В родстве с феями? Фей больше нет. Но как ей это объяснить, не рассказывая всего? Что он убил, потому что его толкнул на это Игрок. Мы пришли в отчаяние. Где кончается правда и начинается ложь? Уиллу почудилось, что он слышит шепот книг на стеллажах. На свете тысячи историй, Уилл Бесшабашный. Как ты собираешься определять, какая правдивая? Что, если все они правдивые?
Клара отложила салфетку.
– Уилл, в этом мире другие правила. Разве с самого начала было иначе? Все, что мы, как нам кажется, знаем, здесь не годится. Однажды мы уже возвращались, чтобы забыть, что здесь произошло. Но это произошло. У тебя вновь кожа из камня, и любишь ты другую.
Она встала.
– Игрок помог мне, когда ты пропал. Он был рядом, ничего не требуя взамен. Он умен и мудр, и я могу многому у него научиться. Я не вернусь.
Слуга открыл перед ней дверь.
Прежде чем выйти в коридор, она еще раз обернулась:
– Тебе стоит поговорить с ним о своей матери. Он чудесно говорит о ней. С ума сойти. Мне только сейчас вспомнилось, что я несколько раз видела его в больнице сидящим у ее постели. Он говорит, что пытался вылечить ее, но она психологически так и не оправилась от того, что твой отец ей изменил. Это ее в конце концов и убило.
Она ушла, и Уилл не успел ничего возразить.
23Серебряная камера
О, с Бесшабашным не церемонились, но палач почти не оставлял следов. Лорды Ониксы восхитились бы его мастерством. Каждый раз, прежде чем забрать снова, его на несколько часов оставляли в покое: он им нужен живым. Но даже в это время Неррону мало что удавалось из него вытащить.
– Они хотят знать, где Лиса.
– Зачем?
– Думаешь, они мне об этом сообщили? Они не знают, где она. Это все, что меня интересует.
– А что с твоим братом? Он тоже здесь? Они его поймали?
Качает головой:
– Не думаю. Никого из остальных здесь нет.
Прекрасно. Неррон пытался убедить себя, что это в любом случае хорошо, но старался не думать о том, как там Щенок, совсем один в большом яростном мире, а тем паче – рядом с Шестнадцатой. Похоже, она все-таки не сдала его своему создателю, потому как Неррона с Бесшабашным, несомненно, похитил он. Они-то ничего не помнили, но на приносящего им еду голема – да, это точно был голем – его серебряный хозяин производил до того сильное впечатление, что он только о нем и говорил. Игрок! Удивительно, что голем не выцарапал у себя на глиняном лбу имени хозяина! Все они были големы: надзиратели, стража… «Смотри-ка, – казалось, говорил их взгляд, когда они с нескрываемым любопытством таращились на Неррона. – Не больно-то ты от нас и отличаешься, гоил. Камень, глина – какая разница?!» Неррон охотно объяснил бы им, в чем разница, заехав каменным кулаком в их глиняные лица, но был слишком благодарен за то, что его пока только мурыжат в камере. Один из големов утверждал, будто гоил угодил сюда просто по ошибке. Это, мол, как-то связано с ведьмой-вороной и призрачным лесом. Големы… Лорды Ониксы какое-то время экспериментировали с производством глиняных рабов, но все они оказывались бесполезными по причине глупости. Здешние такого впечатления не производили, хотя их лица, отражаясь в гладких серебряных стенах камеры, выглядели еще более грубыми и незавершенными.
Неррон пока не видел ничего, кроме этих стен, а Бесшабашный рассказывал только о бесконечных коридорах и еще одном серебряном помещении без окон. Когда стражники приводили его назад в камеру, металл раздвигался как занавес, а когда они уходили, смыкался вновь. Тысячу раз Неррон проводил по нему рукой, постукивал, бил, бормотал волшебные открывающие заклинания на таком количестве наречий, что язык себе намозолил… Стена не открывалась, и – что раздражало больше всего – все, что отражалось в серебре, застревало там практически до бесконечности. Неррон видел на стенах уже сотни собственных лиц… дьявольский способ изматывать заключенных. С мерцающей поверхности металла на него, рассеиваясь с большой неохотой, неотрывно смотрели вся его ярость, изнеможение, малейший страх. Утешало его лишь то, что Бесшабашному приходилось еще хуже.
Должно быть, Игрок – тут их мнения совпадали – доставил их в свой прежний дворец. И дворец этот сильно отличался от крепости, где изображал из себя самурая другой ольховый эльф. Неррон задавался вопросом, не один ли это из оставленных серебряных дворцов, о которых знал каждый гоил и которые находились гораздо глубже под землей, чем их собственные города. Много лет назад он пытался найти один из них, но не обнаружил ничего, кроме серных озер и окаменелых лесов, если не считать чуть не сожравшего его слепого варана. Если они действительно так глубоко под землей, сбежать будет еще сложнее. Но какая-то возможность найдется. Возможность находилась всегда. Вопрос только в том, брать с собой Бесшабашного или нет?
Они проторчали в камере уже двое суток (чтобы не утратить чувство времени, Неррон считал, сколько раз им приносили еду), когда у Бесшабашного началось кровохарканье. Это решило вопрос. Он сбежит один. С таким подорванным здоровьем Джекоб Бесшабашный ему не помощник, скорее наоборот. На долю секунды Неррон забеспокоился, что расскажет Щенку, но уж наверняка ему придет в голову какая-нибудь трогательная история о кончине его старшего брата. Уилла Бесшабашного обмануть не сложно. Где бы он ни был. И если он еще жив… Об этом он старался не думать, как старался не смотреть на свои бесчисленные отражения. Идиотизм какой-то, до чего он привязался к этому юнцу. Даже больше, чем идиотизм.
Возможность побега ему обеспечил сам Бесшабашный. Когда его забирали в очередной раз, он не стал облегчать работу охранникам. Может, хотел доказать себе, что еще не все кончено. В любом случае он отбивался до того успешно, что охранники на несколько драгоценных секунд забыли про Неррона. У пленников, конечно же, отняли все, что было с собой, но костяную кисть у него не нашли, как и бездонный кисет. Кто бы там ни натаскивал големов, он ничего не знал об одежде из кожи ящериц и о том, как гоилы хранят свои маленькие секреты.
Много хлопот Бесшабашный доставил глинолицым и в коридоре, и они не заметили, как мимо них прошмыгнул гоил размером с мышь, а равно и того, что камера осталась пустой.
Неррон смотрел вслед своему бывшему конкуренту, когда охранникам все-таки удалось того уволочь. Вот и конец ему, знаменитому Джекобу Бесшабашному. Сгинет в подземном дворце, оставляя титул лучшего охотника за сокровищами Бастарду. Готов ли Неррон теперь простить ему, что тот лишил его арбалета и частенько находил сокровища раньше его? Нет.
Коридор оказался бесконечным, как его и описывал Бесшабашный. Но по крайней мере, как с облегчением отметил Неррон, он был из приятного глазу серого камня. Охранники потащили Бесшабашного налево, и Неррон решил повернуть направо. Спустя какое-то время он натолкнулся на двух других стражников, которые из-за мышиных размеров его не заметили и были настолько любезны, что показали, как открывать серебряные камеры. Они легонько дышали на них. Трижды. До смешного просто. Хорошо, если двери реагируют и на дыхание гоила – на случай, если его опять поймают. Откуда такой пессимизм, Бастард?! Нет, он раздобудет оружие, а затем исчезнет отсюда навсегда!
Обычно Бесшабашного возвращали через три часа. До того, как они обнаружат пустую камеру, времени не много – особенно на мышиных ножках. Прошло, по расчетам Неррона, уже полчаса, когда в конце коридора показались зарешеченные ворота. Ведущая за ними наверх широкая лестница выглядела многообещающе. Два стражника, которые их охраняли, спорили с каким-то юношей, подозрительно смахивающим на зеркалолицего. Споры между одуревшими от скуки стражниками уже не раз помогали Неррону бежать или пробираться в места, считавшиеся очень хорошо охраняемыми. Всего в нескольких шагах от спорщиков он увидел открытую дверь. За ней, как он надеялся, находилось служебное помещение с оружием, но, чтобы это оружие украсть, необходимо было рискнуть принять обычные размеры, хотя его в любую минуту могли застичь врасплох стражники. Плевать. У него нет выбора. Без оружия он не сможет в бегах охотиться, не говоря уже о слепых варанах: встретиться с ними безоружным он не хотел бы и в страшном сне.
Он взял было костяную кисть, но голос зеркального существа заставил его остановиться. О да, тот явно был того же рода-племени, что и Шестнадцатая. От них у Неррона по-прежнему по каменной коже мурашки бегали.
Бастард сомневался, что верит в какое-то свое предназначение. В предназначение Щенка – да. Но Бастарда? Нет. И все же. Разговор, который он, крошечный, как мышь, подслушивал среди ножей, арбалетов и ружей в застенках бессмертного, сильно этим попахивал. Похоже, кто-то желал покровительствовать его королю – возможно, богиня его матери, а может, какой-то бог, не благоволящий ольховым эльфам. Кто бы это ни был – он послал Бастарда в нужное место.
Зеркалец описывал големам, как их серебряный господин задушит гоилов в их норах, словно крыс, потому что те со своими постоянно растущими городами слишком приблизились к его дворцу. Вонючие, омерзительные каменнокожие… Его господин их никогда терпеть не мог. А что вообразил себе их король, выставляя себя хозяином этого мира?! Скоро они докажут, что он обычный смертный. Серебряных слов, высказанных с высокомерием, знакомым Неррону по манерам Шестнадцатой, оказалось достаточно, чтобы он почувствовал ярость, очень легко вспыхивающую во всех гоилах. Неррон ощущал ее багряной и жаркой. Вот они и пришли, темные времена, о которых рассказывалось в старых сказках! Он должен найти Щенка! Нефритовый гоил защитит Кмена! Он сделает его непобедимым, даже для банды бессмертных. Но зеркалец продолжал говорить.
Он рассказал о награде за поимку, до того щедрой, что об этом говорит весь мир над и под землей: король гоилов обещал ее тому, кто приведет к нему убийцу Темной Феи. Он хочет собственноручно казнить своего легендарного телохранителя, чтобы отомстить за бывшую возлюбленную. А кто это все так ловко устроил? Игрок – хитрец, Игрок – серебряных и стеклянных дел мастер, Игрок – создатель невероятных существ – о, этот зеркалец невыносимый хвастун! – и все благодаря терпению, уму и непревзойденному коварству. Король гоилов, этот наивный дурак, приговорит к смерти собственную непобедимость, не подозревая, под чью дудку пляшет.