Париж 1920–1930-е гг. Вид с аэроплана. Почтовая карточка
С учетом того, что в 1917 г. воспитанники юнкерских училищ и школ прапорщиков на 80 % происходили из крестьян, их багаж знаний был весьма невелик. Первая проблема, с которой сталкивается любой эмигрант и сто лет назад и сейчас, это язык. Научиться понимать болгарский или сербскохорватский языки, можно было, зная церковнославянский. Французский язык, если не изучался в мирное время, надо было учить с нуля. Недаром в Галлиполи большим успехом пользовались уроки французского языка, которые для желающих за определенную плату давал капитан Н. А. Раевский.
За неимением воспоминаний дроздовцев о переездах с Балкан во Францию сошлюсь на воспоминания фейерверкера Душкина.
«Франция! Само слово уже очаровывало. Все мы были воспитаны в преклонении перед Францией, на любви к свободной и прекрасной Франции. Что может быть лучше поездки туда? Что может быть приятнее жизни среди веселых, беззаботных, приятных и остроумных французов? Чтобы попасть во Францию, было две возможности. Ехать как студент учиться. Для этого нужны были средства, так как никакая работа студенту не позволялась, ни на какую работу права не давалось. Второй путь – стать рабочим. С контрактом на год и шесть месяцев – на металлургические заводы, словом, в то, что теперь называется “тяжелой индустрией”. При подписании контракта дается аванс в 500 франков на дорогу. По окончании контракта можно стать свободным человеком. Свободным! Могу выбирать подходящую работу и учиться, учиться! Только за такую возможность сердце наполнялось благодарностью к гостеприимной Франции.
Прыжок в манящую неизвестность. По Дунаю, от Рущука/ Руссе через Видин, Белград, Железные Ворота, Братиславу – на пароходе – до Вены. Поездом: Вена – Инсбрук – Берн – Базель… Вот оно, преддверие Франции!
Ницца. Променад. Английская набережная. 1920-е гг.
Почтовая карточка
Командованием были организованы отправки на работы, главным образом во Францию. Право не знаю, благодарить или просто постараться забыть за эти отправки капитана Фосса? Не знаю, как жили “наши” в Болгарии, но знаю, что здесь много-много мне подобных полегло на русском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа и на кладбищах около “тяжелой индустрии” я застал, в возрасте 35–45 лет, то есть “досрочно”! То была настоящая безжалостная, сухая и враждебная ЧУЖБИНА»[43].
В Париж русские эмигранты прибывали поездом на Северный вокзал. Во многих случаях переезды с Балкан во Францию и соседнюю Бельгию осуществлялись организованно, партиями, со старшим офицером во главе. Как явствует из воспоминаний Душкина, в Софии отправками чинов Русской армии занимался капитан Фосс. Жаль, что на страницах своей книги В. Душкин не поделился своими воспоминаниями о том, когда и при каких обстоятельствах он познакомился с Фоссом и что кроется за его словами о том, что за отправки капитана Фосса то ли благодарить, то ли постараться забыть.
Даже зная французский язык, русским не следовало рассчитывать на престижную и хорошо оплачиваемую работу. За многие десятилетия сложился стереотип – русский офицер за баранкой парижского такси. В межвоенные десятилетия шоферами такси в Париже работали дроздовцы полковники П. В. Колтышев, Б. Я. Колзаков, А. К. Медведев, А. А. Самуэлов, Д. А. Силкин, Ягубов, капитан Н. Н. Ребиков, и этот список нуждается в дополнении.
Увы. Из них только о полковнике Колтышеве сохранились достаточно подробные сведения биографического характера, относящиеся к парижскому периоду его жизни.
В начале 1923 г. полковник Колтышев уехал на работу во Францию. Первое время во Франции Колтышев, несмотря на искалеченную под Ореховым кисть руки, работал на механических мастерских завода «Ситроен», но вскоре он, как и многие офицеры Белой армии, предпочел «пересесть» на такси. Трудовой день шофера парижского такси не был ограничен до середины 1930-х гг. и продолжался, как правило, 12 часов, не считая времени приема и сдачи машины в гараже. И все же большинство русских офицеров предпочитали проводить длинный день за рулем в Париже, сохраняя относительную самостоятельность и независимость, чем работать на заводе под присмотром мастера, часто ксенофоба, или батраком на ферме. Работа на такси привлекала также и тем, что она позволяла, хотя и в ущерб заработку, участвовать более активно в общественной жизни эмиграции, а такие офицеры, как полковник Колтышев, считали своим долгом продолжать состоять в своих воинских объединениях и, конечно, по мере сил помогать тем вождям Белой армии, под знаменами которых они служили.
Уже очень скоро после своего приезда во Францию полковник П. В. Колтышев начинает собирать материалы и документы по просьбе генерала Деникина, работавшего тогда над своим фундаментальным трудом «Очерки русской смуты»[44].
Переезд русских военных, включая дроздовцев, с Балкан во Францию имел как экономические, так и политические причины. Уровень жизни во Франции был выше, чем в Болгарии и Сербии. Франция понесла тяжелые потери в людях в годы Великой европейской войны 1914 г. Следовательно, в этой стране было больше шансов найти постоянную работу. К тому же оплачиваемую лучше, чем на Балканах. А самое главное, Париж, в отличие от Софии, Белграда, Бухареста, и по сей день остается одним из центров мировой политики.
К этим обстоятельствам следует добавить, что в 1920-х гг. еще были сильны проантантовские настроения среди русской интеллигенции, включая и военных. Они хотели верить в то, что в недалеком будущем начнется война западных демократий против Красного Интернационала, и в таком случае Антанта возродится в новых условиях.
Не случайно во Францию эмигрировал бывший Верховный главнокомандующий Русской Императорской армии Великий князь Николай Николаевич. Для французов он был бывшим главкомом одной из союзных армий в годы Великой европейской войны.
Во Францию в конце 1920-х гг. эмигрировал из Германии Великий князь Кирилл Владимирович, провозгласивший себя Местоблюстителем Российского престола в изгнании. Он обосновался в имении Сен-Бриак в Нормандии.
В Париже поселился ближайший сподвижник барона П. Н. Врангеля генерал от кавалерии П. Н. Шатилов, который играл активную роль в работе русских эмигрантских воинских организаций.
Подполковник Кудряшов – французский фермер.
Сен-Бодель. Не позднее 1927 г. ЛАА
В 1921 г. было организовано Общество галлиполийцев. В 1924 г. генерал барон Врангель учредил Русский Обще-Воинский Союз, который на многие десятилетия стал символом непримиримости к советскому режиму. А тогда, в середине 1920-х гг., РОВС, по замыслу его основателей, считался кадрированной армией, чьи чины находятся в длительном отпуске.
Поскольку из Кремля направлялась подрывная работа Интернационала, по логике вещей, за этим должна последовать или агрессия под красным знаменем на Запад, так, как это имело место в 1920 г. – поход на Варшаву, или превентивная война коалиции европейских демократий против Совдепии. В таком случае для чинов РОВС должно найтись место в общем строю, дабы вместе бороться против III Интернационала.
До сих пор нынешние наследники ОГПУ – НКВД – МГБ признают, что для их предшественников в 1920-х гг. аббревиатура РОВС звучала зловеще. Поэтому в Париже советская сторона вела против русской белой эмиграции необъявленную войну.
В 1924 г. французское правительство президента Эрио признало правительство Советского Союза. Вскоре в Париже было открыто советское Постоянное представительство. Так на советском новоязе называлось Посольство СССР. Разумеется, здание на улице Гренель изначально служило «крышей» для агентов советских спецслужб, орудовавших в Париже. Для этого использовались организации типа «Союза за возвращение на родину», которые, спекулируя на тоске по России, склоняли слабых духом русских людей к сотрудничеству с советской стороной, обещая прощение и благополучное возвращение домой.
Использовали также раскол между русскими военными, большая часть которых вступила в РОВС, а меньшая – в КИАФ. Сторонников Великого князя Николая Николаевича старались поссорить со сторонниками Великого князя Кирилла Владимировича. Агентов вербовали и среди чинов РОВС, и среди чинов КИАФ. Согласились сотрудничать с советскими спецслужбами чины РОВС командир корниловцев генерал Н. В. Скоблин и капитан-марковец С. Я. Эфрон. Стал советским агентом генерал-майор П. П. Дьяконов, заведующий Парижским округом КИАФ.
В 1928 г. в столице соседней Бельгии Брюсселе умер первый председатель РОВС генерал-лейтенант барон П. Н. Врангель. В конце 1980-х гг. историком В. Г. Бортневским было высказано предположение о том, что «черный барон» был отравлен советскими «рыцарями плаща и кинжала». Эта версия активно обсуждалась и обсуждается по сей день. Но наследники ИНО ОГПУ СССР в лице ФСБ упорно хранят молчание.
В 1929 г. в усадьбе Тенар на юге Франции скончался Великий князь Николай Николаевич.
В 1930 г. из Парижа «исчез» преемник барона Врангеля на посту председателя РОВС генерал от инфантерии А. П. Кутепов. Советская сторона вплоть до середины 1960-х гг. отрицала всякую причастность к этому «исчезновению». Теперь картина этого «исчезновения» воссоздана на страницах книги «Генерал Кутепов» в серии «Белые воины». При попытке похищения генерал оказал сопротивление советским агентам и был ими убит.
История повторилась в 1937 г., когда в Париже «исчез» преемник генерала Кутепова генерал-лейтенант Е. К. Миллер. Его живым доставили в Москву. Более года его держали во внутренней тюрьме НКВД на Лубянке. От него добивались подписать обращение к русской белой эмиграции прекратить борьбу против советского режима. Старый русский генерал проявил неожиданную для тюремщиков стойкость. Отказавшись подписать чаемую энкавэдэшниками декларацию, он тем самым подписал себе смертный приговор. Генерал Миллер был застрелен в тюрьме, тело сожжено в Донском крематории, а прах высыпан в братскую могилу «невостребованных прахов» жертв пол