[193], а улица есть. И не очень далеко от киностудии. Такая шутка одесской топонимики.
Оператором и «Весны на Заречной улице» и «Двух Фёдоров» был уже упоминавшийся Тодоровский. О нём, конечно, нужно говорить отдельно, и не в ходе экскурсии «в поисках перьев» (хотя сценарии его прекрасны и в литературном отношении). Скажем здесь только, что он превзошёл самого Чаплина в своей многоспециальности как деятель кино: Чаплин не был оператором. Они оба снимались (Тодоровский – очень мало, но внешностью и обаянием не уступал Чаплину), оба писали сценарии и музыку к фильмам, где были режиссёрами, но Чаплин оператором не был…
А теперь переходим к Шукшину. «Как можно успеть так много?» – первая мысль, когда знакомишься с его жизнью. Он снялся в 28 фильмах, режиссировал 5 картин, не считая дипломной работы в мастерской Михаила Ильича Ромма (1901–11–24 – 1971–11–01) «Из Лебяжьего сообщают»[194]. Шукшин – сценарист всех своих фильмов, и ещё четырёх, включая такую значительную режиссёрскую работу Николая Николаевича Губенко, как «Пришёл солдат с фронта».
Но главное в творчестве Шукшина – его проза: два романа, три повести, три пьесы и около 125 рассказов. Шукшин успел порадоваться семи прижизненным изданиям своих литературных трудов. А ведь отпущено ему было всего 45 лет, включивших, кроме творчества, работу в селе, на заводах, службу на флоте, учительство и директорство в школе, «женщин каких-то бесконечных» (как говорил Писатель в фильме «Сталкер»), проблемы со здоровьем (ранняя язва желудка) и злоупотребление алкогольными напитками.
Проза Шукшина – точная, ясная проза умного, наблюдательного и много повидавшего человека. Сам «плоть от плоти» народа, он без всяких иллюзий смотрит на своих героев. Хотя автор как бы растворяется в них, очень точно передавая стилистику речи (это роднит его, как ни странно, с Бабелем), но умный читатель видит трезвый взгляд автора. Особенно ярко Шукшин описывает чудаков и неуловимо переходной тип героя, уже ушедшего от деревенского образа жизни, но не ставшего горожанином, потому что он не понимает и боится города. Внутренняя закомплексованность такого героя (возможно, частично списанная Шукшиным с самого себя) проявляется в желании добиться превосходства над горожанином.
Шукшин закончил ВГИК как режиссёр, но вначале хотел поступать на сценарный факультет. Поэтому проза его очень «кинематографична» и её регулярно экранизируют. До настоящего времени имеется 16 фильмов и, мы уверены, это не предел.
С Довженко Шукшина роднит не только дебют на Одесской киностудии, но и посмертная Ленинская премия. Её Шукшин получил в 1976-м году «за творческие достижения». Умер он скоропостижно 1974–10–02 на теплоходе «Дунай», где размещалась съёмочная группа фильма «Они сражались за Родину». С 1967-го года Ленинские премии присуждались раз в два года по чётным годам[195], поэтому Шукшину дали премию именно в 1976-м.
Завершим рассказ о Шукшине цитатой Вячеслава Алексеевича Пьецуха: «Какими только посторонними делами не обременяла его действительность – и в колхозе-то он работал, и на флоте служил, и в автотехникуме учился, и в школе преподавал, и в фильмах снимался […] и всё бесконечно мотался вдоль и поперёк нашего государства, пока не упёрся в то справедливое убеждение, что его единственное и естественное предназначение – это литература, что его место – это рабочий стол, что его инструмент – это шариковая авторучка и тетрадка за три копейки»[196]. Позволим себе только одну поправку: «посторонние дела, которыми обременяла его действительность» позволили Шукшину познать эту действительность во всех деталях и отразить её в своих рассказах точно, ярко и полнокровно.
Несколько слов скажем о Юрии Ивановиче Яновском: как-никак именно он негативно отозвался о первом сценарии Довженко, что могло препятствовать попаданию Довженко в кино. Впрочем, такие истории хороши для фантастики – например «И грянул гром»[197] Рэя Бредбери. В реальности Довженко всё равно стал бы режиссёром, в худшем для нас случае – не в Одессе.
Сам Яновский недолго был редактором сценарного отдела ВУФКУ и в 1927-м году вернулся в столицу – в Харьков. Но жизнь в Одессе дала Яновскому материал для двух произведений, вышедших уже в следующем году – сборника очерков «Голливуд на берегу Чёрного моря» и романа «Мастер корабля».
Идея «Голливуда» на берегу Чёрного моря имеет очень простое экономическое обоснование. Снимать хорошую картинку в плохую погоду очень дорого. Можно, конечно, нагнать массу осветительной аппаратуры на съёмочную площадку, но это дорого, жарко, и настоящего солнечного света не заменит.
Так что Одесса в теории была очень хороша. Правда, у нас противная сырая зима с малым количеством солнечных дней, но главная причина не в этом. Думаем, куда больше помешала осуществлению сформулированной Яновским идеи «столицецентричность» русской культуры.
Роман 26-летнего автора был изысканным и сложным. Рассказ ведётся и от имени семидесятилетнего кинорежиссёра То-Ма-Ки (товарищ мастер кино), и от имени его сыновей, коллег и даже любовницы (последние «высказываются» в письмах). Сюжетная линия – строительство парусника, необходимого киностудии для съёмок фильма из жизни матроса. Вывод автора: искусство и жизнь тесно переплетены, их невозможно отличить друг от друга, сама жизнь должна строиться по принципу произведения искусства, и тогда она будет прекрасной. Критика неоднозначно восприняла роман: с одной стороны он написан высокохудожественно и философски, но, с другой стороны, в нём нет обязательного для 1930-го года героя-пролетария[198].
Через два года Яновский выпускает ещё более сложный роман «Четыре сабли». Это первый из двух романов Яновского в технике «роман в новеллах» Четыре практически самостоятельные части, посвящённые четырём героям (Шахраю, Остюку, Галату и Марченко). Каждый из них представляет одну из сил революционного противостояния. Герои уже совершенно неоромантические – это герои народных песен. Критика правильно оценила роман как написанный в стиле «националистического романтизма». Печатание романа в журнале было прервано.
В 1935-м году Яновский создаёт ещё одну попытку романа в новеллах – «Всадники». Тут уже восемь самостоятельных новелл, есть руководящая роль партии и победитель – большевик. Но все братья-герои гибнут (что сближает повествование с рассказом «Письмо» Бабеля), так что читатель сам может сделать неутешительный вывод.
В 1947-м, замечательно копируя постановление Оргбюро ЦК ВКП(б) от 1946-го года «О журналах «Звезда» и «Ленинград»»[199], выходит постановление ЦК КП(б)У «О журнале «Отчизна»». Яновского увольняют с поста редактора, он в порядке покаяния пишет сборник «Киевских рассказов» и умирает в начале 1954-го – в 51 год.
В самом кассовом фильме СССР 1969 года «Опасные гастроли» (фильм посмотрело 36.9 млн человек) герой Высоцкого куплетист Жорж Бенгальский (он же большевик-подпольщик Николай Коваленко) пел:
Пушкин – величайший на земле поэт —
бросил всё и начал жить в Одессе.
Проживи он здесь еще хоть пару лет,
кто б тогда услышал о Дантесе?
Останься Юрий Иванович Яновский в Одессе, жизнь его была бы иной – может, и менее драматичной. А может, и наоборот. Но это снова возвращает нас к многовариантности истории «по Бредбери». А может и хорошо, что сослагательного наклонения реальная история не имеет?
Хотя очень хотелось бы, чтобы Владимир Семёнович Высоцкий прожил подольше. Особенно нам не хватало его в бурный период перестройки: сколько новых тем для его сатирических и юмористических песен она открыла.
У швейцарского писателя Макса Рудольфа Франц-Бруновича Фриша (1911–05–15 – 1991–04–04) есть замечательные опросники. Опросник, связанный со смертью, содержит вопрос:
– Вы хотели бы больше спросить у ушедших в мир иной или больше им рассказать?
Пожалуй, спросить можно только: ну как там? Как ответил на этот вопрос в удивительном сне Владимира его покойный друг Юрий Генрихович Славинский: «Там, как и здесь – маленькие людишки делают маленькие дела…» А вот рассказать хочется намного больше.
Например, рассказать Высоцкому, какими тиражами начали выходить его книги, каких наград он удостоен, какое число памятников ему установлено.
Тему памятников, впрочем, мы поднимали в главе о Маяковском. Закончим её, упомянув песню Высоцкого «Памятник». С завораживающим предвидением он писал ещё за семь лет до смерти:
А потом, по прошествии года, —
как венец моего исправленья —
крепко сбитый литой монумент
при огромном скопленье народа
открывали под бодрое пенье, —
под моё – с намагниченных лент.
Тишина надо мной раскололась —
из динамиков хлынули звуки,
с крыш ударил направленный свет, —
мой отчаяньем сорванный голос
современные средства науки
превратили в приятный фальцет.
Как мы помним, Марина Влади – Екатерина Марина Владимировна Полякова-Байдарова – хотела на могиле поставить метеорит как символ загадочной и неземной личности Высоцкого. Но всё сделалось так, как написал он – кроме, увы, посмертного воскрешения. Зато фотографиями причудливой композиции скульптора Александра Иулиановича Рукавишникова (смесь натурализма вплоть до родинки на левой щеке и символизма в виде коней привередливых, гитары – она же нимб – и проч.) можно бойко торговать…
Жизнь кончилась.
И началась распродажа,
как сформулировал Евгений Евтушенко в стихотворении «Киоск звукозаписи».