– Анфиса Феофановна… – осторожно начал Емеля, но тут же бухнул: – Кажется, я полюбил другую.
Ну не обучен он галантному обхождению, привык рубить правду в глаза!
Анфиса, казалось, вовсе не удивилась такому повороту событий.
– Какую ещё другую? – неприветливо прищурилась она.
Емеля почесал в затылке.
– Сам не знаю, – пожал плечами он. – Вспомнить не могу.
Царская дочка сурово сдвинула брови.
– А я думала, ты ради меня все эти подвиги совершал, – делано посетовала она и с нажимом продолжала: – Простой сын кузнеца. Без всякой посторонней помощи.
– Да я ж сам бы не смог, – простодушно признался Емеля. – Мне кто-то помогал. А вот кто – вспомнить не могу. Колдовство какое-то.
Глаза Анфисы торжествующе сверкнули. Этот дурачок сам во всём признался, даже выпытывать у него ничего не пришлось!
– Ага! Колдовство! – воскликнула она, а потом оглянулась, хотя рядом никого не было, и громко повторила: – Все слышали?! Колдовство!
Оказывается, вокруг беседки пряталось полно народу – из ближайших кустов появился сам царь-батюшка в сопровождении вооружённых стражников. Ничего не говоря, они схватили Емелю и под молчаливое одобрение царских особ куда-то поволокли…
Царский суд оказался скорым. Емелю признали виновным в колдовстве и обмане и приговорили к казни. Приговор решили привести в исполнение немедленно, чтобы другим неповадно было, и объявили об этом во всеуслышание на городской площади. Народ стал сбегаться к царскому терему, люди залезали на забор, чтобы увидеть всё своими глазами – никто не верил, что Емеля оказался колдуном и обманщиком. Парень успел всем полюбиться после того, как с помощью скатерти-самобранки накормил целый город…
Емеля стоял у забора босиком, в белых штанах и рубахе, руки его были стянуты за спиной, а глаза завязаны. Писарь тем временем, развернув свиток, зачитывал приговор.
– Все свои подвиги сын кузнеца Емеля совершил с помощью колдовства, поэтому свадьба его с царской дочерью Анфисой отменяется! – громко вещал он. – За связь с нечистой силой сын кузнеца Емеля приговаривается к казни.
Царь Феофан вышел на балкон, но почему-то молчал, не торопясь произносить обвинительную речь.
– А-а-ай! – наконец бросил он, махнул рукой и удалился, чтобы не видеть, что сейчас произойдёт.
Афанасий принял это как руководство к действию и принялся раздавать команды стрельцам:
– Шагом марш! Раз! Два! Три! Ру-у-ужьё!
Те послушно остановились напротив Емели и выстроились в ровную линию.
Анфиса, в отличие от отца, осталась в беседке понаблюдать за казнью до конца и убедиться, что свадьба с сыном кузнеца ей больше не грозит.
– Имеется что сказать в качестве последнего слова? – надменно вопросила она.
Емеля тяжело вздохнул.
– Жизнь, конечно, короткая получилась у меня, – начал он. – Но много хорошего было… В бане отец меня веничком попарит, простынкой обернёт… – с грустной улыбкой припомнил он, – а потом на руках в избу принесёт…
В лице Анфисы ничего не дрогнуло, зато Афанасий, слушая эту немудрёную речь, еле сдерживал слёзы.
– И ты такой маленький, а он такой большой, как богатырь… – продолжал Емеля. – Батя… – вздохнул он и совсем другим тоном обратился к стрельцам: – Стреляйте, братцы, не тужите, я всё понимаю – работа у вас такая!
Те с готовностью прицелились.
– Об одном только жалею. Забыл… – с тоской протянул он. – Что-то очень важное забыл.
Анфисе надоел этот балаган, и она решила поскорее его прекратить.
– Афанасий! – крикнула царская дочка и махнула платочком.
Слуга подошёл к стрельцу и поджёг фитиль пищали. Народ, облепивший забор, с замиранием сердца следил за происходящим.
– Отпусти его, – вдруг раздался чей-то голос.
Афанасий послушно затушил фитиль. По лестнице в беседку к Анфисе поднималась незнакомая девушка в белом свадебном наряде, её красивые распущенные волосы были украшены лентами и цветами.
– Какое чудесное платье! – притворно восхитилась Анфиса.
Девушка не обратила внимания на комплимент.
– Отпусти Емелю, – попросила она. – Он выполнял все задания сам, без волшебной силы.
– А зачем мне этот сын кузнеца? Да ещё без волшебной силы, пфф! – фыркнула Анфиса, уже догадавшись, кто перед ней.
Та самая Василиса, дочь Кощея, примчалась спасать глупого парня, в которого её угораздило влюбиться. Значит, сама такая же дурочка, хоть и волшебница…
– Этот сын кузнеца ради тебя пошёл на верную смерть и ни разу не струсил, – напомнила Василиса.
Анфиса пожала плечами.
– А я думаю, он просто хотел с царём породниться, – заявила она и повернулась к слуге: – Афанасий! – И она снова махнула платком, давая сигнал продолжать казнь.
– Я буду служить тебе, – торопливо проговорила Василиса. – Отпусти его.
– Воистину любовь творит чудеса! – издевательски усмехнулась Анфиса.
Василиса стянула с плеч и протянула ей свой блестящий рыбьей чешуёй платок. Анфиса взяла его и стала восхищённо разглядывать.
– Воистину, любовь творит чудеса, – повторила царская дочка и приказала Афанасию: – Отменить казнь! А этого, – она небрежно кивнула на Емелю, – выслать из города. И на пушечный выстрел не подпускать! – Анфиса довольно расхохоталась. Стоящая рядом Василиса молчала. – Значит так, – задумалась царская дочка. – Первое желание…
Опечаленный царь Феофан удалился в каретный сарай и занялся привычным делом – стал ошкуривать зажатый в тисках скворечник, роняя на него слёзы. Не мог государь смириться с тем, что лишится такого зятя, и не хотел смотреть, что дальше будет, в отличие от своей кровожадной дочки.
В сарай вошёл его слуга.
– Афанасий, я всю жизнь мечтал: вот с внуками буду нянчиться… – пожаловался он. – Понимаешь, с зятем на…
Тот ничего не ответил, а следом вошли вооружённые стрельцы. Афанасий подошёл к царю и молча снял с него корону.
– Ты что делаешь?! – удивился Феофан.
Стрельцы тем временем заколачивали большие окна в сарае, оставив только маленькое окошечко.
– А ну верни символ власти на место! – собравшись с мыслями, велел царь.
– Поменялась власть, – вздохнул Афанасий. – Царица Анфиса тебя на покой отправила.
Он вышел и запер дверь каретного сарая снаружи на огромный амбарный замок. Царь, ошеломлённый и оглушённый этим известием, остался стоять у двери, глядя в узкую щёлочку, как Афанасий подходит к Анфисе и водружает корону на её голову.
– Второе желание… – заявила довольная Анфиса и произнесла слова заклинания: – По щучьему велению, по моему хотению, желаю, чтобы моим мужем стал король Англии!
Появившийся во дворе лорд Ротман одобрительно кивнул – не расслышав последние слова, он подумал, что речь идёт о нём.
– Экселент! Восхитительно! – воскликнул он.
Желание исполнилось мгновенно – откуда-то издалека послышались звуки заунывной музыки, а вскоре открылись ворота и на дорожке появились два шотландца в клетчатых юбках. Один из них играл на волынке, а другой с поклоном протянул Анфисе конверт.
– Сударыня, – учтиво проговорил он на ломаном русском. – Наш король хочет просить вашей рука и сердце. Он готов выезжать из Лондон в сей момент.
– Какой король? – удивился лорд Ротман.
Анфиса не обратила на него никакого внимания.
– Передайте ему моё согласие, – величественно кивнула она.
– А как же я? – растерянно пробормотал посол.
– Определяю тебя в посудомойки, – распорядилась Анфиса и велела: – На кухню его!
Четверо стрельцов аккуратно подхватили лорда под мышки и понесли в сторону терема.
– Стойте! – пронзительно заверещал он. – Это возмутительно! Я же посол! Лицо неприкосновенное!
– Так мы лицо и не трогаем! – ухмыльнулся один из стрельцов.
– Третье желание… – задумалась Анфиса. – Ведь у меня их триста сорок три…
Служанки принесли сундук, и царская дочка небрежно кинула туда платок.
– Я что-нибудь придумаю, – пообещала она.
Торопиться ей было некуда.
Глава 18Ниточка с иголочкой
Емеле развязали руки, выволокли с царского двора, протащили по улицам и вышвырнули за городские ворота. С трудом поднявшись на ноги, он только тогда стянул с глаз повязку.
Ну и ну! Пойди разберись, что тут произошло! Только одно Емеля знал точно: жениться на Анфисе ему расхотелось. Емеле казалось, что он полюбил какую-то другую девушку, но никак не мог вспомнить подробностей. А потом стало и вовсе не до этого – его обвинили в колдовстве, скоропалительно осудили и приговорили к смерти! Не простила ему отказа коварная царская дочка…
Емеля уже прощался с жизнью, когда неожиданно пришло спасение. Он толком не понял, что случилось, услышал только чей-то голос, но не узнал чей…
И вот теперь он отпущен на все четыре стороны, но свободным себя всё равно не чувствует, потому что идти-то ему некуда! В столицу теперь путь заказан, домой возвращаться ни с чем тоже не с руки – односельчане засмеют. Да и перед батей стыдно… Да, натворил Емеля дел! Только одним своим поступком гордился – последнее желание с толком использовал – отцу зрение вернул. Кто-то ему помог – но кто это был?..
Емеля всё-таки зашагал в сторону родной деревни и к вечеру добрался до излучины реки, где когда-то оставил печку. Она по-прежнему стояла там, брошенная и одинокая, затонувшая до самой трубы. Емеля обрадовался ей как родной и забрался на своё любимое место, где привык спать. Правда, он оказался практически в воде, но его это не смутило.
Заложив руки за голову, Емеля с грустью уставился в небо. Ему не спалось. Было ясно, и в темноте сверкали далёкие холодные звёзды, завораживая призрачным светом. Он так долго смотрел на них, что звёзды постепенно стали таять в его воображении, оборачиваясь обрывками воспоминаний.
Вначале ему вспомнился одинокий домик у дороги, где обитала пара милых старичков, даже к старости не утративших любовь и нежность друг к другу. Вот руки старика разламывают картофелину, кладут половинки на тарелки. Емеля обернулся, но никого рядом не увидел…