Но нет — краем глаза заметил, что бледный, как партийная брошюра, Лука скребет кобуру и вытаскивает пистолет.
Бабах!
Выстрелом в воздух Лука, наконец, догадался, перевести мордобой в перестрелку.
— Ну все, конец вам, црвени! — завопил остроскулый, едва выбравшись из кустов и держась за голову.
Его подручники перехватывали винтовки и уже взялись за затворы, когда над головами прогрохотала пулеметная очередь, заставившая всех присесть и замереть.
Небош водил стволом из стороны в сторону, раздувая ноздри. И как-то сразу все поняли, что следующую очередь он не задумается пустить ниже. Тем более, что рядом встал второй пулеметчик.
— Отходим! — принял решение командир.
Выставив стволы, мы наполеоновским каре медленно пятились от деревни туда, где над Жепой стоял построенный еще при Османской империи каменный мост. Главный заводила покрикивал, собирая подручных в кучу, на площади со стонами вставали с земли, щупая свороченные скулы, потирая подбитые глаза или запрокидывая кровящий нос.
— Подкулачники, буржуи сельские! — скрежетал зубами Лука, вцепившись сжатыми до судорог пальцами в винтовку. — Сволочи монархистские, ренегаты!
Взмокшие волосы его падали на лоб, слева наливалась синим не то шишка, не то ссадина.
Сразу за мостом, готовые в любую секунду открыть огонь, мы приняли подобие боевого порядка и командир отдал приказ — в Северско!
— Что там?
— Батальонный госпиталь. Если не успеем, эти, — зло выплюнул командир, — могут напасть.
Первый километр по гористой местности сразу показал, кто чего стоит. Если мои штурмовики (пусть бывшие) и еще несколько партизан, явно привычных к таким походам, двигались без напряга, то остальные отставали и задыхались.
— Давай разделимся, — предложил командир. — Вы вперед, а мы догоним.
— Так вместе дойдем, в чем проблема?
— Если эти догадаются верхом, по дороге, то можем не успеть.
Мы отобрали еще четверых, взвинтили темп и ушли в отрыв. Все-таки подготовка дорого стоит, хоть с хрипами и дыша, как паровозы, мы добрались до Северско всего за час.
Госпиталь занимал два домика, сложенных из нетесаного камня под крутыми крышами из широкой дранки. От времени и дождей дощечки обесцветились и потемнели, теперь они сливались со стенами, создавая иллюзию что это не дома, а крутые каменные горки.
Врач, довольно молодой мужчина лет тридцати двух-тридцати трех, встретил нас не слишком дружелюбно — еще бы, вывалились из леса, грязные, потные, и с ходу потребовали эвакуировать лазарет.
— Нет-нет-нет, и даже приказ тут не поможет! — отмел он предложение одним взмахом руки. — У меня семеро тяжелораненых!
— В отряде мятеж, если четницкие элементы нагрянут сюда, — горячился Лука, — они могут убить всех!
— Если мы потащим раненых, — упорствовал доктор, — даже на телегах, мы растрясем их и убьем еще вернее, чем четники! Да и телег у нас нет.
Вокруг тем временем собрались санитары и больничарки, из них две девушки и два дедка точно бошняки — неудивительно, тут вообще краешек анклава мусульманского. Но если мы сдадим госпиталь, им точно несдобровать.
Лука еще кипятился, а мы с Небошем уже присматривали позиции. Один пулемет, один снайпер, шесть винтовок — можно продержатся.
— Сколько у тебя легких? — дернул я доктора. — Надежных, чтобы стрелять могли.
— Человек пять-шесть.
— Отлично, собери их к этим окнам, выдай винтовки, путь держат сторону дороги.
— А вы?
— А мы вон там на взгорке будем, как раз во фланг ударим.
Склон, в отличие от долины Жепы, выглядел пустовато, ну так и хорошо, не сообразят, что там можно устроить засаду. Мои ребята быстро объяснили партизанам, как надрать травы или веток, как накидать их на плечи или воткнуть в шапки, я рысью промчался по дороге, оглядывая позицию — норм, со ста метров не видать.
И мы затаились в ожидании мятежников, выслав одного человека навстречу командиру с отстающими, чтобы нас ненароком не перестреляли в спину. Рядом со мной, под пышным кустом, выставив винтовку, Лука продолжал вполголоса костерить прислужников буржуазии.
— Слушай, ну вы же сами виноваты…
— Кто это «мы»? — сердито спросил Лука.
— Коммунисты. Вернее, комиссары.
— Да мы… — захлебнулся негодованием студент, но я не дал ему договорить.
— Да, вы. Вы работаете с простыми людьми, с теми, кто едва-едва закончил школу, и вываливаете им на голову интернационализм с Коминтерном. Неудивительно, что у них ничего не задерживается, а наоборот, отторгается.
— Это почему же? — недобро прищурился комиссар.
— Они же как дети. Пятилетние дети. Вот ты бы стал пятилетнему ребенку объяснять дифференциальные уравнения?
— Это что?
Остается только вздохнуть — гуманитарий. Хотя родной край знает, и то хорошо.
— Это высшая математика. Интегралы, логарифмы, вот это вот все.
— А, слышал.
— Ну вот представь, я сейчас начну тебе это объяснять?
Лука поморщился.
— Во-от, — а вы точно так же вываливаете на крестьян вопросы, в которых не каждый образованный марксист разберется!
— Но есть же «Краткий курс»!
Да, книжка простая и ясная.
— Есть, а надо еще проще. Самые азы.
— Как катехизис, что ли?
— Точно! Как детский катехизис, с картинками!
— Нет у нас такого, — понурился Лука. — Во всяком случае, я ни разу не видел.
— Ну ты же рисуешь! Возьми да сделай! Двадцать главных вопросов — почему эксплуатация плохо, почему советская власть лучше королевской и так далее.
Лука замолчал, но оценить сияющие перспективы не успел — вдали на дороге показались первые всадники, человек двадцать. Не знаю, сколько всего лошадей было в отряде, я видел только десяток, так что, наверное, конных больше не будет, даже если они и забрали лошадей у жителей. И это хорошо, растут шансы выкосить мятежников частями.
Вдоль нашей линии прошелестела команда затаиться, мы вжались в каменистую землю, не отрывая глаз от дороги. Метрах в двухста от домиков госпиталя четники перекинули винтовки на грудь и по ним тут же ударил залп раненых. Верховые посыпались на землю, беспорядочно стреляя в ответ, но вскоре затихли.
— Эй, братья, мы партизаны! — раздался знакомый голос скуластого.
А вот руками сучонок показывал своим, куда переползать, чтобы взять госпиталь в клещи. Но предупрежденные о таком повороте раненые дали еще залп, и возможность прикинуться партизанами улетучилась с пороховым дымком.
Но глава раскольников повел себя умно — не стал ломиться в атаку, а медленно расставлял своих людей, да время от времени предлагал сдаться. Изредка стороны делали выстрел-другой, а я все соображал, чего он тянет и поглядывал, чтобы никто из наших не сорвался и не обнаружил засаду пальбой.
Ответ пришел со стуком колес — оставшиеся пешими мятежники реквизировали подводы и доехали с ветерком.
Интенсивность стрельбы сразу поднялась чтобы прикрыть развертывание новоприбывших. Еще через минут пять, решив, что необходимый перевес в силах достигнут, остроскулый скомандовал атаку.
— За короля и отчизну! — проорал он, глядя, как поднимаются его соратники.
— Бей коммунистов! Смерть туркам! — понеслось вдоль цепей.
Ну вот и наше время пришло. Почти вбок наступающим ударил пулемет, загрохотали винтовки. Бахнул и выругался Небош — промазал! Но уже после его второго выстрела ткнулся носом в землю молчун со злыми глазами, а после третьего еще один бывший партизан. Правда, от пулемета все равно толку больше.
И пулемет рулил, ровно до того момента, когда он закусил ленту и оставил нас с семью винтовками против полусотни.
Что-то может сделать Небош, укладывая каждым выстрелом по человеку, что-то смогу я, Марко, да и Лука тоже, но ответный огонь все больше прижимал нас к земле, а озверевшие мятежники, не обращая внимания на редкие выстрелы раненых, уже бежали в нашу сторону.
Кавалерией из-за холмов послужил второй пулемет и группа во главе с командиром, наконец-то осилившая переход. Стреляли они не бог весть как, командир вообще непонятно зачем поливал из автомата — до противника метров сто пятьдесят, разве что напугать, но пулемет сделал свое дело.
Противники отползли за дорогу и все снова застыло в равновесии. У нашего «бергмана» ликвидировали перекос, а командир грамотно выдвинул свою «збройовку» на другой фланг.
Оказавшись под перекрестным огнем, да еще под меткими выстрелами Небоша, недочетники заволновались, задергались, двое или трое попытались убежать, но умерли уставшими. Остальные, почуяв, что дело швах, подняли руки.
Пленных мы приняли всего тридцать семь человек, главаря командир пристрелил лично, я даже не успел вякнуть, но вот куда деть остальных? Впрочем, эту заботу сняла с нас подошедшая к вечеру рота из Первой пролетарской бригады.
Еще через два дня, под неумолчное ворчание Небоша, крайне недовольного работой «маузера» и расписывавшего нам преимущества «манлихерки» или «каркано» в качестве оружия даже не снайпера, а просто меткого стрелка, мы оказались в Фоче.
Поначалу нас принял в объятия не Верховный штаб, а Фича Кляич, комиссар Первой бригады. Вот прямо как в сказке — в баньке попарил, накормил, напоил, выслушал…
Больше всех ему жаловался Лука — и крестьяне несознательные, и книг недостаточно, и посылать надо не одного инструктора, а тройками, и «Срочно дайте бумаги, красок, я вам катехизис партизана нарисую!»
Фича идею оценил, но аккуратненько на Верховный штаб весь этот головняк перенацелил, дескать, не одной же бригаде пользоваться, такая вещь всем нужна.
Доложили о нападении на госпиталь, и тут перед нами разверзлась пропасть:
— Сейчас такие налеты один за одним, словно по команде.
— А где еще? — влез Марко.
— Месяц тому назад, — начал загибать пальцы Фича, — в Краинском отряде такой же мятеж случился, только удачный. Напали на госпиталь, убили командира отряда, доктора Стояновича. Две недели назад на Чемернице четники Дреновича блокировали, а потом уничтожили госпиталь штаба Босанской Краины. Пару дней тому назад в Звиерине под Билечей четники захватили лазарет, взяли в плен всех раненых, врачей и бойцов, семерых расстреляли, двоих передали итальянцам. Мы успели туда два батальона послать, отбили госпиталь.