Вчера опять заходил почтальон. И снова читаю, перелистываю, сочувствую, и уже не смеюсь.
Читаю, беру ветошку, мел, натираю, шлифуя, деревянную перекладину, чтобы ты, дружок, отжимался-качался ежеутренне, в неискреннем твоем ожидании, что муза больше не придет, а явится Бог и выдаст грамоту. И пока я тру перекладину, со дна времени поднимается, с упованием на наше милосердие, последняя фраза Битовского рассказа: «Господи! Сколько же в Тебе веры, если Ты и это предусмотрел?!»
О всех пишущих я скорблю обычно молча, но вчера бесенок словоохотливости дернулся, отчего, раззудившись воспоминанием, я и ворчу сегодня: знаю, дружок-сочинитель: отбросив перышко неопалимое, ты ждешь под кустом, присев на мускулистые корточки, корчишь из себя Моисея: то бороду прилепишь, то фанерный народ подгонишь и построишь, то на брата прикрикнешь, то скрижали отформатируешь — и ждешь, когда придут за ответами к тебе, дружок. Ну, жди. Я бы на твоем месте обошлась музой. Она — предусмотрена.
Личное дело Иуды45
И когда увидел Иорам Ииуя, то сказал: с миром ли Ииуй? И сказал он: какой мир при любодействе Иезавели, матери твоей, и при многих волхвованиях ее?
И поворотил Иорам руки свои, и побежал, и сказал Охозии: измена, Охозия!
А Ииуй натянул лук рукою своею, и поразил Иорама между плечами его, и прошла стрела чрез сердце его, и пал он на колеснице своей.
…кто не клялся, не присягал, не обещал хранить, — еще не предатель. А назвался груздем — полезай в кузов. Вор в законе живет по воровскому закону, в составе коего «неукоснительноe следование воровским правилам и непрощение любого их предательства, даже если к отступнику применялось насилие, или он находился в беспомощном состоянии».
Гражданам законопослушным в договорах даруется добренький пункт об «обстоятельствах непреодолимой силы». Он дает шанс увильнуть от выполнения. Он учитывает. Например, во всех контрактах с издательствами мне на последней странице разрешалось дать слабину, то есть не сдать рукопись вовремя, ввиду революции, извержения вулкана и тому подобных неприятностей. Подписывая договор, я всегда тихо спрашивала себя: «А ты будешь писать прутиком на песке в виду волны, набегающей на берег необитаемого острова?»
Предательством называют ситуацию, когда одно лицо внезапно делает не то обещанное, чего ждет от него другое лицо или группа лиц. Афористы тут как тут: «У него все свойства собаки за исключением верности».
На радио «Резонанс» главный редактор Абов Джуликян, выпуская в 1993 году меня, нового сотрудника, в утренний эфир, напутствовал: «Ведущий имеет право не выйти в прямой эфир в одном случае: скоропостижная кончина вдали от АСК-3 „Останкино“. Если вблизи — обязан доползти до эфирной студии и выйти в эфир. Поняла?»
В результате сурового воспитания прямым эфиром я снисходительно улыбаюсь при виде издательских контрактов с «обстоятельствами непреодолимой силы», вспоминая старый анекдот, где мамаша грозит кулаком вослед шаловливому сыну, топающему с корешами на речку: «Утонешь — домой не возвращайся!»
Жесткость законов, определенных для иных комьюнити, мне понятна: дело и в успешном тайм-менеджменте (вышла в эфир вовремя), и в природной удачливости (вышла из-под обстрела живая), чтобы не подвести коллег (где искать замену за минуту до эфира), родных (на что хоронить и где), но еще и в том дело, чтобы сознательно не оказываться в подрасстрельных ситуациях, не толкать к смерти других людей, не рвать чужих нитей. Подозреваю, что воровской закон, не принимающий оправданий в принципе, он как раз про это: не подставляйся. Ты не один: помни, что за тобой люди. Качество людей за твоей спиной никакого значения для тебя иметь не должно: у каждого, кто воплотился и попал в твою судьбу, по определению есть смысл. Погубишь людей — порвешь нить — нарушишь ход — не расшифруешь смысл. Бог этого не одобрит, см.: «Тогда побежавший от крика ужаса упадет в яму; и кто выйдет из ямы, попадет в петлю; ибо окна с небесной высоты растворятся, и основания земли потрясутся» (Ис 24:18).
Я постоянный читатель старинной книги Иоганна-Вильгельма Архенгольца «История морских разбойников Средиземного моря и Океана». Там о предательстве как самом низком деянии говорят в практическом ключе, и ситуации все однотипные: или украл у своих, или выдал врагу — своих. В пиратских кругах за предательство полагалось быстрое и абсолютно предсказуемое наказание. Психологизмами пираты не увлекались. Сделал своим плохо — получи. Плохо — это совершить нечто, противоположное договоренному, в ущерб товарищам и неожиданно. Разбой вам не детский сад. По умолчанию, конечно, и сам должен понимать, но круче канает слово. Гранит договора. Обязательства. Ответственность. Давши слово, держись, напоминает пословица. Слово первично.
Разведчик Daniel Foe
Ты не предатель, если прыгаешь на шесть метров в высоту: да, ты огорчаешь соперника, но ты ему не обещал прыгать на пять девяносто.
Для понимания — где предательство, а где просто огорчил соперника, — подходит обзор уставов. Нишевые и маргинальные сообщества, скорые на расправу, тем и удобны для раскидывания моральной фасоли по мешкам, что этическая оценка деяния, следствие, суд и приговор предателю в экстремальных условиях не занимают времени. Time is not money. Time is Life. В морском походе за рабами, серебром и золотом оперативно-прикладная этика всегда с собой.
Жил на свете один хитрован из простого сословия и жуть как желал узнать, что думают и говорят люди, особенно о нем лично. Прожил семьдесят лет (1661—1731). «Робинзона» он впервые выпустил в свет весной 1719 года. Прозорливость профессионального разведчика подсказала автору, что успех романа будет колоссальным и обессмертит его имя, причем при жизни, то есть он успеет узнать буквально, что каждый говорит о нем. Практичность подсказала памфлетисту, что читатель возжаждет «Робинзона-2», поэтому в конце книги автор опубликовал план будущего продолжения.
Он был в высшей степени занятной личностью, этот сын мясника по фамилии Фо. Прибавка «Де» появилась, когда будущему писателю было уже сорок лет от роду. Легенда гласит, что псевдоним родился из подписи: D. Foe. То есть Daniel Foe. «Даниеля» он сохранил, а фамилию сделал более звучной, звездной, проявив артистизм необычной натуры и, конечно, явную претензию на другой социальный уровень, много выше врожденного.
История создания Даниелем Дефо разветвленной, отлично организованной, превосходно законспирированной службы заслуживает отдельного рассказа. Как там люди живут? Кто наши друзья, а кто враги? Кого предают и почем? Вкратце сведения об основной работе Дефо присутствуют и в открытых источниках, но на них крайне редко ссылаются, потому, я думаю, что исследователи с большим трудом усматривают связь между образом умного автора-разведчика — и ворохом несусветных глупостей, прилепленных к образу книги ее первыми же читателями-критиками. Да и вторыми-десятыми-сотыми тоже.
Разведчик-литератор (шпион, тайный агент — назовите по вкусу) Даниель Дефо был еще историк-любитель: увлекался пиратами. Написал о них большущую книгу. Там есть и о предателях: «…Сокровища погрузили на борт к Эвери и сундуки опечатали. В этот и следующий дни корабли флотилии держались вместе, погода стояла прекрасная, а тем временем Эвери тайком собрал своих матросов и сказал им, что теперь у них достаточно денег, чтобы устроить свою судьбу, и ничто не мешает им отправиться в какую-нибудь страну, где их никто не знает, и жить в достатке до конца своих дней. Матросы поняли, что он имел в виду, и вскоре решили провести своих недавних напарников — команды шлюпов. Не думаю, что кто-нибудь из них испытывал столь сильные угрызения совести, чтобы попытаться удержать остальных от такого предательства. Словом, они воспользовались темнотой, изменили курс и к утру пропали из виду…»
Еще раз прошу заметить, что «Робинзон Крузо» не единственная книга Дефо. Да и «Робинзона», как правило, не знают, а там ух как интересно. Все глотают лайтовый пересказ для школьников, а это все равно что «Легенды и мифы Древней Греции» Николая Куна в сравнении «Библиотекой» Аполлодора: как памятка для девиц, мечтающих о постриге, в сравнении с Камасутрой. У Дефо около пятисот сочинений, и он не прочитан как следует, а «Всеобщую историю пиратов» читали единицы.
Дефо чеканным, почти телеграфным стилем описывает, как счастливый вор, улизнув от вчерашних друзей, встал на собственный путь: «Эвери и его команда, обсудив, что им теперь предпринять, решили, что лучше всего отправиться в Америку, поскольку в тех краях их никто не знал. Они намеревались разделить сокровища, изменить свои имена, высадиться кому в одном месте, кому в другом, после чего приобрести недвижимость на берегу и жить, не зная забот…»
Пират Эвери, на мой взгляд, психо-этически совпадает с офисником: нашему среднему классу тоже хочется тапки под цвет обоев на веранде виллы. А что средний класс типа надежа мира и опора экономики, достойная жить в собственном доме на берегу, ему внушили еще в начале 1990-х. Кража добычи, по понятиям, грех смертный, но на пиратских кораблях, понимая несовершенство человеческой природы, добычу охраняли. Значит, были возможны варианты предательства: пираты читали в душах людских без переводчика. Наши среднеклассники, возжелав тапок на вилле, легко поприватизировали все что плохо лежало, а плохо лежало все, поскольку было народное и уже не охранялось, поскольку Ельцин им крикнул «Обогащайтесь!» Я слышала.
Собственно, что такого? В пиратах влечение к земному счастью столь же сильно, как в непиратах. Просто в хорошей книге события стремительны ввиду композиции: сокровища блестят не в инстаграме, а захвачены, на борт брига уже доставлены, и его новые обладатели — то есть отнявшие золото у предыдущих обладателей — намереваются сохранить и применить награбленное. Может, у них первичное накопление. Ой, их повесили? И тогда зрители-читатели, благовоспитанные люди, все как один иллюстрируют финскую пословицу