Неррон искал в ветвях, за что схватиться, избегая колючих плодов дерева. В древности плоды губчатого вяза пользовались большим спросом в качестве снарядов.
Где приземлился Бесшабашный?
Тому повезло меньше. И почему этот идиот спрыгнул именно над пиковым деревом? Потому, Бастард, что пики скрыты под громадными листьями. Проклятье! Прежде чем отдавать Бесшабашного в когти совы, нужно было прочитать ему лекцию по подземной ботанике. Тот, обмякнув, висел в ветвях, что не предвещало ничего хорошего. Вот она и провалилась – попытка спасти нефритового гоила. Черт, черт, черт!
Спрыгнув с дерева, Неррон по колено погрузился в осоку, но ноги его еще держали. Уже кое-что. Над Бесшабашным слеталась стая белых ворон, которые мясо с костей склевывают меньше чем за час. Неррон запустил в них камнем, и они с пронзительным клекотом улетели, а Бесшабашный поднял голову.
О, значит, еще не все потеряно.
Попытавшись в ветвях сесть, этот недоумок застонал. В плечо ему вонзился один из копьевидных шипов.
– Смотри, чтобы он не обломился в твоем мясе! – крикнул ему наверх Неррон. – У него ядовитая смола.
Бесшабашному и правда удалось рывком высвободить плечо. Нет, недотрогой он не был. Неррона впечатлило, что он не потерял равновесия от боли. Он даже сумел спуститься с дерева без его помощи, но уже внизу через пару шагов ноги ему отказали. Так тяжело мягкокожий дышал не только из-за ранения. От жары на этой глубине мучился даже Неррон.
– Ну ладно, – прохрипел Бесшабашный, осев на землю. – Ясно, что в одиночку мне на поверхность не выбраться. Назови свою цену. И не заводи больше песню про то, что ты помогаешь мне ради моего брата.
Ну, это не так уж далеко от истины, как он думает. Неррон огляделся вокруг. Нет, вытащить отсюда мягкокожего живым будет нелегко.
– Хорошо! – сказал он. – Признаюсь, я помогаю не просто так. Если мы выберемся отсюда в добром здравии, ты поедешь со мной в Виенну. Ко двору Кмена. Это моя цена.
– Ко двору Кмена?
За то, как Бесшабашный произнес имя его короля, Неррону захотелось расквасить его мягкокожее лицо.
– Кмена. Именно. Короля, который наводит ужас на ваших королей и императоров. Я обязан предостеречь его от ольховых эльфов. Ты расскажешь ему о том, что подслушала Лиска, я расскажу о зеркальных существах, и вместе мы опишем ему, что видели во дворце. Надеюсь, все это убедит его в том, что у него появились новые враги.
– О зеркальных существах?! – Бесшабашный зыркнул на него как на врага. – Ты спятил?! Уж не собираешься ли ты поведать Кмену о зеркалах?! И о другом мире?! Только без меня! Кроме того, мне нужно найти Лису.
– Еще одна причина отправиться в Виенну! У Кмена повсюду шпионская сеть. Он может помочь тебе в поисках Лиски! И нет, я не собираюсь рассказывать ему о зеркалах. У него и в этом мире дел предостаточно, и не забывай, что я знаю только зеркало в Нихоне. Тебе известно, что я о нем думаю, после того как увидел выползающую оттуда ведьму! Нет, спасибо!
В мыслях Бесшабашный был уже где-то далеко. Ему понравилась перспектива возможной помощи Кмена в поисках возлюбленной.
– Ну хорошо, – пробормотал он. – Ты выводишь нас отсюда, а я еду с тобой в Виенну. Если гоилы выступят против ольховых эльфов, это, может быть, даст мне время найти картину, о которой рассказывал голем.
Ах да, картина. Да кому какое дело до того, украдет ли Игрок ребенка у Лиски с Бесшабашным?! Никакой ольховый эльф не будет опасен гоилам, если их король непобедим. И не заводи больше песню про то, что ты помогаешь мне ради моего брата. Какая трогательная наивность.
На деревья опустились белые вороны. Они так просто не сдаются. Бесшабашный отрезал от рубашки полоску ткани, чтобы забинтовать плечо, а Неррон проследил, чтобы он еще наложил на рану бандаж из листьев губчатого вяза. О да, он позаботится о том, чтобы Бесшабашный выжил.
Итак… где тут путь наверх?
Неррону не удавалось обнаружить никаких следов гоильских поселений, никаких входов в туннели, никаких рельефов на стенах скал или развалин заброшенных храмов, какие зачастую находили в пещерах такого размера. Не на такой глубине, Неррон! Это был мир ольховых эльфов, до того жаркий, что он ощущал под ногами горящее сердце земли. Нужно сматываться отсюда. Как можно быстрее. Иначе кожа скоро расплавится даже у него.
Ему почудилось среди скал на другой стороне пещеры скопление свечных мух. Если так, это значит, что поблизости вход в туннель. Ладно. Что угодно, лишь бы вывело наверх!
Бесшабашный поднялся. Ну, хоть на ногах стоит.
Слева от них из щели в полу вырывался пар, и Неррон ощущал, как дрожит скальная порода у него под ногами. Любой гоил был наслышан о текущих в глубине горячих реках, о лавовых озерах и гейзерах, плюющихся раскаленными камнями. Стоило бы предостеречь человечишку от многих вещей – да он, к сожалению, и сам знал эту местность не слишком хорошо.
Насекомые, которые вскоре, изголодавшись по свежей крови, роились вокруг них целыми полчищами, легко прокусывали гоильскую кожу, и жара стояла такая, что казалось, будто плывешь в горячей воде. Прошло немного времени, а Бесшабашный уже прислонился к дереву, чтобы тут же, выругавшись, отшатнуться, когда с ветвей ему на плечи спустились две змеи, безглазые, как и многие твари на такой глубине под землей. Даже Неррон был потрясен тем, сколько жизни в этой удушливой пещере. Бледные, как лунный камень, летучие мыши, ящерицы цвета жидкой лавы, огненные жабы, стада кабанов (почти таких же красных, как ящерицы)… и эти проклятые насекомые! По крайней мере, при свете мерцающего мха Бесшабашный не спотыкался обо все корни и камни подряд, но чем дальше они продвигались по пещере, тем реже встречался мох, а от выступающего из-под земли и из скалистых стен пара и сам Неррон вскоре начал задыхаться и почти ослеп, как этот человечишка.
Побери их все лавовые черти, которые варят свой суп, видимо, прямо у него под ногами. Выше. Нужно подняться выше.
Замеченные им свечные мухи роились действительно у входа в туннель, но уже через несколько метров обнаружилось, что дальше обвал. Следующий туннель, на который они наткнулись, вел лишь еще глубже, и оттуда веяло таким жаром, что кожа у Неррона, казалось, вот-вот начнет плавиться, как воск.
Дальше. От пещеры к пещере, и по-прежнему ни одного пути наверх. Все эти доносящиеся из тьмы шорохи, писки, шипение и шелест крыльев постоянно держали слух Неррона в состоянии боевой готовности, а тяжелое дыхание Бесшабашного напрягало его еще больше. Время от времени среди скал эхом отдавался крик кого-то съедаемого или перед ними разлетался на куски сталактит, вынуждая искать другую дорогу. Нет никакого удовольствия слоняться по этой местности, хоть он и мечтал ребенком исследовать огненные недра земли. Ну да, мало ли о каких глупостях он мечтал. Что он знал о жизни? Прежде всего одно: что хочет сбежать! От собственного отца, топившего своих незаконнорожденных отпрысков, от собственной кожи, которая всегда будет подтверждать его неполноценность, от страха, что часто зверем выпрыгивал на него из тьмы, и он даже не понимал отчего… Мягкокожие фантазировали о небе и рае в облаках. Для него же рай всегда лежал на глубине, глубже, чем осмеливались спускаться Ониксы и его отец, царство свободы… Ха! Неррон, оглядись вокруг. Рай – это кипящий ад, где счастливы могут быть только огненные жабы.
– Чувствуешь запах? – Бесшабашный остановился.
– Какой запах?
– Цветочный. Слепота и правда обостряет нюх.
Цветы… Неррон оглянулся по сторонам. Куст, полный летучих мышей размером не больше жуков, водопад, застывший аметистовой пеленой… и да, пахло цветами. Но где они?
В зарослях сталактитов идти на запах было почти невозможно. Скалистую стену по левую руку от них покрывали крупные зерна алебастра, стоимостью в целое состояние каждое, но Неррон был не в настроении охотиться за сокровищами. Запах становился более насыщенным, он был одновременно сладким и пряным, а приносящий его поток воздуха – заметно прохладнее, чем горячий воздух, окружавший их в течение нескольких часов (или уже дней?).
Дорога пошла на подъем, круче и круче, пока им не пришлось цепляться за сталактиты, а щель, разверзшаяся наконец перед ними в стене, оказалась такой большой, что они без труда протиснулись в нее.
За ней открылась пещера, до того светлая, будто была рассчитана для глаз человека. Свет исходил от фосфоресцирующих цветов, из бахромчатых чашечек которых бледно-голубые пчелы неутомимо извлекали гранулы пыльцы. Цветы росли повсюду, целое море цветов, а среди них в полу пещеры ветвились широкие жилы горного хрусталя. Нагнувшись к одной из них, Неррон увидел в глубине поток лавы. От красоты вокруг он почти забыл о жестокой жаре. Неррон отродясь не видел таких пещер, но знал о них из сказок, которые ему, еще ребенку, рассказывала мать, – о находящихся намного глубже, чем города гоилов, подземных царствах, освещенных цветами, изрезанных хрустальными ручьями и лавовыми реками. «Ищи их, Неррон, – прошептала она, прежде чем умереть. – Глубинные царства. Я знаю, мой сын сумеет их найти. Только он».
И вот он стоял и глядел сверху на текучий огонь. Он остро ощущал отсутствие матери. Он ощущал ее отсутствие так, как если бы у него не было руки или ноги. И это тоже с самого начала связывало их со Щенком: оба они любили своих матерей. И обоим было невыносимо видеть, как они умирают. Говорил ли Щенок когда-нибудь старшему брату, как сильно обиделся на него тогда за то, что его не оказалось рядом?
Бесшабашный дышал так тяжело, словно ему приходилось с каждым вздохом отфильтровывать кислород из горячего воздуха. Его мягкая кожа никак не защищала от жары, а они до сих пор почти не встречали питьевой воды. Вон, упав на колени, Бесшабашный лишь с большим трудом поднялся. Неррон услышал, что он смеется.
– Господи! Лису бы позабавило видеть меня в таком состоянии.
Вот уж вряд ли. Лиска поняла бы, что друг ее сердечный скоро умрет. Красота, заставившая Неррона вспомнить мечты о Глубинных царствах, явно не оставит Бесшабашного в живых.