Намётанный глаз оказался и у учёного секретаря Академии наук Белоруссии А. Гончаренко, у которого журналисты пытались что-то узнать о чудесах в Борисове.
— У нас в Академии наук нет учёных, которые занимались бы изучением таких явлений, — с достоинством заявил учёный секретарь. — Что касается меня лично, то в такие глупости я не верю.
В заключение А. Гончаренко заверил журналистов, что «знаменитый иллюзионист Акопян задал бы милиции столько загадок, что газете сенсаций на десять номеров бы хватило». Так что дядя Коля не так уж и плохо смотрится в таком достойном окружении.
Доктор биологических наук профессор Г. Гуртовой так объяснил этот «синдром дяди Коли»: «Срабатывает стереотип мышления, не принимающего иных объяснений, кроме привычных: либо жулик, либо сумасшедший. И многие боятся к этому прикоснуться — как бы репутация не пострадала».
Ох, уж эти хрупкие репутации да, вдобавок, со стереотипами мышления… Их обладателям, похоже, невдомёк, что за трудные вопросы могут взяться без них и даже прийти к нежелательным выводам.
Кое-что о просвещенности
После невероятных проделок «шумных духов» поневоле хочется припасть к остужающему роднику трезво-скептических суждений.
В этом нам очень помогут авторитетные мысли писателя-фантаста Е. Парнова, отдавшего немало сил разоблачению всевозможных ненаучных домыслов.
«Представляет ли, по вашему мнению, какую-нибудь опасность вера в летающие тарелки, полтергейст и прочее?» — спрашивает писателя корреспондент, смело валя в кучу всё загадочно-непонятное. Однако писатель терпим к дилетантам. «Сама по себе тяга к чудесам безобидна, — разъясняет он. — Но она сигнализирует о неблагополучии в сфере культуры, а вот это уже опасно».
В связи с этим Е. Парнов сетует, что, дескать, грамотность у нас растёт, а просвещённость деградирует. На вопрос, что такое просвещёность, писатель отвечает: «Это самостоятельный взгляд на мир, привычка самостоятельной оценки вещей, умение не поддаваться воздействию молвы и расхожих представлений. Для самостоятельно мыслящего человека главный закон — во всём сомневаться».
Загадок в полтергейсте для писателя нет, равно как нет и самого полтергейста: «Скажем, для меня изначально невозможен полтергейст. Я не верю в духов, это возвращение к давно отброшенным суевериям… В России со всеми этими стуками, духами, спиритизмом специально разбирался Менделеев. А сейчас опять то же, что и век назад, и на том же уровне — вот что удручает», — сетует писатель.
Менделеев, конечно, авторитет, но Е. Парнов, взявший за правило во всём сомневаться, почему-то и мысли не допускает, что великий химик в этих самых духах мог, скажем помягче, недоразобраться. Недаром же академик А. М. Бутлеров, член той самой менделеевской комиссии «по рассмотрению медиумических явлений», заметил по её поводу следующее: «…Её ближайшей задачей сделалось не решение вопроса о том, существуют ли медиумические явления или нет, а отыскивание во что бы то ни стало того обмана, существование которого было комиссией задано и решительно предопределено… Я считаю бесполезным какое-либо дальнейшее моё участие в заседаниях комиссии».
Что касается скепсиса, то мы, конечно, приветствуем это весьма полезное в нашей рациональной жизни качество. Но с одной оговоркой: только бы он не вёл к самодовольному безмыслию. Ну, право же, о чём думать, когда космические корабли бороздят заоблачные выси, а сосед по лестничной клетке понимает в компьютерах? При таком натиске прогресса легко забыть, что чудеса издавна вызывали у людей если и не трепетное отношение, то, по крайней мере, осторожно-уважительное: ведь наши предки вполне сознавали скромность своего научного багажа, и им в голову не приходило проявлять тут излишнюю самоуверенность. Ну да что с них взять — темнота… Сейчас хорошим тоном в разговорах о так называемых «чудесах» считается усталая снисходительность. Почему? А вот почему: «Чудеса, увы, годятся для создания новых культов или укрепления старых. В быту пользы от них никакой», — уверен один из современников.
Нет пользы? Как знать… Когда в древности обнаружили, что янтарная палочка, потёртая о шерсть, приобретает некое странное свойство, то, возможно, это годилось лишь для развлечения гостей. Ну, а сегодня даже наш учёный критик может убедиться в пользе этого старого «чуда», имея в доме телефон, телевизор и прочие вещи, история которых восходит к той самой янтарной палочке.
Правда, некоторые чудеса в быт так и не вошли, как, к примеру, гипноз, оставшийся в руках медиков и эстрадных артистов. Думается, это и к лучшему.
Не забудем в наших рассуждениях и пострадавшую от аномалий сторону, у которой немало своих проблем. Едва ли не главная из них заключается в том, что жертвам полтергейста нелегко объясниться с просвещёнными оппонентами, которые, к тому же, твёрдо убеждены, что человек — существо изначально лживое. В таких случаях все сомнения оборачиваются против подозреваемых. Нуждаются в жилье? Ясно, ради чего весь спектакль: чтобы дали квартиру. Не нуждаются? То-то и подозрительно — кто в наше время не нуждается? Пока бедный идеалист ломает голову по пустякам, стихийному материалисту давно уже всё ясно: «Скептик, сидящий внутри, утверждал, что всё это розыгрыш, хорошо продуманный и всем семейством осуществляемый», — гордится собой некий журналист. Но если человек убеждён, что все кругом жулики, то как ему доказать, что — не все?.. Такой скептик, кстати, и учёных не жалует: «Включат завтра в план какого-нибудь НИИ тему „Внедрение полтергейста в народное хозяйство“ — и, будьте уверены, мгновенно тема обрастёт лабораториями, отделами, пойдёт писанина, защита кандидатских и докторских, а там интриги, ну и, разумеется, приписки…» — демонстрирует автор тонкое понимание двигающих науку пружин, и картина получается впечатляющая. Остаётся утешиться тем, что не вся наука укладывается в эту подкупающую простотой схему. Ведь среди исследователей порой попадаются совсем уж необъяснимые чудаки-идеалисты, которые занимаются наукой в свободное время, даже не помышляя о диссертациях — то ли из равнодушия к последним, то ли успели обзавестись ими раньше.
Но когда наука бездействует, то начинаются предположения. Помните, как Барабашка, по словам Фирюзы, ударил её по руке? Доктор биологических наук В. Зациорский по этому поводу заявляет: «Подобные движения нетрудно воспроизвести и без внешнего воздействия». Верно. Если человек на киноэкране после выстрела упал, то это не значит, что он и в самом деле убит. Тут важно знать, какой это фильм — художественный или документальный. И хоть в общежитии снимали документальный, всё же некоторые подозрения в «художествах» остались. И прав В. Зациорский, когда говорит: «Я вообще не понимаю, почему мы должны, находясь в телестудии, опираться на мнения каких-то людей — на их восприятия, ощущения. Почему эффекты не зарегистрированы так, как это принято делать?»
Это вполне справедливое замечание напоминает шукшинское: «Где ваши расчёты естественных траекторий?» Только в данном случае непонятно, к кому обращён вопрос — к учёным или работникам телевидения. Да и всегда ли оправданы наши едва ли не мистические надежды на приборы, на технику? Ведь приборы меряют лишь то, что могут и, бывает, ошибаются, будучи даже в исправном состоянии. Если, к примеру, вам кажется, будто ложка, опущенная в стакан с чаем, ломается, то фотосъёмка подтвердит эту аномалию. Более того: даже самая совершенная аппаратура не способна обнаружить никаких неизвестных полей, если рассчитана на работу с другими полями, известными. Удивляться по этому поводу не стоит, потому что только у Остапа Бендера была такая универсальная астролябия, которая сама меряет — было б что мерить. Но технократ предпочитает верить глазам, которые смотрят на стрелку прибора, а не на падающий шкаф или горящую занавеску. Такой исследователь, пытается переложить свою работу — необходимость думать, искать, анализировать — на прибор. В результате рождаются не научные теории, а те же мнения, расцвеченные под науку.
Почему же столь уважаемый всеми факт тут же превращается из «его величества» в презренного лгуна, как только начинает нарушать привычную картину? Академика Ю. Кобзарева тоже удивляет такое отношение коллег к факту, провозглашённому «хлебом науки»: «…Вещей, которые не укладываются в рамки наших обычных представлений о мире, сколько угодно. Механизм их совершенно непостижим. Но ведь сотни лет не могли понять причину свечения Солнца и звёзд, и лишь в наше время, когда были открыты явления радиоактивного распада, наука смогла это объяснить. Однако Солнце светило всегда, и никто не сомневался, что оно существует, тогда как „чудеса“, о которых мы сейчас говорим, возникают изредка, свидетелей немного, поэтому их существование подвергается сомнению. Кстати, не верят многие физики и в бесспорные, экспериментально доказанные, но пока необъяснимые явления — к примеру, в феноменальные способности Н. Кулагиной, которые проверены и зафиксированы аппаратурой».
Значит, физики не верят… Это, безусловно, их право, но при чём тут физика? «Топерь-то не верят, топерь нету колдунов», — повествует пожилая женщина, рассуждая на темы феноменологии. И внимающий ей корреспондент подхватывает: «Не верят — и нету. Самый точный ответ…» Не беда, что и сельская собеседница, и столичный журналист одинаково смотрят на природные загадки. Проблема в другом: то, о чём сказано «нету», таки есть… И уже трудно разобраться, кто тут на кого больше повлиял — бойцы идеологического фронта, много лет просвещавшие своих соотечественников, в том числе и физиков, или же физики, не привыкшие склонять гордую голову даже перед фактами. Остаётся обратиться к исследователям, более искушённым в подобных материях, чем упомянутый корреспондент и его собеседница.
В поисках истины
Однако умные люди ни то и умны,
чтобы разбираться в запутанных вещах.
Мнений по поводу природы полтергейста много. Среди них немало житейски-наукообразных — например, при виде шкафа, который разгуливает по квартире, у наблюдателя рождается предположение, что это происки соседнего НИИ, где «делают какие-то опыты». Гипотеза, как видим проста и в духе материализма. На другом полюсе — гипотезы безоглядно-идеалистические. Их авторы толкуют уже о новом виде энергии, которую скоро можно будет использовать в народном хозяйстве. Дай-то Бог, как говорится. Поклонники экзотики вспоминают «дживу» — так в индийском эпосе именуется некий мыслящий океан типа лемовского Соляриса, в котором мы, по некоторым предположениям, и пребываем. И есть подозрение, что он-то и устраивает нам чудеса полтергейста. Но мы ограничимся лишь некоторыми, наиболее популярными гипотезами.