядом.
– С Ксюшей? О, с ней, я думаю, все в порядке, – проговорил он. – Не понимаю, почему ты о ней беспокоишься.
Теперь настала ее очередь удивляться.
– Но как же! Ты сидишь тут, один, Оксаны нет, я подумала, с ней что-то случилось. «Бедная девочка» – ты же сам сказал!
Он взял ее лицо в ладони и слегка приподнял.
– Я не о ней говорил. Речь о тебе. Я боюсь, как ты с этим справишься.
Так вот в чем дело. Получается, все-таки дело в ней и ее предстоящем разводе. Отец, конечно, очень любит ее и переживает, но Магда никак не ожидала, что ее развалившийся брак окажется для него такой катастрофой.
– Ничего, пап. – Она села с ним рядом, придвинувшись плечом к его плечу. – Жизнь на этом не заканчивается. Ты же сам говорил: все можно исправить, кроме смерти. Если у него появилось какое-то новое увлечение, какая-то другая женщина, или даже женщины, я не собираюсь цепляться за него, за наш брак…
Она осеклась, потому что он резко отстранился от нее и пристально глянул ей в глаза, став в этот момент собою прежним.
– «Новое увлечение»? «Какая-то женщина?» – проговорил он. – Ты что же, ничего не… Но ведь Макс определенно сказал, что ты все знаешь! Ты оставила ему записку!
Разговор все больше напоминал театр абсурда. Магда с отцом бросали друг другу реплики, лишенные всякого смысла, каждый говорил о своем. Пора прекратить это.
– Папа, – осторожно начала она, – я случайно обнаружила, что у Макса есть другая. Косвенные признаки, но достоверные, их было много, и пазл сложился. Я не хотела видеть его, слушать лживые слова и объяснения. Написала ему на зеркале, что все знаю, и ушла ночевать к знакомой. – Она перевела дыхание и спросила: – Произошло что-то еще?
– Вот, значит, как… – Отец вновь опустил голову и сидел теперь, глядя в пол. – Выходит, судьба распорядилась. Ты написала, что все знаешь. Макс и подумал, что ты знаешь действительно все. Не стал дожидаться, пока ты приедешь ко мне и расскажешь – сделал это сам.
– Ты хочешь сказать… – начала Магда, в ужасе от того, что собиралась произнести.
– Именно так, девочка моя. Они обманывали нас с тобой. Ты была права, когда подозревала Оксану. Они любовники, и не было никакого ЭКО. Она носит ребенка Макса. Моя драгоценная жена беременна от твоего мужа. Вот такой водевиль.
Когда Магда вышла из отцовской квартиры, началась метель. Ветер с остервенением швырял снег в лицо прохожим, заставляя их отворачиваться, пригибаться к земле. Только выскочив из квартиры, она сообразила, что забыла вызвать такси, а сделать это в такой буран будет сложно. Снежинки падали на экран, приложение глючило.
– Я тебя отвезу, – раздался за спиной голос отца.
– Не надо, сама доберусь.
Но он не стал слушать, взял ее за руку и направился в сторону стоянки.
– Не волнуйся, заходить я не буду, говори с ним сама. Просто хочу убедиться, что ты нормально доберешься до дому.
Ехать было недалеко, но из-за снегопада движение оказалось затруднено, и дорога отняла больше времени, чем обычно. Магда и отец молчали, думая каждый о своем – но, видимо, об одном и том же.
Узнав правду, Магда не стала голосить и плакать.
– Давно это началось? – спросила она.
Отец схватил себя рукой за горло – привычный жест отчаяния.
– Я не стал выведывать. Да и не успел. Он приехал, забрал Ксюшу. Как-то быстро все… Она и вещи свои не взяла. Так, сумку с самым необходимым. Быстро собралась – как будто только и ждала, когда он позовет ее.
– Просто Григорий Мелехов и Аксинья. Ты догадывался? – задала Магда новый вопрос.
– Ни сном ни духом. Помыслить не мог о таком.
Ответив, он снова сник, и Магда пожалела, что спросила.
– Куда они поехали?
– В гостиницу, наверное. Или на съемную квартиру. Не знаю. Какая разница? К чему эти вопросы, если все разрушено?
Но для нее разница была. И вопросы были, и ответы получить хотелось.
Та, прежняя Магда, скорее умерла бы, но не стала встречаться с Максимом, спрашивать, выяснять. Закрылась бы в своей скорлупе, развелась и постаралась забыть обо всем. Конечно, это вряд ли удалось бы, поэтому до конца дней своих она так и жила бы прошлым, утопая в слезах.
Но нынешняя Магда желала расставить все точки. «Я не хочу остаток жизни просидеть, согнувшись в три погибели, как отец. Прижимая к себе фотографию Макса или перчатки, которые он мне подарил, – сказала она себе. – Он будет жить с этой змеей, растить ребенка, а я – сходить с ума от горя, лечить депрессию, перебирая прошлое, как четки, и виня себя во всех смертных грехах? Нет уж».
– Мне надо поговорить с ним, – сказала она. – Я должна посмотреть ему в глаза.
Отец не стал ее отговаривать. Она набрала номер сотового Макса, чувствуя, как подрагивают от волнения руки. Он ответил, и Магда, без лишних слов, попросила его приехать к ним в квартиру, чтобы они могли поговорить.
Примерно через полчаса они с отцом добрались, наконец, до дома Магды. Она смотрела на знакомый двор, на бегущих по нему людей, на автомобили, заваленные снегом, и ей казалось, что она видит это впервые.
Все изменилось, жизнь стала другой, и пейзаж тоже обрел незнакомые черты. Она снова подумала, как сильно точка зрения зависит от места, с которого смотришь.
– Мы с тобой как погорельцы, – грустно сказал отец, когда она подхватила сумку и стала выбираться из салона машины.
Магда хотела ответить что-то, но в любых словах было бы слишком много жалости к себе, так что она промолчала. Потрепала его по плечу и вышла из машины, окунувшись в метель.
Знакомый подъезд казался чужим. Она шла к лифту, поднималась на нужный этаж, подходила к двери квартиры – и все это время ее не покидало ощущение, что она идет в гости. То есть Магда, конечно, не могла бы здесь заблудиться, знала, на каком этаже и в какой квартире живет, но ощущения, что она идет домой, так и не возникло.
Правильно, наверное, говорят: дом там, где тебя любят и ждут. С другой стороны, как же тогда одинокие люди? Но, видимо, тут срабатывает иной принцип: в этом случае человек изначально настроен на самодостаточность. А вот если семья, родные и близкие были смыслом и опорой, а потом вдруг выяснилось, что опора насквозь прогнила и крыша заботливо выстроенного здания рухнула тебе на голову…
В общем, Магду больше никто не ждал, вот ее дом и умер. Превратился в коробку, наполненную мебелью и техникой.
Максим уже был в квартире. Когда Магда вошла в прихожую, он вышел навстречу к ней из кухни. Улыбнулся кособоко, не зная, куда деть руки. Она посмотрела на него, и он не выдержал ее взгляда, отвел глаза.
Магда подумала, что до ее прихода он, наверное, метался по комнатам, думая, как лучше встретить обманутую жену. Какое выражение лица будет более подобающим? Нужно ли выйти поздороваться или дождаться в гостиной?
– Нелегкое это дело – врать. Да, Макс? Особенно если привык считать себя правильным и порядочным.
– Здравствуй.
– И тебе не хворать.
Магда не спеша повесила пальто на плечики. Внутри все дрожало, но девушка старалась не подавать виду. Удивительно, но маска держалась, как приклеенная, и можно было подумать, что она и впрямь спокойна.
Они прошли в гостиную, сели друг напротив друга, как переговорщики.
– Где ты была вчера? – спросил Макс.
– Давай не будем делать вид, что тебя интересует моя персона. Мне бы, если честно, хотелось тебя послушать.
Он вскинулся, собрался возразить, но она не дала такой возможности.
– Не думай, удерживать не стану. Совет да любовь. Разведут нас без проблем: ни детей, ни материальных претензий – одни сплошные удобства и плюсы. Но, по-моему, хоть каких-то объяснений я все же заслуживаю. Может, ты и хотел, как вор – по-тихому, смотать удочки и растаять в темноте, но меня такой расклад не устраивает.
– Ты говоришь так… странно, не похоже на…
Она усмехнулась:
– Знаю, знаю, можешь не утруждаться. Не уходи от темы, пожалуйста.
Максим опустил голову, пожевал губами.
– Как ты узнала?
Магда закинула ногу на ногу.
– Самое забавное, что о вас с Оксаной я узнала сегодня утром от отца. А на зеркале написала о другом. – Она рассказала о звонке из фитнес-клуба. – Ну а ты так переполошился, что побежал к отцу, желая, видимо, поделиться своей версией и поскорее забрать возлюбленную. Прекрасный принц.
– Никакой версией я с Михаилом Сергеевичем не делился, – угрюмо ответил Максим.
– Так поделись со мной. Давно это у вас с Оксаной? Я имею в виду, как долго папа носил ветвистое украшение?
Максим вскочил.
– Магда, прошу тебя, оставь этот тон! Я знаю, мой поступок ужасен, ему не может быть оправданий, ты вправе злиться. Понимаю, как это выглядит со стороны… – Он смотрел чуть ли не умоляюще. – Ты сказала, что требуешь объяснений. Но я и сам хочу объяснить! Вовсе я не собирался скрываться. Ты ушла вчера – одним ударом разрубила этот узел. Думаешь, если бы я понял, что ты не знаешь про Оксану, то попытался бы тебя убедить, что у тебя паранойя и все показалось? Да нет же! Мы собирались рассказать, выбирали время, ждали подходящего момента, а тут – решилось за нас.
Он подошел к окну и какое-то время стоял, повернувшись спиной к Магде. Неподдельное страдание, которое звучало в голосе Макса, смахнуло ее показную уверенность и цинизм.
Она обвела взглядом комнату, где они так часто сидели рядышком, посмотрела на мебель и шторы, которые вместе выбирали, на маленькую трещину на стеклянном столике – Макс минувшей весной неаккуратно поставил чашку… И поняла, что крохотные детали, мелочи, из которых складывается большая жизнь, теперь будут вечно напоминать ей об ушедшем и несбывшемся, о предательстве Макса, о ее собственной вине и совершенных ошибках.
Боль – казалось бы, задавленная, прирученная, посаженная на цепь, – высвободилась, поднялась со дна души, затопила ее, готовясь выплеснуться слезами, и сейчас все усилия Магды сводились к тому, чтобы не заплакать.