Рано утром звон камней каменистой осыпи заставляет высунуть из полога голову: по склону горы бредет стадо молодых горных козлов. Некоторые козлята резвятся, на ходу бодаются, гоняются друг за другом. Они начали самостоятельную жизнь, отбившись от маток на время гона.
Едва исчезли козлята, как раздался звучный флейтовый крик ворона. Проснулись белоголовые сипы, выскользнули из ниш, разукрашенных белыми пятнами, и поплыли в воздухе навстречу солнцу.
Восточнее ущелья Ащи-Су, с того места, где горы Чулак переходят в горы Матай, по направлению к горам Улькункалкан тянется полоса лёссовидных суглинков, местами прерываемая щебнистой пустыней. По ней разбросаны маленькие оазисы, из зарослей ив, лоха, джингиля и других мелких кустарничков. Это и есть Мынбулак, или, в переводе на русский язык, «Тысяча ключей». Иногда на сухом месте близ ключей растут тростники и небольшие саксауловые заросли вперемежку с разнолистным тополем. Каждый оазис — маленький мирок, населенный своими обитателями. Сюда ночью приходят на водопой джейраны, из-под кустов выскакивают зайцы, на деревьях вьют гнезда миниатюрные горлицы, меж холмов мелькает рыжая шубка лисы, а по буграм всюду пестреют холмики многочисленных колоний больших песчанок. У одного из ключей и был раскинут наш бивак. Здесь предстояло много дел. Надо было познакомиться с миром насекомых оазисов и выяснить полезных и вредных для древесной растительности.
По утрам над ключом раздавались крики чернобрюхих рябков. Стремительные птицы описывали несколько кругов вокруг оазиса и, слегка планируя, садились на край лужицы. Несколько секунд птицы совершенно неподвижны, и только их головки осторожно поворачиваются в стороны, старательно разглядывая, нет ли чего подозрительного. Потом, семеня короткими шажками маленьких ног, подбегают к воде, жадно льнут к ней, быстро, не отрываясь, напиваются, взлетают и с чеканящим криком уносятся вдаль.
Иногда раздавался более мелодичный крик саджи — другой характерной птицы пустыни, похожей на чернобрюхого рябка. Ноги саджи почти без пальцев и напоминают маленькие копытца, из-за которых птицу еще называют копыткой. Если чернобрюхий рябок на зиму улетает к югу, то копытка остается на месте. В это время она собирается большими стаями, совершая перекочевки. Известны случаи, когда в годы массового размножения стаи копытки залетали далеко от родной пустыни в Европейскую часть СССР до Архангельска, в Англию, Данию. Кое-где, в частности на песчаных дюнах Дании, саджа пыталась даже гнездиться.
Иногда с гор прилетали сизые голуби. Они были более осторожны: долго летали вокруг оазиса, садились вдали от ручья, приближались к нему осторожно, тревожно поглядывая вокруг.
Переезжая с одного ключа на другой, мы однажды обнаружили в коляске мотоцикла мертвую домовую мышь. На стоянке привлеченный запахом продуктов грызун забрался в машину и отправился с нами путешествовать. По-видимому, на первом же ухабе размытой селем дороги наш пассажир был раздавлен вещами.
Домовая мышь обитает в степях и пустынях Советского Союза в диком состоянии и ведет независимый от человека образ жизни «вольного» животного.
Близ оазисов на земле часто белеют рога и кости джейранов — следы охоты волков. Один из занятых нами ключей, по-видимому, служил приютом для серых хищников, так как в первую же ночь с ближайшего холма раздался громкий вой волчицы, к которому присоединилось нестройное тявканье волчат.
Самый крайний ключ, различимый в бинокль, находится примерно посредине дороги к горам Калканам, недалеко от нас километрах в двадцати, и мы, не торопясь, выезжаем к нему после обеда, рассчитывая доехать до захода солнца. Но нас ожидала неудача: в покрышку вонзилась большая колючка от лоха и проколола камеру. Починка камеры отняла много времени, и, когда все было закончено, солнце уже спустилось за горизонт. Пришлось ехать со светом.
Обычно после жаркого дня в пустыне быстро наступает прохладная ночь. В полосе света вспыхивают яркими комочками ночные бабочки. В неподвижном воздухе маленькими искрами загораются, собравшись роем, комарики и ударяют в лицо, как мелкий песок, принесенный порывом ветра. Перебежала дорогу большая фаланга и, увидев машину, повернулась, встала в позу обороны, шевеля острыми челюстями. Иногда из-под колес вспархивают заночевавшие жаворонки и растворяются в темноте. Теперь понятно, почему на дорогах в пыли встречаются маленькие ямки. Оказывается, на ночь жаворонки на чистом месте выкапывают для себя небольшое углубление.
Потом, ослепленный светом, странно подскакивая кверху и меняя направление, запрыгал в замешательстве тушканчик, взмахивая, как белым платочком, длинным хвостом с кисточкой белых волос на конце. Зверек обладал весьма забавной внешностью и сильно напоминал кенгуру. Поймать тушканчика трудно, настолько он стремительно и неожиданно поворачивает в разные стороны. Хвост тушканчика — своего рода опора, третья нога, регулятор резких поворотов, и, наконец, хорошо видный в темноте обманчивый ориентир для того, кто вздумает погнаться за грызуном. Взмахнет «белый платочек» в одну сторону, а сам тушканчик свернет в другую.
Через дорогу перекатывается темный шарик. Это ушастый еж. Можно уверенно останавливать машину и идти его разыскивать. Он не станет спасаться бегством и, свернувшись в клубочек, застынет на одном месте. Ушастый ежик заметно меньше обыкновенного европейского ежа, обитателя леса. Большие ушные раковины свидетельствуют о том, что на открытых пространствах пустыни ежик пользуется для поисков пищи, (насекомых) не только обонянием, но и слухом. Колючки у этого вида, по сравнению с лесным ежом, не столь жесткие, а само животное так доверчиво, что через несколько минут пойманный ежик развертывается, показывая забавную остренькую мордочку с любопытными черными глазками-бусинками. На следующий день после поимки ежик становится совершенно ручным, но, сколько бы его ни держали в неволе, всегда спит днем, а с наступлением ночи поднимает в комнате громкий шум и возню.
В пустыне часто встречаются шкурки ежей, свернутые плотным шариком. Это следы охоты лисы и хищных птиц. Съев добычу, они оставляют только одну колючую кожу, мышцы которой, сокращаясь, сворачивают ее в клубок. Потом все это засыхает на солнце и, пока кожу не съедят жуки-кожееды, долго будет лежать, как живой свернувшийся еж. Каким образом лисица убивает ежа, неизвестно. Хищные птицы поднимают ежа высоко над землей и бросают его вниз: разбившееся животное уже нетрудно расклевать.
Через час пути впереди появляется темный оазис, и тут внезапно на фоне почти черного пятна древесной растительности вспыхивает множество ярких, зеленовато фосфоресцирующих огоньков: они вздрагивают, перемещаются, застывают на месте, потом плавно несутся в сторону и исчезают. Все это настолько необычно, что мы не сразу догадываемся, что это джейраны, легкие тени которых уже проносятся мимо машины и скрываются за холмом. Впоследствии, проезжая на автомашине, ночью в пустыне я много раз видел отблески глаз лисиц, волков и джейранов, удивлялся тому, насколько они ярки, но первое впечатление осталось на всю жизнь, как необыкновенное видение.
Издали Калканы похожи на двух гигантских черепах, замерших друг перед другом. Вблизи это сходство еще более усиливается, и, быть может, поэтому они, напоминая панцирь черепах, и названы Калканами — по-русски — «щиты».
Когда-то, много миллионов лет назад, на месте Калканов было большое озеро. Оно исчезло, оставив после себя толстый слой ярко-желтых, красных и белых глин, перемешанных с галькой. Потом на месте озера поднялась складка, обнажились материнские породы, складку размыло посредине водой, развеяло ветром, и возникли две горы — Малый и Большой Калканы, прикрытые с северной стороны, там, где было озеро, разноцветными глинами. Глины эти постепенно размыло, и образовались цветистые холмы.
Вначале дорога на Калканы вьется по ровному полю щебнистой пустыни, затем ныряет среди глиняных холмов. Калканы, серые, угрюмые и плоские, приближаются с каждой минутой. Внезапно в разрыве между ними показывается большой, остроконечный, яркий, почти оранжевый конус. Как пирамида раскаленного металла, он светится между серыми Калканами. Потом в ложбине открывается рощица туранги, за ней в самом разрыве другая, окруженная редкими кустиками саксаула[8]. Оранжевый конус вырастает и становится громадной песчаной горой, закрывающей горизонт пустыни позади Калканов.
В рощице глубокая тень от разнолистного тополя, полоска густых тростников, маленький бесшумный ручеек с прозрачной водой. После жаркой пустыни здесь особенно остро ощущаются приятная прохлада и влажный воздух.
Иногда деревья густо обвиты плетями травянистой «лианы» — ломоносом с белыми шапками пушистых семян. А немного дальше от ручья, по направлению к громадному песчаному бархану, длинной полосой протянулся редкий саксаульный лес, с тоненькими тенями, молчаливый и тихий под палящим солнцем. Вдали от ручья, на вершине желтого глиняного бугра, также зеленеют тростники, окруженные турангами. Но здесь воды нет; она под землей; ее, видимо, мало, и старая туранга уже не выдержала борьбы за воду, засохла и стала похожа на ведьму с распростертыми в стороны корявыми, узловатыми руками. На ярко-желтой глади подошвы громадной песчаной горы виднеются зеленоватые пятна белого саксаула и другого, также безлистного, кустарника песчаной пустыни — джузгуна. Не видно никаких животных, не слышно птичьих голосов, и весь этот большой мир с громадными «щитами черепах», странной песчаной горой и зеленым оазисом застыл в немом молчании, будто притаился, завидев неожиданных для столь безлюдного места посетителей.
Высоко над горами в сторону реки проносится стайка чернобрюхих рябков, исчезает за песчаной горой, и снова все тихо в пустыне. Внезапно до нашего слуха доносится какой-то глубокий, вибрирующий гул. Он растет, ширится, и будто земля в такт ему слегка колышется под ногами. Это не ветер, так как деревья неподвижны, ни один листочек на них не дрожит, и тростники застыли. Вдруг гул смолкает. Потом кажется, будто и не было его и только эта странная музыка пустыни почудилась. Может быть, это шум парохода? Но до реки, судя по карте, не менее 10 километров.