Четкими и выразительными линиями изображено целое стадо козлов. Позы неповторимы, и в каждой из них столько выразительности и движения!
Чуть было не прошел мимо интересного рисунка. Он очень стар и едва виден. Это она, дикая лошадь, не знавшая кнута и узды. На нее вскочил какой-то хищник, впился зубами в загривок. Рядом бегущий стрелок из лука поразил своего противника, и тот, смертельно раненный, падает навзничь.
Хорошо бы забраться еще выше. Там виден большой камень, и, наверное, тоже с рисунками. Я вижу крупное изображение двух верблюдов. Художник, выполнивший панно, потратил на него немало времени. Фигурки человечка и всадника подрисованы позже. Всадник немного похож на предыдущее изображение рыцарей, только выписан менее искусной рукой. Кроме того, он держит не копье, а длинную палку с большим набалдашником на конце. Что бы это могло значить?
Рисунки очень древние. Им несколько тысяч лет. Это я знаю по предыдущим находкам. В поисках их я незаметно забираюсь на самую вершину горы. Отсюда хорошо виден наш бивак, маленькая голубая машина, разостланные возле нее постели, догорающий костер и наклонившаяся над этюдником фигурка моего спутника.
— Юра! — кричу я изо всех сил. — Скорее идите сюда, смотрите: здесь на камнях картинная галерея древних художников.
Юный художник вначале отмахивается от меня, потом догадывается, в чем дело, и вот мы оба лазаем по камням и ликуем перед каждой новой находкой.
— Вы подумайте, — с восхищением говорит Юра, вглядываясь в камни, — сколько экспрессии, какая выразительность, и все это вместе с каким-то торжественным, прямо-таки эпическим спокойствием! И это на камне и камнем высечено дикарями. Нет, это просто изумительно, восхитительно… — перевел дух и добавил: — Просто сумасшедше хорошо!
Солнце склонилось к горизонту, загорелись красным цветом снежные вершины далеких гор. Пора на бивак да спать. Завтра трудный день: мы должны встретиться с Балхашем.
Затих ветер. Зазвенели в воздухе комары. Юра скатывается с горки, мчится к машине. Он не привык к укусам, чешется, а от этого только хуже. Красные желваки еще больше зудят. Я успокаиваю его:
— Под пологом ни один не тронет. Ночь будем спать спокойно!
Когда же я, отстав, спускаюсь с гор и подхожу к биваку, вижу странную картину. Юрий лежит в постели, плотно закутавшись в марлевый полог, и негодующе стонет:
— Ни к черту не годятся ваши пологи. Кусаются через них проклятущие комары!
Растянуть полог над постелью он не догадался.
Ночь проходит коротким мгновением, и опять с раннего утра стремительный бег на маленькой машине по асфальтовому шоссе мимо гор, долин, пашен и поселков. Мелькают мосты, мелькают телеграфные и километровые столбы. Все это скоро кончится. Вот станция Лепсы. Больше не будет асфальтового шоссе, не будет и населенных пунктов. Здесь последняя заправка горючим и закупка продуктов.
Впрочем, как не будет населенных пунктов! Проселочная дорога тянется вблизи железнодорожного пути. Кругом желтые песчаные холмы, редкие кустики саксаула, маленькие разъезды и глушь. Иногда мимо проносится шумный поезд, выглядывают из окон люди, кто-то приветливо машет рукой, в вагоне-ресторане за столиками у окон сидят пассажиры, и мы, глядя на них, как-то особенно хорошо ощущаем, что одежда наша запылена, нас мучат жажда, жара… Поезд проносится мимо, и снова тишина.
Мы минуем один маленький разъезд, другой. И вдруг… за желтой кромкой пустыни показывается изумрудно-синяя сверкающая полоска. Она так неожиданна и ослепительно красива! Это Балхаш.
— Какие краски, какая синева! — радуется художник.
Озеро кажется совсем рядом, за полотном железной дороги.
— Нет, вы всмотритесь внимательно, — продолжает Юрий, — только желтый цвет безжизненных песков может так оттенить потрясающую синеву воды!
Не терпится встретиться с озером. Но бесконечные холмы да полотно железной дороги разделяют нас от синей полоски Балхаша. Там, наверное, прохлада и запах водного простора. Здесь же полыхает солнце и пышет зноем раскаленный песок. По тяжелой песчаной дороге машине нелегко, мотор перегревается. Приходится останавливаться. К счастью, недавно прошли дожди, песок еще плотен и мало разбит.
Юре все интересно, он задает бесконечные вопросы. И конечно, больше всего о Балхаше.
Озеро Балхаш — реликт, остаток когда-то существовавшего внутриматерикового моря. Оно занимает значительную площадь, около 17,5 тысяч квадратных километров. Наибольшая глубина 26 метров. Его длина 605 километров, ширина до 74 километров. Оно вытянулось узкой полосой с востока на запад. Восточная его половина, где приток речных вод незначительный, — с соленой водой, непригодной для питья; западная — с пресной, приносимой большой рекой пустыни Или. Озеро расположено в зоне типичных пустынь различных типов. Климат здесь суровый, континентальный. Лето жаркое. Зимой морозы, иногда как в Сибири. Часты сильные штормовые ветры. Берега озера, особенно северо-восточные, не населены и глухи. Лишь на севере расположены рыболовецкие колхозы и рыбные заводы да небольшой горнопромышленный город одноименного с озером названия.
Озеро изобилует рыбой, по его берегам гнездятся водоплавающие птицы, в том числе и такие редкие, как лебеди, журавли, белые цапли, колпицы, пеликаны. На берегах озера много мест с отличнейшими, ныне совершенно безлюдными, чисто морскими пляжами. Когда-нибудь озеро станет местом массового отдыха, водного и автомобильного туризма и лечения трудящихся.
Пора остановить машину, остудить мотор, осмотреться. Но едва я вышел из нее и стал на землю, как почувствовал, что почва подо мною чуть хрустнула и стала оседать, а одна нога внезапно провалилась почти по самое колено. Из неожиданно образовавшейся ямки выскочил длинноухий, большеглазый зверек на длинных задних ногах и заскакал вокруг, размахивая длинным хвостиком с ярко-белой кисточкой на самом кончике.
Это был большой тушканчик.
Он не стал убегать, а затаился вблизи, замер, поглядывая на нас большими черными, выразительными глазами, поднял длинные ушки, потом тесно прижал их к спине. Я почти вплотную подошел к нему. И он, глядя со страхом на меня и едва-едва шевеля длинными черными усами, не двинулся с места, будто собираясь со мной познакомиться. Но увидев собаку, тушканчик взметнулся и поскакал по пустыне, размахивая белым платочком на кончике хвостика.
В том месте, где я провалился, оказалась норка. В ней лежали три слепых и очень забавных, таких же длинноногих, как и их мать, детеныша. Я взял их в руки. Несмышленыши тесно прижимались к руке, чувствуя ее теплоту.
Разглядывая тушканчиков, краем глаза я неожиданно увидел почти рядом с собой их мать. Пришлось зверьков быстро положить обратно. Она примчалась к норе и, насторожив свои длинные ушки, вглядывалась в непрошеных пришельцев выпуклыми черными глазами. Потом заскочила в свой дом, быстро-быстро мордочкой выгладила ход, убрала лишнюю землю, разровняла постель и уложила на нее своих детей, выскочила наверх, опять внимательно поглядела на меня, почистила мордочку, обскакала вокруг свое жилище и снова скрылась. Но ненадолго. Снова выбралась наверх, будто желая узнать, что мне здесь, собственно, надо возле ее дома с маленькими детками. Но я сидел смирно, и мы расстались друзьями.
— Какой милый зверек! Вы подумайте, какой красавец! — восхищался Юрий. — А какие глаза, сколько в них материнского чувства, тревоги за детей, озабоченности! Нарисовать бы ее с длинноногим детенышем, — продолжал художник, вспоминая встречу с тушканчиком. — Ну чем не мадонна?!
Солнце стало еще жарче, чаще перегревается мотор. Хочется пить. Пора сделать передышку, пообедать.
Холмы сгладились. Появились редкие кустики саксаула. Место для обеда отличное, дров — хоть отбавляй. Вот только везде всякие норы, но не обязательно, чтобы из каждой ползли блохи. К тому же блохи специфичны: приучились пить кровь только определенного хозяина, большей частью одного вида.
Быстро разгорается костер из саксаула, закипает чайник. В жару только горячий чай утоляет жажду. Разостлан тент для еды. Но едва я уселся на стульчик, как рядом что-то зашипело, забулькало, тоненькой струйкой под землю посыпался песок, обнажая вход в нору. В ее темноте блеснула пара черных глаз. Кто там такой? Придется откопать хозяина норки.
Два-три взмаха лопаткой — и с нее вместе с песком сваливается совсем неожиданное существо, плоское, как лепешечка, розовое, сверху утыканное короткими и редкими шипиками, расположенными в несколько правильных продольных рядов. Настоящая пластмассовая щетка для головы! Снизу колючей лепешки торчало пять коротеньких культяпок, одна из которых как будто была головой, а остальные четыре — ногами. Ни глаз, ни рта на голове различить было нельзя.
Розовая лепешка не подавала признаков жизни, но, едва я прикоснулся пальцем к иголочкам, она резко вздрогнула, чуть поддала туловищем кверху и слегка пискнула. Я невольно отдернул руку.
А в норе еще громче зашипело и забулькало, показалось еще несколько таких же розовых лепешек, высунулась остренькая мордочка пустынного ежика.
— Еще одна мадонна! — говорю я Юрию. — Что-то они сегодня часто встречаются: едва ли не на каждой остановке.
Жаль беспокоить почтенное семейство, придется прикопать норку и самим отодвинуться подальше.
Долгая и утомительная дорога по пескам вдоль железнодорожного пути надоела, нас манит сверкающая синевой полоска Балхаша. Впереди на горизонте, полыхающем в мареве испарений, появляется темный, неясный предмет. Вскоре перед нами маленький разъезд с водонапорной башней. Здесь последний раз наполняем пресной водой канистры. Отныне на нее строжайшая экономия.
Теперь железная дорога позади, и наш путь — к озеру. Пустыня исчезла. Вокруг зеленый ковер лугов, тростники, между ними вдали поблескивает река Аягуз. Она течет из Центрального Казахстана и впадает в Балхаш. Озеро совсем близко. Осталось проехать зеленую низинку — пойму реки. Тут, по рассказам, хороший мост, хорошая и дорога. Но наш путь неожиданно кончается. Дорога упирается в болото, самое настоящее, поросшее зелеными травами. За ним навстречу нам медленно движутся машины, урчат, надрываются моторы, из-под колес летит грязь. Вскоре возле нас останавливаются два газика-вездехода и одна грузовая машина с двумя ведущими мостами.