Владельцем ресторана был Жан-Пьер Кюба, который оказался в России интересным образом. В 1867 император Александр II посетил Всемирную выставку в Париже. Во время одного из парадных обедов он был восхищен искусством шеф-повара и предложил ему переехать служить в Россию. Повар не смог принять предложение, но порекомендовал своего лучшего ученика – Жана-Пьера Кюба. Он-то и приехал в Петербург. После гибели Александра II Пьер Кюба состоял на службе у его сына Александра III. Затем он вернулся во Францию, чтобы осуществить свою давнюю мечту – стать виноделом. Но бизнес не складывался, и повар вновь приехал в Петербург, причем по приглашению уже Николая II. Кюба не только поступил на службу к государю, но и стал владельцем ресторана «Кафе де Пари», который он позже переименовал, используя свою фамилию, в «Кюба».
Неудивительно, что в 1903 году в ресторане проходил торжественный завтрак для императорской семьи! 1903 год – юбилейный: 200 лет со дня основания Петербурга. Помимо изысканных блюд, именитым гостям подавали перепелиные яйца, запеченные в золе и приправленные соусом из шампанского. В этом блюде как бы переплелись простая народная еда и элегантность французской кухни.
Что еще можно было отведать в ресторане «Кюба»? Седло теленка по-монгольски, тертых рябчиков, утку, фаршированную дичью, котлеты из молодой баранины под фирменным соусом. Особым шиком считались тюрбо с артишоками (этот вид камбалы дороже форели, осетра и даже стерляди) и, конечно, устрицы.
Также современники ценили уютные интерьеры ресторана, прекрасную кухню, а в начале XX века «Кюба» был одним из первых мест в городе с электрической мигающей рекламой. Это стало основанием для расхожего каламбура того времени: «Да святится имя твое».
Но самая прекрасная отличительная «черта» ресторана – это список регулярных посетителей: Федор Шаляпин, Сергей Дягилев, Вацлав Нижинский, а также Антон Чехов, Пётр Столыпин и Павел Милюков. Заведение было известно как место встреч балетоманов и «золотой молодежи». Отрадно, что и сейчас в этом здании на Большой Морской улице в Петербурге находятся рестораны, хотя, конечно же, к «Кюба» они уже не имеют никакого отношения.
Однако вернемся к Тенишевой. Ее знакомство с художниками и первые меценатские проекты состоялись задолго до организации журнала и, тем более, выставок. Еще в 1895 году с обратной стороны своего дома, в корпусе, выходящем на Галерную, княгиня открыла рисовальную школу. И это было важное событие для петербургской арт-сцены того времени, так как в столице не существовало никаких классов для перехода из рисовальных школ в Академию художеств. Желающих поступить в так называемую «тенишевскую школу» было в десять раз больше, чем позволяло помещение. Среди ее учеников были сын Репина Юрий, дочь Константина Маковского Елена, Зинаида Серебрякова, Мстислав Добужинский и Иван Яковлевич Билибин, которые стали потом известными художниками.
Студия выходила на Галерную улицу, на которой тогда не было ни ресторана, ни приличной столовой или кондитерской, ни кафе. Поэтому ученикам некуда было пойти на обед. Тенишева придумала, как разрешить это затруднительное обстоятельство. В соседней с мастерской комнате была устроена чайная, куда в двенадцать часов обычно подавался огромный самовар с большим количеством булок. Поначалу художники стеснялись такой щедрости княгини и под разными предлогами отказывались от угощения, некоторые даже покидали студию до полудня, чтобы избежать неловких объяснений. Но потом все постепенно привыкли, к тому же Мария Клавдиевна регулярно приходила сама на это чаепитие и приглашала составить ей компанию. В итоге все так привыкли пить чай с булочками у княгини, что потом, уже поступив в Академию, прибегали к полудню оттуда, даже приводя с собой товарищей. Марию Клавдиевну это всегда очень радовало.
Студия была для нее отдушиной, она часто вспоминала, как там по вечерам собирались художники, пели, играли и даже танцевали, устраивали чтения, и всегда была задорная, веселая и непринужденная атмосфера. Княгиня относилась к учившимся в ее рисовальной школе художникам как к детям: однажды она устроила для них рождественскую елку, которую украсила карандашами, резинками, сладостями. Этот праздник закончился только под утро – танцевали всю ночь. Тенишева вспоминала, что это место на Галерной было для нее особенным: так, как там, она нигде больше не веселилась.
После смерти своего супруга в 1903 году княгиня Мария Тенишева продала дом на Английской набережной, 14, и переехала в соседний – № 6. Тогда же по причине продажи особняка закрылась и сама рисовальная школа, которая просуществовала целых 8 лет!
Тенишева переехала в дом № 6 после смерти мужа не случайно: в этом особняке у нее довольно долго была съемная «конспиративная», как она сама ее называла, квартира. Само здание чуть позже тоже стало полностью принадлежать Тенишевым: князь Вячеслав Николаевич был пайщиком Международного коммерческого банка, и когда тот переехал с Английской набережной на Невский проспект, Тенишев выкупил этот особняк за 475 000 рублей, а потом и вовсе подарил своей жене… Но на момент событий, о которых пойдет речь далее, особняк еще не был у них в собственности, поэтому Тенишева снимала там квартиру. Ее окна выходили на Неву, отчего княгиня звала свое тайное жилище «Эрмитажем».
В нем она принимала своих друзей и более близких знакомых. Кстати, супруг Марии Клавдиевны туда вообще не допускался, зато почти каждый вечер, а иногда и днем, в квартире происходили собрания, состоявшие из художников, музыкантов и некоторых приятелей самой княгини.
На этих эрмитажных вечерах довольно часто можно было встретить весьма известных и, несмотря на царившее там всеобщее веселье и свободную задорную атмосферу, весьма почтенных людей. Казалось, что сословные различия и устои общества в этой квартире на Английской набережной временно упразднялись.
Среди постоянных гостей княгини можно выделить Адриана Викторовича Прахова. В 70-х годах XIX века Прахов занимал в художественном мире Петербурга заметное положение, прежде всего благодаря тому, что был одним из редакторов иллюстрированного журнала «Пчела», считавшегося тогда образцовым. Именно Прахов по совету профессора Академии Художеств Павла Чистякова пригласил еще студента Михаила Врубеля реставрировать древнерусские храмы в Киеве, а затем организовал для него поездку по Италии. Прахов также читал лекции по истории искусств в Петербургском университете и был для будущих мирискусников в каком-то смысле идеалом. Правда, на вечерах у Тенишевой можно было увидеть, что несмотря на всю свою славу и уважаемое положение в обществе, переходить в разряд почтенных старцев он не собирался.
Если в «Эрмитаже» случалось по вечерам особо шумное веселье, Адриан Прахов предавался ему с небывалым энтузиазмом. Он дурачился, гримасничал, пускался в пляс, словом, от души веселился. Однажды на такую вечеринку был приглашен художник Михаил Нестеров, который обычно вел размеренный и скромный образ жизни. Для последнего Адриан Викторович Прахов являлся уважаемым человеком, наставником и ментором – он руководил росписями киевского Владимирского собора, где Нестеров совместно с Врубелем и Васнецовым трудился в течение нескольких лет. Вид почтенного профессора, который в тот момент безудержно хохотал, танцуя, настолько потряс бедного Нестерова, что тот в прямом смысле сбежал с праздника.
Собрания членов редакции «Мира искусства» тоже проходили здесь. Дягилев, Бакст, Серов, Головин, Коровин, Нувель, Философов, Левитан, Врубель и другие собирались в «конспиративной» квартире Тенишевой и проводили там вечера, обсуждая разные вопросы относительно журнала, перебирая акварели из коллекции Тенишевой для музея, строя планы и мечтая о счастливом будущем для художественной жизни России.
На склоне лет Тенишева вспоминала, что в молодости она мечтала быть очень богатой. Богатой для того, чтобы быть полезной. Она хотела сделать что-нибудь для всеобщего блага, например, дать свои средства на образование народа или создать что-то долговечное, что приносило бы пользу даже годы спустя после ее смерти.
Коллекционирование стало для Марии Клавдиевны не просто прихотью и блажью, демонстрацией статуса или обязательным «бременем аристократа», – коллекционирование было для нее осознанной деятельностью, направленной на благо людей. Княгиня приобретала художественные ценности не для того, чтобы обладать ими и украшать обстановку, а чтобы пожертвовать их в будущем. Тенишева была серьезно обеспокоена состоянием своего собрания: акварельная коллекция росла и богатела каждый год, пользоваться ею становилось все затруднительней: акварель боится света, а часть произведений пришлось развесить по стенам, другая часть была помещена в специально заказанные шкафы с выдвижными полками, которые загромождали комнаты. Да и князь Тенишев, человек практичный, не скрывал своего недовольства, постоянно ворчал и ругался. О коллекции жены он отзывался пренебрежительно и даже называл ее «дрянной» и никому не нужной. Тем сильнее Мария Клавдиевна хотела ее достойно «пристроить», передав в музей и доказав мужу, что она не впустую тратила время и деньги. Чтобы передать коллекцию в музей, нужно было, как считала Тенишева, чтобы кто-то (желательно, из придворных кругов) ее увидел и оценил, а для этого было необходимо где-нибудь публично представить акварели. В начале 1897 года решили устроить выставку в Обществе поощрения художеств. Под свое покровительство мероприятие взяла принцесса Евгения Максимилиановна Ольденбургская. Сама княгиня в это время была в Париже, но ей сообщали, что выставка очень удачна, посетителей много, залы Общества поощрения художеств полны, следовательно, цель Тенишевой была достигнута: выставка произвела хорошее впечатление. Однако Александр Бенуа немного иначе вспоминает об этом событии, впрочем, детали тут не столь важны, поскольку цель и мечта Марии Клавдиевны, в итоге, были почти полностью исполнены. А вот сам Бенуа, по всей видимости, рассчитывал на больший успех, ведь все-таки он был составителем и хранителем этой акварельной коллекции довольно долгое время, а, возможно, ему было искренне жаль Тенишеву, которая столько сил и денег вложила в это предприятие. Он с грустью отмечал, что выставка не получила большой огласки и не вызвала резонанс в обществе. Хотя действительно, вернисаж посетило довольно много народу, даже и высокопоставленные особы, выдающимся событием 1897 года этот проект не сумел стать. Однако выставка все-таки обратила на себя внимание тех, на чей интерес рассчитывала княгиня, и ее идея через короткое время реализовалась.