А Визбору не давали документика. Не вешали медали. Не одаривали регалиями и званиями. Государство не удосужилось заплатить ему хотя бы символическую копейку. А именно он выполнил работу государства – работу по воспитанию юношества. И теперь, когда он смог донести до нас свои песни, его уже никогда не забудут потомки. Вот такой он был – скромный и простой. И он был настоящий мужик. Слово и дело для него было одно и тоже…… к Визбор…… И чем больше ходит человек по глубинкам России, тем больше очеловечивается. Только н……
Гайка с «Чёрного принца»
…В тот день погода была ветреной. Я даже подумал: «…а стоит ли выходить в море?» Публики нет, погоды нет, впрочем, волны не было.
На этой мысли меня прервал скрипучий голос Виктора:
– До Ласпи не подбросишь, капитан?
Ну, конечно, это был Виктор. Даже светлее как-то стало. И ветер сразу как-то поутих. Не успел я вымолвить и слова, как шумная компашка, явно студентов, ни о чем, не спрашивая, ввалилась на судно.
– Кэп! Нам бы прокатиться! – Весело, и в то же время строго заявила девица, лет так двадцати восьми, явная шефица, привыкшая командовать.
На мой удивлённый взгляд она добавила:
– Мы студенты, хотим увидеть Ласпи. Хотим скупнуться, хотим отдохнуть. Так по рукам, кэп?
– По рукам… – я кивнул Виктору, и он, явно обрадованный, всё же спросил, как положено марыману:
– Добро на борт?
– Есть добро, – отвечаю я.
И вскоре, мы уже идём вдоль берега бухты, а ветер туго и упористо надувает паруса. Ветер попутный, что, конечно же, радует всех нас. Впрочем, студенты, какие-то странноватые. Все действия строго по команде девицы, Стелы Каземировны. «…Так… сели… Голодные есть? Нет… Так… Хорошо…» И тут же переключилась на меня.
– Так… а вы капитан не молчите… рассказывайте… говорят вы хорошо рассказываете…»
А движуха напряжённая, ялики, катера, яхты – так и режут по курсу… Я «скромно» спрашиваю:
– А можно мне из бухты выйти?
– Можно… – следует строгое дозволение. – А как выйдем – сразу же начинайте рассказывать.
«Да, – думаю, – тётя «душевная» И всё же начинаю рассказ. О Балаклаве, об Инжире, о Мысе Айя. Вот вдали показался и мыс… Я вспомнил о «Черном Принце», вспомнил дядю Жору… вспомнил его рассказ… А история эта была ох, не проста. До дяди Жоры она дошла аж от прадеда. А я, надо сказать честно, гораздо больше доверяю вот таким вот историям от «сохи» от корней, от реальной человеческой судьбы…
– А что вы, друзья мои, слышали о «Чёрном Принце»? – Обратился я к студентам, уверенный, что сейчас посыплются возгласы типа: «А! «Чёрный Принц»! Знаем… Он же был…»
Но, к удивлению своему, ничего подобного я не услышал. Все восьмеро смотрят на меня слегка испуганно и… тишина…
– Как, вы ничего не слышали о «Чёрном Принце»? – Искренне удивляюсь я.
– Нет, ничего, – отвечает девушка. Она сидит ко мне ближе всех, приготовила блокнот и ручку. Так ей всё интересно. Глаза любопытнее, умные.
Я слега опешил, но продолжаю:
– Ну, о русско-турецкой войне 1854–1855 годов вы, конечно же, знаете… так?
– Нет – отвечают робко, – ничого не знаем…
Мне стало страшновато. Что же делать? Диалог явно не получается… Впрочем, думаю, я их сейчас выручу… И спокойно говорю:
– О Толстом, Льве Николаевиче, конечно же, знают все, так вот…
– Нет, – отвечает за всех всё та же девушка с умными глазами. – Ничего не слышали… Вот вы ж нам и расскажите!
Я испугался не на шутку. Передо мной сидят восьмеро студентов третьего курса вуза, расположенного в центре Европы, в государстве Украина, и никто из них не слышал, кто такой Лев Толстой! Во заворот!
– Ну, а «Войну и мир», вы, конечно же, видели в кино? – робко, с надеждой в голосе, говорю…
– Нет, – всё тот же ответ…
Стало мне грустно… Я как то так замолчал, загрустил, и стал смотреть на берег.
А мимо нас проплывал величественный Мыс Айя, Затерянный Мир со своей величественной «Каменной рекой».
Что же мне делать? Без диалога как то не получается…
И вдруг вижу, – прямо от берега, плывёт женщина, и толкает перед собой надувной матрас. А на матрасе сидит маленькое чудо, в спасательном жилете, и изо всех сил машет нам алой косынкой…
– Явно по нашу душу, – подаёт с кормы голос Виктор. – Тормози, капитан!
Что ж делать? Я сбрасываю обороты, резко руль вправо, судно влево.
Ещё пара минут – и оба уже карабкаются по сходням. Я подхватываю малыша, лет трёх, может чуть больше. В глазках задор, и ни малейшего страха.
– Добло на болт? – слышу детский тонкий голосок.
– Есть добро на борт, – отвечаю под всеобщий восторг и смех на судне.
А вот и мама этого чуда… Весёлая, смешливая, бодрая.
– Вы меня помните, капитан?
– Глаза помню, – отвечаю – а вот…
– Я Ирина, из Йошкар-Олы, вспомнили? А это Константин. – Представила она мальчика. Три года прошло, как мы были у вас… с Олегом.
Вот теперь вспоминаю, – вру я, хотя ничего, кроме этих удивительных глаз не могу вспомнить.
– А пло «Чёлный Плинц» ласкажете? – вдруг выдаёт Костик. – Мама мне ласказывала, только мало…
– А мы, как раз над ним…, – говорю я, – хотя не каждый со мной согласится.
Костик ринулся к борту, и стал внимательно вглядываться в голубовато прозрачные воды залива. И надо сказать, опустился довольно низко.
К моему удивлению, Ирина, и не подумала кинуться к сыну, как это сделала бы добрая половина мамаш, если не больше. Я заметил: обычно такие мамаши резко отдёргивают ребёнка, и, конечно же, пугают. А затем, следует грубая тирада в сторону мужа, если таковой имеется.
– Не боитесь? – я это сказал спокойно, глядя в глаза Ирине.
– А чего бояться? – Ирина слегка отряхнула золотистую гриву совсем ещё девчоночьих кудряшек. Вы что же, капитан, забыли диалог три года назад? О воспитании детей?
– Честно говоря, подзабыл, – честно признаюсь я.
– Вот те на! Вы же ещё нам цитировали Гегеля, помните?
Я смутно начал что-то вспоминать.
– Вы же ещё всей нашей честной компании устроили шуточный тест! «Кто может отличить Гоголя от Гегеля?» Помните? А потом вы же цитировали Гегеля: «сущность и цель воспитания заключается в том, что бы подготовить ребенка к самостоятельной, свободной жизни».
Вот теперь я вспомнил Ирину окончательно! Ах! Какая сказочно интеллигентная была компания…
Между тем Костик лёг на борт всей грудью, и так высматривал там, на дне, обломки «Чёрного Принца», что стало довольно опасно. Я инстинктивно подвинулся к мальчику поближе, чтобы, в случай чего, подхватить мальчугана за шкирку.
– Напрасно беспокоитесь, – Ирина даже усмехнулась. – Зря, что ли мы с вами Гегеля тут цитировали? А ведь тогда я Костика только задумала.
Ирина подошла к сыну. Лукаво взглянула на меня: «…можно»?
Я пожал плечами. Я даже не успел слово вымолвить. Ирина взяла Костика в охапку, как пушинку, и строго сказала: «Константин, это опасно!»
И с этими словами, она аккуратно, и даже как то привычно – ловко бросила мальчика в море!
– «А-а-ах-х-х»! – Пронеслось по яхте.
А Константин, как колобок, плюхнулся в воду, и звонкий смех разнёсся по бухте Ласпи! Весёлый, искрящийся, заразительно – светлый детский смех!
– Иссё хацю! – услышали мы тоненький голосок.
Я сбросил обороты, и медленно, медленно, стал подруливать к мальчику. На подходе, я ринулся было к сходням, чтобы спустить их за борт, дабы «…выудить» Костика.
– Стоп, – Ирина жестом остановила меня, всё с тем же лёгким удивлением не мою реакцию… – А винт можно остановить?
– Он уже отключён, – говорю я, гадая, чему же вновь, удивляется Ирина…
Яхта медленно подрулила к Костику.
– Ну, давай, выбирайся, – Ирина поманила сына рукой. – Ну же, давай, карабкайся…
Мальчик подплыл к высокому борту и даже попытался ручонками зацепиться за скользкий борт,… но всё было напрасно.
– У вас репшнур найдётся? – обратилась ко мне Ирина.
Я мигом дал ей верёвку.
– Да нет, – усмехнулась она, – метра два, три и потоньше.
Я подал репшнур. Ирина свернула его и ловко бросила сыну.
– А зачем… – донеслось со всех концов яхты… Только Виктор лукаво и одобрительно улыбнулся. «Щас увидишь…» – только и сказал он, тепло переглянувшись с Ириной…
А в это время Костик, недолго думая, ловко обвязал себе под мышки репшнур, подплыл поближе, бросил конец маме. Бросил неловко, так, что Ирина не смогла подхватить верёвку.
– Давай, давай, – спокойно сказала Ирина, – не сачкуй…
Костик виновато, но деловито, собрал репшнур, и на этот раз точно кинул его в руки маме.
– Молоток, – только и сказала Ирина. Она не рывком, а помаленьку, вытащила Костика, и тащила так, что добрую половину усилий пришлось приложить самому мальчику…
Как только Константин слегка «очухался», был первый вопрос:
– Ну и? – Ирина строго и деловито посмотрела на сына.
– Исё хасю, – ответил Костик.
– Не правильно, – строго сказала мать.
– Стлаховка? – Костик с надеждой посмотрел в строгие глаза.
– Вот теперь правильно – именно страховка… – Она подала сыну репшнур. – На, тренируйся…
– Вот вам и Гегель, – Ирина обратилась ко всем сразу. – Надеюсь, вы меня не осуждаете…
– Нет…, – выдохнулось как то у всех сразу, восторженно и с восхищением.
– Мы ведь его в воду рожали… – сказала она уже как то тише, точно неловко ей стало за всеобщее к ней и к Костику внимание. – А что делать? – добавила Ирина. – Помните наш девиз, капитан?
– Какой? – не понял я.
– Ну как же! Если государство не думает о нас с любовью, подумаем о себе сами!
Костик в это время хмуро, но деловито возился с репшнуром. Прямо поверх спасжилета накинул страховку, и, громко соя, время от времени поглядывал на маму.
– Чё надулся, сын? – Ирина слегка отпустила напускную строгость, – на обиженных воду возят… Ай забыл?
– Воду тепель не возят, – ответил малыш, – вода в клане.
– Дай-ка, беседочный