– Ну, поздорову, бродяги. Если кого разбудил – извиняйте.
– Батюшки-светы! – мячиком скатился с нижней, по правую руку от стола, шконки бугор внутрикамерного значения по прозвищу Хват. – Братцы, никак сам Чибис? Вот уж кого не ждали, не думали, не гадали!
Соблюдая устоявшийся церемониал, следом с полатей ссыпались остальные страдальцы. Все, за исключением лежащего на одном из вторых ярусов Юрки. Чибис этот момент отметил, но вида не подал. Лишь с усмешечкой отреагировал на захлебывающуюся эмоцию старшóго:
– Ждали его с моря, да на корабле, а он с печки на лыжах выскочил.
Наводя порядок, Хват нишкнул парню с нижней по левую руку шконки, и тот торопливо принялся собирать манатки, перемещаясь свободным этажом выше.
– А тебя, фраерок, что? В малолетстве старших уважать не научили? – прошипел бугор в адрес Юрки. – Задницу от шконки, может, оторвешь?
– Меня учили старшим место уступать. Я, в принципе, готов. Только, гляжу, вы уже и без меня подсуетились.
– Слышь ты, гунявый? Не опасаешься, что я и осерчать могу?
– Не кипятись, – осадил не в меру суетливого старшóго Чибис. – Парнишка, судя по всему, не только человек молодой, но и до этих стен непривычный. Подрастерялся малость.
– А коли подрастерялся, за нами не заржавеет. Пособим, подсоберем, – огрызнулся Хват. Тем временем Чибис прошествовал к столу, выгрузил из карманов газетный кулек и осьмушку хлеба, распорядился:
– Разделите на всю артель. Чем богаты. Ну да, все едино: лучше маленькая рыбка, чем большой таракан.
Хват метнулся, развернул газетку и заблажил с придыханием:
– Зацените, братва! Какой человек с вами последним куском делится! Эхма, держите меня семеро! Снеточки! Вяленые!
Далее – не то экспромтом, не то выудив из подсознания посконно деревенское, затянул гнусаво:
Как по озеру Ильмéню
снетки плавают, пельмени
А сисятые бабцы
их хватают за концы…
Чибис же сосредоточился на крестнике капитана Ярового.
– Мил человек, сделай одолжение: спустись да представься чин по чину. Как зовут? Кто таков? Чьих будешь?
Юрий нехотя спрыгнул на бетонный пол.
– Звать Юрием. Просто человек. Папин и мамин буду.
Учуяв в словах парня плохо прикрытую дерзость, Хват двинулся было принять меры, но Чибис предупредительно цыкнул в его сторону, а остальные сидельцы навострили уши.
– Это всё? – уточнил Чибис. – В части представы?
– Пока хватит.
– Это смотря как хватит. Иной так хватит, что и в три дня не отлежишься.
– Может, и так. Да не всяк Тарас подпевать горазд, – парировал Юрий прибауткой, некогда услышанной им из речи Митяя.
– Реагируешь правильно, но интонация подводит, – оценил Чибис. – Мнится, паря, что ты за дерзостью своей неуверенность шхеришь. Что ж, это мы понять в состоянии. С пятерик почахнешь – привыкнешь.
– Так ведь это только к хорошему быстро привыкаешь. Но вот чтобы к таким… – Юрка пренебрежительно кивнул в сторону Хвата, – персонажам привыкнуть, боюсь, пяти лет маловато будет.
– Ты это кого щас персонажем назвал?!!
Оскорбленный бугор подскочил к парню, на ходу занося руку с явным намерением отвесить леща. Однако Юрка эффектно и исключительно ловко увернулся, посему мощный шлепок ладонью пришелся об железную стойку нар. Дальше – больше: поскольку инерционная скорость Хвата еще не была погашена, неуловимым движением Юрий успел заплести бугру ногу, чутка подтолкнул вперед – и Хват со всей дури грохнулся на пол. Причем уселся аккурат на пятую точку, вызвав предсказуемый гогот сокамерников. Впрочем, тут же пружинисто, как кошка, вскочил, рванул на груди (пуговицы вразлет) рубаху:
– Ну всё! Ты – покойник!
– Остынь! – спокойно, но при этом смеясь глазами, приказал Чибис и подошел к Юрке. – А ты, значит, у нас парень гордый? Подзатыльника от старших принять не готов? – Теперь взгляд матерого сидельца изменился, сделался пристальным, изучающим.
– Отчего же? Можно и принять. Только это смотря какой старший. Они ведь разные бывают. От вас, может, и принял бы.
– С чего вдруг мне такие аванецы?
– А у вас глаза другие.
– Это какие же?
– Был один человек. Он меня, помимо прочего, от подзатыльников уворачиваться учил. Так вот, у него тоже такие были.
Теперь Чибис посмотрел на Юрку уже с неподдельным интересом. Крестник капитана Ярового ему начинал нравиться.
– У тебя, чую, скоро тоже другие будут, – злобно ухнул из своего угла Хват. – Когда я тебе, паскуда, глаз на задницу натяну!
Юрий вознамерился было достойно огрызнуться. Но, уткнувшись взглядом в обнаружившуюся под рваной Хватовой рубахой наколку с изображением рыцаря и виньеткой текста, с ходу срубил тему и невинно поинтересовался:
– Извините, а вам кто эту наколку делал?
– А тебе-то хны?
– Да так… Просто с ошибкой написано.
– Какая еще ошибка? – забеспокоился Хват.
– У вас же там вроде как по-латыни? «Жить – значит бороться»?
– А ты-то, сопля, откедова в блатных наколках сечешь?
– Да я, собственно, и не разбираюсь, – пожал плечами Юрка. – Просто это девиз такой, известный. Я в одной книжке, еще дореволюционной, про него читал. Там говорилось, что в Средние века рыцарские бароны его на свои щиты наносили. Только по-латыни это звучит как Vivere est militare. А у вас вместо «милитаре» наколото «militame».
Хват удивленно опустил голову и, выпятив грудь, прочел по слогам:
– Ми-ли-та-ме… Хм… А ты точно знаешь или приблизительно?
– Абсолютно.
– Прибью, на хрен, Савоську! И ведь, гад такой, уверял, что тютелька в тютельку, тоже с какой-то старой книжки содрал… Блин, а как тогда милитаме переводится?
– Точно сказать не берусь. Но, возможно, это производное от латинского слова militiaman.
– И что оно означает? – заинтриговался уже и сам Чибис.
– Милиционер, – невинно ответил Юрка.
В следующую секунду стены камеры сотряслись от арестантского хохота, а Хват страдальчески схватился за голову и буквально завыл от такого вот прилюдного унижения.
– Бароны, говоришь, носили? – до слез, близко к истерике хохотал Чибис. – Это что ж получается? «Жить – значит мусорѝть»?! Ой, не могу! Повеселил, паря! Ну, повеселил! Вот, кстати, и погоняло для тебя сыскалось. Как мыслите, братва? Окрестим соседушку Бароном?..
Уже в сумерках на станции Глазов в купе подсели двое – молодая женщина с мальцом лет четырех-пяти. Барон без лишних слов уступил им нижнюю полку, перекинув свой матрас с постелью наверх, и женщина сразу взялась хлопотать с ужином. Похоже, до Глазова этим двоим пришлось добираться на перекладных.
Скоренько накрыв стол, молодая мамаша взяла пакет с помидорами (настоящими, с грядки) и наказала сыну:
– Петя! Ты посиди тут, с дядями, а я схожу помою овощи, и будем кушать.
– Не-ет. Не уходи.
– Не капризничай, котик. Я быстренько.
– Я с тобой!
– Нет. Со мной нельзя!
– Можно! Можно!
Читавший книгу сосед сверху недовольно скривился, а супружеская пара, ехавшая на боковых полках, осуждающе уставилась на женщину: дескать, экий избалованный ребятенок. Молодая мамаша адресованную ей укоризну считала, покраснела и зашептала сыну:
– Маме надо в туалет, понимаешь?
– И я тоже. И я с тобой в туалет! – сдал маму Петя.
– Прекрати сейчас же!
Оценив положение, Барон открыл чемоданчик, достал засаленную колоду карт, которую всегда таскал с собой, и, поворотившись к пацаненку, эффектным жестом сперва запустил атласную «змею» вдоль левой кисти, а затем тут же собрал ее обратно, со щелчком зафиксировав в ладони.
Мальчик Петя как разинул рот, так и… позабыл закрыть. А Барон взглядом показал женщине: мол, ступайте по своим делам, я его отвлеку, и та, благодарно кивнув, тихонечко ушла. В свою очередь Барон быстренько размялся на нескольких шаффлах [12] и перешел к нехитрым карточным фокусам.
Петя был покорен. Окончательно и бесповоротно. Да что Петя, даже сосед сверху отложил книгу и, свесив голову вниз, как завороженный начал наблюдать за карточными чудесами. В какой-то момент он не выдержал:
– Ловко! Я смотрю, с вами в карты лучше не садиться? Без штанов останешься.
– Отчего же? И на старуху бывает непруха.
– Еще! Я хочу еще фокус, – нетерпеливо перебивая старших, попросил малец.
– Желание публики – закон, – подмигнул ему Барон и снова взялся тасовать колоду, одновременно продолжая разговор с соседом. – На самом деле мой жизненный опыт свидетельствует, что садиться играть в карты не стоит лишь в двух случаях.
– И в каких же? Если не секрет?
– Первый – когда вы не можете себе этого позволить. И второй. Когда вы… можете себе это позволить.
Сосед расхохотался. Следом за компанию громко засмеялся Петя. В таком веселии их и застала вернувшаяся из туалета мать.
– Мужчина, спасибо вам огромное.
– Пустяки, не стоит.
– Петя, подвигайся к столу.
– Не хочу к столу! Хочу еще фокусов!
– Нет, брат, так дело не пойдет. В цирке объявляется антракт, зрители направляются в буфет.
Подобное разъяснение устроило Петю совершенно.
– Может, и вы с нами перекусите? – В ее вопросе угадывалась не только благодарность, но и интерес молодой женщины к симпатичному одинокому мужчине, запросто ладящему с детьми. – Не стесняйтесь. Нам бабушка в дорогу столько всего надавала – одним не осилить.
– Нет-нет, благодарю. Я уже отужинал. И вообще, мне, согласно заведенного распорядка, пора на боковую.
– Взрослые так рано спать не ложатся, – авторитетно заметил Петя.
– Э-э, не скажи: раньше ляжешь – раньше выйдешь…
Барон забрался на верхнюю полку и, отвернувшись к стенке, с головой накрылся одеялом. Ему не терпелось побыстрее стряхнуть с себя плотно заполненный событиями день, поэтому вырубился он почти сразу. Разве что успел подумать о том, что карточных фишек своих, похоже, не растерял, хотя последний раз упражнялся в них мало не полгода назад. Ну да не зря говорят – мастерство не пропьешь.