по правде говоря, он тоже не был тогда знаком, но через Валентина Серова, с которым Дягилев сошелся в Москве, раздобыл его петербургский адрес. Когда Дягилев вошел в квартиру на Моховой, он сразу же приступил к делу, объяснив цель своего визита: Коровина он ставил в один ряд с выдающимися современниками, поэтому хотел видеть его в числе тех, кто будет сотрудничать с редакцией.
Во время этой беседы в комнату вошел Савва Мамонтов, с которым Коровин тут же поделился новым проектом Дягилева и представил его самого. Так они и познакомились. На следующий день Мамонтов вернулся к обсуждению этой темы, охарактеризовал «молодого барина» (то есть Дягилева) как энергичного человека, у которого, как быстро и точно определил Мамонтов, нет денег. Художник подтвердил догадку Саввы Ивановича, и тот довольно быстро решился на спонсирование журнала.
После знакомства у Коровина, Мамонтов пригласил Дягилева в Москву и познакомил с Васнецовым, Врубелем и Шаляпиным. Но самое главное в том, что Мамонтов согласился финансировать предприятие Дягилева и готов был обсуждать детали предприятия. Кстати, именно Константин Коровин сделал первую обложку для журнала и цветные декоративные иллюстрации.
Когда деловые вопросы были улажены, в особняке, где проживали Тенишевы, был дан торжественный прием по случаю основания журнала. Художник Ян Ционглинский произнес яркую и запоминающуюся речь, к нему присоединился Савва Мамонтов, а затем и княгиня Тенишева взяла слово. После банкета состоялся музыкальный экспромт и присутствующие находились в весьма приподнятом настроении. Однако не все было так радужно и безоблачно. Супруг Марии Тенишевой, князь Вячеслав Николаевич, был не совсем доволен такого рода деятельностью своей жены, а вопрос финансирования (ведь в действительности именно он, а не Тенишева, давал деньги на издание) и вовсе вызвал его возмущение. Князь считал, что Дягилев и компания ценят Марию Клавдиевну исключительно за деньги, а ее художественные вкусы и понятия никому из них не интересны.
Сама Тенишева пыталась убедить супруга в обратном: ей хотелось верить, что она ценна и интересна именно своими проектами и желанием двигать русское искусство вперед. При этом она чувствовала, что и муж в ней видит лишь женщину, а не человека, который может быть ему помощником, соратником и единомышленником. Ее энергичность, умение доводить начатое до конца, стойкость и самоотверженность в работе были лучшими доказательствами того, что княгиня действительно была способным человеком и ничего «женского» в ее деятельности не было. Но Вячеслав Николаевич не принимал помощь жены, считая, что ее главная задача – быть счастливой и радовать мужа, а он, как сильный мужчина, не нуждается в помощи.
Княгиню оскорбляло такое отношение мужа, ведь она не собиралась «украшать» собой обстановку в доме. И хотя ее супруг был щедрым человеком и не жалел денег на туалеты, золото, бриллианты, он не верил, что у женщины могут быть другие интересы. Со временем Мария Клавдиевна все же нашла способ получать желаемое.
Поняв-таки, что в ней видят только женщину, она и стала поступать как женщина. Капризы, кокетство, жеманство, слезы – все шло в ход, чтобы достичь того, что ей было нужно. Но это работало, так что княгиня прибегала к подобному методу довольно часто.
Утешением для нее была мысль, что такое представление она разыгрывает не для себя, а во имя высокой цели. То же самое произошло и в данном случае. После долгих разговоров и логических доводов, княгиня-таки сменила тактику и объявила, что хочет и даже требует, чтобы было, как она просит. Князь не мог устоять перед «капризами» жены и уступил. Соглашение с Дягилевым было подписано. Как только с журналом все было улажено, началась подготовка к самой первой выставке объединения «Мир искусства», которая открылась в январе 1899 года в музее Штиглица.
Сейчас, спустя более 125 лет после описываемых событий, не возникает сомнений, почему именно эти люди поддержали Дягилева: они обладали схожими чертами характера, были одинаково упорны в достижении своих целей и искренне верили в свои идеалистические устремления. Тенишева была действительно одаренной личностью: она прекрасно пела, выступая на концертах, создавала замечательные эмали, имела литературные таланты. Но самое главное – это ее бесконечное стремление вкладывать энергию, знания, душу и материальные средства в развитие культуры. В 1894 году княгиня учредила стипендию для лучших учеников Рисовальной школы при Императорском Обществе поощрения художеств, которую выплачивали ежегодно. Благодаря ее стараниям имение Талашкино, находившееся в Смоленской губернии, можно сказать, стало вторым Абрамцево (имение Саввы Мамонтова под Москвой, где были созданы условия для проживания художников и развития их творчества) и превратилось в центр художественной жизни с собственными коллекциями и музеем. Тенишева также открыла ремесленное училище и несколько школ в Бежице под Брянском, сельскохозяйственное училище во Фленове и художественную школу в Смоленске. Не случайно за свою активную просветительскую деятельность она была награждена званием «Почетная гражданка города Смоленска». После 1906 года Тенишева организовала в Париже несколько выставок русского искусства, составив в некоторой степени конкуренцию «Русским сезонам» Дягилева.
Уже несколько раз отмечалось, что императорская семья весьма активно посещала дягилевские вернисажи и интересовалась современным искусством. С первой выставкой было то же самое. Открытие состоялось очень торжественно, на нем присутствовал дядя императора, президент Академии художеств – великий князь Владимир Александрович с дочерью и супругой. Более того, Тенишевой был обещан визит самого Государя. Правда, когда Государь сможет посетить выставку, никто не знал, и день не был назначен.
Из этого в итоге вышло целое приключение. Тенишева завтракала у себя в доме на Английской набережной, как ей вдруг позвонили из Зимнего дворца и сообщили, что Государь посетит выставку во втором часу. Не успевая сменить туалет, княгиня немедленно приказала закладывать карету, чтобы успеть в академию Штиглица раньше императора. Попутно она пыталась связаться и с Дягилевым, который завтракал со своей компанией в каком-то из ресторанов Петербурга, но где именно, она не знала.
Проезжая мимо дворца в своей карете, Мария Клавдиевна увидела, что император уже сел в сани и отправился на выставку. Обогнать его экипаж было невозможно, так что пришлось, не отставая, ехать за ним. В итоге княгиня успела выскочить из кареты, сбросить шубу и встретить государя так, будто все утро только и дожидалась его визита. По счастливому стечению обстоятельств в залах выставки оказался художник Константин Коровин, который в то утро удостоился аудиенции во дворце великой княгини Елизаветы Федоровны на Фонтанке. На выставку он пришел, чтобы проведать своих друзей, сразу после высочайшего визита, в чем был, то есть во фраке, не переодеваясь. На входе художник столкнулся с Дягилевым, которому каким-то образом все же сумели сообщить о визите императора. Это и помогло решить главную проблему: Дягилев не успел заехать домой и переодеться, а в неподобающем виде он не мог представиться Государю. Увидев Коровина, Дягилев, бывший в ужасном положении, взмолился одолжить ему фрак, что и было сделано.
Курьезность ситуации заключалась в том, что Сергей Павлович отличался полнотой и плотностью фигуры, так что он с неимоверными усилиями натянул на спину неподходящий по размеру фрак. К тому же, Коровин был худощав и на две головы ниже, так что его фрак едва прикрывал Дягилеву локти.
Однако, это было единственное приемлемое решение, поэтому в таком комичном виде Дягилев и предстал перед Государем.
Когда княгиня Тенишева, представляя Дягилева императору, подняла на него глаза, она от удивления растерялась: съеженная спина, торчащие манжеты, короткие рукава… Но нужно было сохранять самообладание и продолжать беседу. Дягилев, естественно, прекрасно понимал, как он выглядит, и тоже едва сдерживался, чтобы не рассмеяться. Он старался серьезно отвечать, давал объяснения и ни в коем случае не смотрел на Тенишеву – иначе приступ смеха подавить было бы невозможно. В итоге, все прошло вполне благополучно, Николай II поблагодарил обоих за организацию выставки и любезно простился. Как только император ушел, княгиня и Дягилев разразились хохотом. Думается, рассмеялся в своей карете и Николай II.
Завтракал Дягилев, скорее всего, в ресторане «Кюба» – об этом свидетельствуют многочисленные свидетельства его современников, того же Константина Коровина, например.
Одной из типичных петербургских традиций в последней трети XIX столетия сделались деловые встречи за завтраком. Это во многом объясняет широкую популярность завтраков в дорогих ресторанах, таких как «Кюба», «Донон» и «Доминик», ведь такие завтраки способствовали знакомствам и, зачастую, весьма выгодным предложениям. Артисты находили ангажемент, то есть работу, антрепренеры – артистов, издатели – авторов и наоборот, за завтраком композиторам заказывали оперы и балеты, художникам – декорации и костюмы, получались подряды и заключались сделки. Нас, конечно, интересует богемная публика, но вначале скажем пару слов о петербургских ресторанах как о явлении.
Начиная со второй половины XIX века большинство петербургских ресторанов специально указывали время завтраков (надо сказать, достаточно поздних), – их сервировали с 11 до 15 часов и называли на немецкий манер: «фриштик». Чем дороже был ресторан, тем позднее в нем подавали завтрак. У многих служащих, чиновников и конторских в это время был уже обеденный перерыв.
Одним из самых роскошных и, надо сказать, безупречных с точки зрения репутации, ресторанов Петербурга был «Кюба». Анна Тютчева, статс-дама императрицы, вспоминала, что это был «единственный ресторан такого хорошего тона, что туда можно было зайти приличной даме без сопровождения кавалера», что, вместе с тем, не мешало ему служить местом для знакомства господ, «ищущих рассеяния», с профессиональными соблазнительницами. Однако встречи подобного характера чаще проходили с 13 до 15, когда подавали второй завтрак. Стоил он 1 рубль 25 коп., причем зимой второй завтрак заканчивался с наступлением сумерек.