Там, где раньше ждали безмолвные черные стражи, теперь стояла женщина в белом платье. Лера не видела ее много-много лет, но сразу узнала.
Выцветшие фотографии не могли передать обаяния улыбки, тепла ее взгляда. Лера не помнила, как звучит ее смех. В памяти не осталось нежности бережных прикосновений, запаха волос. Осанка, походка, привычки, словечки – все стерлось, забылось.
Эту потерю уже невозможно восполнить, но впервые Лера думала о невозвратном без горечи и ожесточения. Знала: разлука позади. А еще поняла: мама не бросила ее.
Прежде Лера думала, будто жизнь перестала быть нужна Магдане, потому что любимый человек отвернулся от нее. Новорожденная дочь не могла возместить потерю. Значит, без него мама не могла обойтись, а без нее – запросто.
Но она ошибалась.
Лера обернулась и посмотрела на отца.
– Это и вправду был несчастный случай, папа. Официальная версия оказалась верной: мама не убивала себя.
Никогда прежде Лера не видела, чтобы мужчина плакал. Отец не отворачивался, не прятал лица в ладонях. Слезы струились по лицу, и он не вытирал их.
– Спасибо.
Лера легонько сжала его пальцы и улыбнулась.
– Ты был прав, папа. За гранью все только начинается. – Она посмотрела на мать, стоящую на границе синевы в лучах света. – Мне нужно идти. Меня ждут.
– Я люблю тебя, дочка. Иди, не медли больше.
Выпустив отцовскую руку, Лера шагнула вперед.
Эпилог
Уже третью зиму подряд 29 ноября – в день, который перевернул их судьбы, – они приходили на кладбище. В прошлом году была жуткая метель: снег валил сплошной стеной. А сегодня – ясно и солнечно.
Отец пришел раньше, и, заворачивая на нужную аллею, Магда видела его, стоящего со склоненной головой возле черной металлической ограды.
Молча, не здороваясь, она подошла и взяла его за руку. Две молодые, красивые женщины, похожие друг на друга, безмятежно улыбались, глядя на пришедших с серых гранитных памятников.
– Я знаю, они в светлом месте, где им тепло и спокойно, – тихо сказал отец. – Но все равно… Тяжело.
На могилах Леры и Магданы лежали алые розы, которые он принес. Магда положила рядом белые хризантемы, Юрий – лилии. Ни он, ни она не стали ничего говорить в ответ, потому что любые слова в этот момент были бы банальны и пусты.
Они втроем еще некоторое время постояли возле дорогих могил и пошли прочь.
Автомобильная стоянка была почти пуста: кроме их машин, тут стояли еще две иномарки – обе белые. В теплое время года приходилось ждать очереди, чтобы припарковаться, а поздней осенью и зимой люди редко навещают своих ушедших близких, и те одиноко спят в холодной тишине, укутанные снегом.
– Ты сейчас на работу? – спросила отца Магда.
– Сегодня воскресенье, – улыбнулся он. – Мы вообще-то договорились, что я сейчас к вам поеду.
– Ну я и балда! Все дни недели в голове перепутались. Мне что понедельник, что пятница – все равно.
– Митюша с Ларисой?
Магда кивнула.
– Она к нам со своей Мышкой пришла. Мышка спокойная, как удав. И днем и ночью спит и ест, ест и спит. Не плачет.
– Мышка! – хмыкнул Юра. – Стоило называть дочь Марианной, чтобы потом кликать Мышкой!
– При Ларисе еще не ляпни! – Магда притворно сдвинула брови, глядя на мужа.
– Ладно, ребята, по коням, – скомандовал отец. – Поехали, целую неделю внука не видел. Он уж, наверное, вырос и деда успел забыть!
– Ага, вырос, жениться собирается. На Мышке, – сказал Юра, открывая перед Магдой дверцу машины.
Через минуту на стоянке остались всего два автомобиля.
Они уже подъезжали к дому, когда Магда вдруг сказала:
– Знаешь, о чем я думаю? Если бы не Лера, не вся эта история, мы бы никогда не встретились, Митя не родился бы. И я не сказала бы Ларисе, что Марат… ну, в общем, ты знаешь. И Мышки бы, наверное, тоже не было.
– Да, мне это приходило в голову.
– Но ведь получается, Лера страдала, и ее мама – тоже, они были жертвами обстоятельств, а мы… Как бы воспользовались их несчастьем… – Она раздосадованно ударила себя кулаком по колену. – Не могу нормально сформулировать! Ерунда какая-то получается!
– Я понял, что ты хочешь сказать, не волнуйся. По-моему, ты делаешь неправильные выводы.
– А какие тогда правильные? – спросила Магда.
– У каждого – свой путь. Свои ошибки и свое собственное благо. Каждый приходит в мир с определенной целью, не всегда понятной с обычной, мирской точки зрения. Откуда-то сверху эта цель видна и даже очевидна, но нет никакого смысла ломать над ней голову, находясь в той точке бытия, в которой мы сейчас находимся.
– Вот так просто?
Юрий пожал плечами:
– Ну, во-первых, не так уж просто, если люди веками ломают голову над вопросами высшей справедливости. А во-вторых, иногда у самых сложных вопросов оказываются простые ответы.
– Однажды мне уже сказали об этом, но я не поверила, – задумчиво проговорила Магда.
– Надо жить. Просто жить: любить, удивляться, прощать, растить детей, смеяться, надеяться. Даже страдать, если придется, – сказал Юра. – Что еще нам остается? И что может быть лучше?
Автомобиль свернул с большой дороги, заехал во двор и остановился возле дома, где их ждал сын.
Ася остановилась, воткнула лыжные палки в снег и попыталась оттянуть рукав куртки, чтобы посмотреть на часы. Напрасный труд – перчатка задубела на морозе и не хотела гнуться. Поискала глазами солнце. Вон оно – белое, едва заметное на таком же белом небосводе, уже почти касается веток деревьев. Еще немного, и короткий зимний день перетечет в ночь. И тогда станет еще тяжелее. Правда, есть фонарики, но вряд ли Стас согласится ими воспользоваться – свет может выдать их местонахождение тому, кто идет по пятам. Или не идет? Ася обернулась, поглядела по сторонам. Кроме Стаса, чья спина маячит довольно далеко впереди, – никого. И почему она согласилась на эту авантюру? Ведь сразу поняла, что это не для нее! Сорок километров! Если посчитать дорогу на работу и обратно и прибавить походы по магазинам, столько она проходит за неделю.
Не останавливаясь, Стас оглянулся, недовольно махнул рукой, и Ася, сунув руки в петли палок, пустилась вдогонку.
– Ну ты чего? – спросил Стас, когда Ася с ним поравнялась. – Привала еще никто не объявлял. Сейчас спустимся, – он указал палкой на довольно крутой склон, – дальше будет распадок. Там накатанное место – можно и в темноте топать. Пройдем его, и останется всего ничего – километров тридцать.
– Как тридцать? – Асин голос предательски дрогнул. – А сколько мы уже прошли?
– Какая разница? И не вздумай реветь! – возмутился Стас, но навигатор достал и, шевеля губами, стал подсчитывать: – Восемнадцать километров за три с половиной часа. Очень даже неплохо. Но расслабляться рано.
– Значит, осталось двадцать два километра? – пытаясь справиться с отчаянием, спросила Ася.
– Да нет же, нет! – Стас поморщился от такой беспросветной бестолковости спутницы. – Я же сказал, после того, как мы пройдем распадок, останется тридцать километров, вернее, двадцать девять с чем-то.
– Но ты же говорил…
– У нас на хвосте специально обученные люди. Они ждут, что мы пойдем по самой короткой дороге. А мы, вопреки их ожиданиям, сделали крюк, и теперь у нас гораздо больше шансов уйти от преследования. Неужели это непонятно? – Он уже почти кричал, и от этого крика, эхом разносящегося по притихшему сосняку, у Аси разболелась голова.
– Если бы ты заранее сказал…
– И что тогда? Что бы изменилось?
– Я не знаю… Голова болит… Сильно…
– Это от избытка свежего воздуха, – он уже взял себя в руки и даже попытался изобразить подобие сочувствия. – Ничего, еще часик – и устроим привал. Давай соберись! Я пойду не слишком быстро, а ты – за мной, делай как я. – И Стас двинулся вниз по склону.
Спускаться по глубокому снегу было непросто, и скоро у Аси заныли лодыжки. Зато, сконцентрировавшись на том, чтобы не упасть, она забыла о головной боли.
Ночь застала их в распадке, на узкой тропе, зажатой между двумя холмами, поросшими карабкающимися вверх соснами. Сначала в темноте растворились верхушки деревьев, а вскоре стало вообще ничего не видно, кроме эмблемы фирмы-производителя из светоотражающего материала на спине у Стаса – буквы «М» в тройном кольце.
«Как мишень», – сказал он, впервые примеряя костюм, но в целом снаряжением остался доволен. Костюмы и правда были замечательные. Легкие, практически невесомые, они защищали от холода и ветра. Производители гарантировали, что в них можно ночевать на снегу при температуре до тридцати градусов ниже нуля. И хотя Стас обещал, что спать под открытым небом они не будут, Ася уже успела убедиться, что безоглядно верить его словам не стоит.
Буква «М» впереди застыла. «Неужели привал?» – подумала Ася, чувствуя, что еще немного, и она усядется прямо на снег, причем так основательно, что сдвинуть ее с места сможет разве что бульдозер.
– Есть два варианта: устроиться на ночлег прямо здесь, – сказал Стас, – или добраться-таки до деревни. Тут совсем недалеко, не больше пары километров.
– Здесь, здесь! – энергично закивала Ася, и откуда только силы взялись.
– Здесь, здесь! – передразнил ее Стас. – Здесь придется грызть галеты из армейского пайка с чаем, не факт, что горячим. А в деревне может перепасть что-нибудь повкуснее. И спать у растопленной печки лучше, чем на снегу, пусть даже в фирменных костюмах. Синоптики, конечно, обещали, что температура ниже тридцати не опустится, но сама знаешь – они никакой ответственности за свои прогнозы не несут.
Асе абсолютно не хотелось есть. И к теплой печке не хотелось. Из всех желаний осталось только одно: упасть в сугроб, свернуться калачиком и уснуть. А еще лучше – предварительно отстегнуть голову, чтобы хоть ненадолго избавиться от вновь давшей о себе знать головной боли. Но Стас, похоже, твердо решил устроиться на ночлег в деревне и вникать в Асины желания не собирался.