али обычно в 8 часов, а заканчивали за полночь. Так что Сергей продолжает традиции своей семьи: «четверги» его детства переместились со Шпалерной на Галерную.
Что касается музыки, тут надо упомянуть музыкального критика и коллекционера Платона Львовича Вакселя (он жил на набережной реки Мойки, 26), а также певицу Александру Молас, известную своей активной поддержкой композиторов «Могучей кучки». Дягилев писал родителям о своих частых визитах к ней и о музыкальных вечерах у Вакселя. Молас была родственницей Римского-Корсакова: ее родная сестра вышла замуж за композитора в 1872 году, после чего дом Моласов (Моховая, 41) превратился в центр музыкальной жизни столицы: по воскресеньям здесь устраиваются музыкальные вечера, ведутся разговоры о русской музыкальной культуре. Это семейство даже упомянуто в энциклопедическом словаре (!), а их дом назван сборным пунктом всего яркого и интересного в музыкальном мире. Супруг Александры был заведующим типографией императорских театров (где позже будет служить и Дягилев, так что, очевидно, это было важное знакомство, хотя Дягилев, наверное, тогда этого еще не осознавал. Кстати, типография тоже находилась на Моховой, правда, в доме № 40). Николай Молас также состоял в Товариществе передвижных выставок в качестве художника-любителя. Примечательно, что Дягилев, будучи еще совсем молодым человеком, становится вхож в этот круг любителей русской культуры. Он определенно обладал талантом налаживать связи и заводить полезные знакомства. Учитывая, что Дягилев прославится на весь мир именно как антрепренер-импресарио, понятно, что основа его успеха – потрясающие навыки коммуникации.
Кроме кузена Димы и Валечки Нувеля соседом Дягилева по Галерной были два весьма примечательных персонажа: княгиня Тенишева и Сергей Павлович фон Дервиз. Правильнее сказать, что они проживали на Английской набережной, а вот служебные флигели их особняков выходили на Галерную. На Галерной, 13 позже находилась рисовальная школа княгини Тенишевой (об этом пойдет речь далее). А на Галерной, 33 – театральный зал барона фон Дервиза.
Сергей Павлович фон Дервиз – наследник огромного состояния своего отца, известного концессионера и строителя железных дорог, Павла Григорьевича фон Дервиза, в полной мере был сыном своего отца по части того, что касалось культуры и, прежде всего, музыки. Павел Григорьевич в силу обстоятельств (здоровья детей) переехал в Ниццу, где, купив землю, выстроил потрясающую резиденцию и разбил парк с гротами, фонтанами и скульптурами. Был предусмотрен и театральный зал, куда хозяин мог спуститься прямиком из своих личных покоев. Примечательно, что Дягилевы были знакомы с Дервизами и даже посетили их виллу Вальроз по приглашению хозяина: он был приятелем Валериана Панаева. Елена Валериановна после перенесенной болезни по совету врачей и настоянию родных отправилась на зиму 189 года на юг Франции, Павел Григорьевич, узнав, что семья дочери его друга находится в Ницце, пригласил их пожить у него какое-то время и, конечно же, посетить его знаменитые концерты. Так что музыка сопровождала Дягилевых везде, и в Петербурге, и в Перми, и даже за границей в Ницце.
После смерти Павла Григорьевича его сын Сергей с матерью и младшим братом вернулись в Россию. Занявшись строительством собственного дворца (в 1885 году, то есть, когда Сергей Дягилев приезжает в столицу, здание уже имеет нынешний современный вид) в Петербурге на Английской набережной, Сергей фон Дервиз решил использовать служебный корпус вдоль Галерной не как доходный дом (что было бы логично, хотя в таком виде доходов Дервизы не нуждались), а как собственный театр.
Говорили даже, что молодой барон иногда просил прислугу вынести все стулья из театрального зала, приглашал лучшую труппу и сам, в одиночестве, наслаждался спектаклем. Действительно, театральный зал особняка фон Дервиза как нельзя лучше подходит для свиданий с музами.
В начале 1900 годов фон Дервиз продает свой дворец и переезжает за границу. Здание было разделено на три части, и каждая досталась разным хозяевам: часть корпуса по Галерной приобрел шталмейстер (начальник гаража и конюшен) императорского двора Николай Шебеко и стал сдавать бывший театральный зал Дервиза в аренду различным труппам и антрепренерам. Так, например, здесь появляется театр Интермедий Всеволода Мейерхольда, который выступал под псевдонимом «доктор Даппертутто» (в переводе с итальянского языка – «везде, повсюду». В то время режиссер был связан контрактом с Александринским театром и не мог работать в других местах под своей настоящей фамилией). Выступала в театральном зале Шебеко и Айседора Дункан. Кстати, известно, что Дягилев со своей компанией посещали ее спектакли (правда, в зале Дворянского собрания, а не на Галерной) и были в восторге от идей свободного танца и новой хореографии. Более того, в интервью 1910 года он будет подтверждать духовное родство с творчеством этой танцовщицы.
А в 1911 году в театральном зале Шебеко состоится примечательное мероприятие, непосредственно связанное с «Русскими сезонами». Речь идет о показе мод! Причем, устроит дефиле моделей и прочитает лекцию о современной моде известнейший французский кутюрье Поль Пуаре. К моменту приезда в Россию Пуаре Дягилев проведет уже 6 сезонов русского искусства в Париже, и они с Пуаре познакомятся лично. Галерная улица помнит Сергея Дягилева студентом, юношей с большими планами на жизнь и мечтами о будущей карьере, а спустя 15 лет на той же самой Галерной, в особняке по соседству с его когда-то съемной квартирой, лучший парижский модельер показывает коллекцию, вдохновленную проектами Дягилева.
Когда Пуаре со своими моделями прибыл в Петербург из Москвы, пресса уже написала о нем, и некоторые обозреватели подчеркивали связь моделей французского кутюрье с русской тематикой. В особенности это было заметно в фасонах манто и костюмов для прогулок, но и другие туалеты с вышивкой и декоративной отделкой, совершенно очевидно, были заимствованны из России. Корреспонденты подчеркивали, что уже не в первый раз нужно благодарить иностранцев за то, что они напоминают об эстетических ценностях, исконно присущих русским людям, но ценностями этими, увы, часто пренебрегают.
Одна из газет вообще проводит параллель между русским балетом, творчеством Бакста (знакомство Льва Бакста и Поля Пуаре произошло на выставке художников, участвовавших в оформлении спектаклей «Русских сезонов», открывшейся 20 июня 1911 года – до поездки Пуаре в Россию – в парижской галерее Бернхейма) и модными находками Поля Пуаре: автор прямо заявляет, что Россия оказала значительное влияние на творчество кутюрье.
Во время демонстрации моделей и затем в ходе лекции о современной моде стало ясно, что помимо этнографического элемента, едва ли не во всех туалетах читалось влияние русского балета, некоторые силуэты перекликались с «Шехеразадой», другие же вызывали в памяти изящные образы полотен художника Леона Бакста.
Думается, что если бы Сергей Дягилев в тот период находился в России, он бы обязательно почтил своим присутствием театральный зал на Галерной, однако ни в Москве, ни в Петербурге Дягилева тогда не было.
О московском показе свидетельствует письмо художника Игоря Грабаря к Александру Бенуа, в котором он восторженно рассказывает о вечере, проведенном в особняке Надежды Петровны Ламановой (московской портнихи, поставщицы двора Ее императорского высочества великой княгини Елизаветы Федоровны) на Тверском бульваре. Надежда Ламанова – коллега Поля Пуаре, друг с другом они были знакомы уже некоторое время, так как Ламанова минимум раз в год посещала Париж для закупки тканей. Именно она пригласила знаменитого француза к себе в Москву, после чего он также решил посетить и Санкт-Петербург. Грабарь советовал своему другу-художнику обязательно оказаться на показе мод в столице, так как московское дефиле произвело на него самого неизгладимое впечатление. Кстати, забавно, что Пуаре в мемуарах писал, будто в Россию он привез шесть манекенщиц, Грабарь же вспоминает о дюжине «пробир-мамзелек», то есть девушек было двенадцать. То ли кто-то из них ошибается, то ли дамы быстро переодевались, создавая ощущение, что их больше, то ли у художника от изумления двоилось в глазах.
Бенуа, конечно же, не пропустил такое событие! Да еще об этом модном показе он написал статью, в которой назвал представителя портновского искусства художником. Впервые именно в Петербурге мастерство модельера вообще стало восприниматься не как ремесло, а как искусство, а портной стал наделяться качествами настоящего художника. Александр Бенуа в своей статье говорит о том, что давно пора отказаться от академических различий между «большим искусством» и искусством прикладным. Это разделение, и без того условное, изжило себя и должно уйти в прошлое. Кроме того, Бенуа называет Пуаре своим коллегой и подчеркивает, что из его речи-лекции, прозвучавшей в театральном зале Шебеко, можно сделать вывод, что сам кутюрье обладает всеми признаками настоящего художника. Он натура чувствующая и думающая, уже то, как он описывал античную статую в своем парижском саду, – сближает его с поэтами своего времени. В его «произведениях» можно обнаружить куда больше эстетики, нежели в большинстве традиционных «художественных» работ. Известно, что петербургское дефиле посетил и Роман Петрович Тыртов – в будущем известнейший художник Эрте, который будет работать с Пуаре в Париже. Эрте получит предложение о сотрудничестве и от Дягилева, но в итоге выберет другой проект. О несостоявшейся работе с «Русскими сезонами» Роман Петрович будет вспоминать с сожалением…
Итак, уже в 1911 году «русский балет Сергея Дягилева» добрался из Парижа до Галерной улицы в Петербурге, где за 15 лет до этого юный Сережа начинал свой творческий путь. Через французскую моду, Поля Пуаре и «Шехеразаду» Дягилев как будто бы преодолел законы и механизмы времени.