Паустовский был составителем важнейших литературных сборников «оттепели»: «Литературная Москва» и «Тарусские страницы». Последний сборник вышел в Калужском книжном издательстве в 1961-м году тиражом «всего» в 75 тысяч экземпляров. Этот сборник – одна из жемчужин книжной коллекции семьи Владимира. Не будем перечислять авторов сборника, просто разместим содержание среди иллюстративного материала книги – сами оценИте!
А ещё, как сейчас принято говорить, «вишенка на торте». В своей книге «Воспоминания» Марлен Дитрих рассказала, что прочитав рассказ «Телеграмма», уже не могла забыть неизвестного ей ранее русского писателя. Потом она была «опьянена его прозой»[308] после прочтения двухтомной «Повести о жизни» и сожалела, что единственная встреча произошла на её концерте в Москве незадолго до смерти Паустовского.
Одесситы тоже «опьянены его прозой», когда читают «Время больших ожиданий». Вслед за Лениным, сказавшим (если верить очерку о нём Горького[309]) о Троцком «С нами, а – не наш», мы можем то же сказать о Паустовском, но нажимая на первую часть: «хоть не наш по биографии, без капли гедонизма, без южного темперамента, сочности и цветистости (и прозы и жизни), а с нами». Именно это так радует одесситов при чтении этой книги.
«Дни наши сочтены не нами», – мудро поучал Альбера «проклятый жид», он же «почтенный Соломон» в «Скупом рыцаре» Пушкина[310]. Паустовский, родившийся в 1892-м, был старше всех писателей «одесской школы». Даже раньше сформировавшийся как писатель Бабель был моложе его на два года, Багрицкий – на три, Катаев и Ильф – на пять, Олеша – на семь, Евгений Петров – на 10. Но только Валентин Петрович Катаев пережил Паустовского, прожив солидные 89 лет.
К моменту выхода «Времени больших ожиданий в 3–5-м номерах журнала «Октябрь»[311] за 1959-й год из всех упомянутых мастеров пера жив был только Олеша, да и то ушедший в глухое молчание, прерванное только посмертной (а смерть Олеши пришлась на следующий – 1960-й – год) публикацией «Ни дня без строчки». Перефразируя горинско-захаровского Мюнхгаузена: «Давно ли Вы продолжили публиковаться? Сразу после смерти».
Поэтому повесть, где даны такие прекрасные портреты друзей Паустовского, работавших с ним в газете «Моряк» и просто встречавшихся с ним в голодной, разорённой двумя войнами, но неунывающей и живущей большими ожиданиями Одессе, не могла не понравиться читателю – особенно одесскому. Конечно, Катаев чуть позже подарил нам большое число повестей и романов «за Одессу» своей юности. Но, во-первых, они написаны своеобразным и непростым стилем позднего Катаева, а во-вторых, опубликованы уже в 1960-е и 1970-е годы.
Паустовский первым ярко и подробно рассказал об Исааке Бабеле – буквально через пару лет после «реабилитационного» XX съезда. Такое большое внимание Бабелю в книге – исходная причина разногласий с Твардовским, хотя тот, что удивительно, всего через три года опубликовал в «Новом мире» «Один день Ивана Денисовича» Солженицына[312]. Даны портреты и других до обидного рано ушедших друзей. Но, главное, дан яркий, выпуклый и – несмотря на описываемые невероятные трудности и лишения – оптимистический портрет нашего города. И этот заражающий и заряжающий оптимизм – ещё одна причина популярности и книги, и её автора. Как шутили в эпоху Перестройки: «Пережили разруху – переживём и изобилие!». Если Одесса выжила после таких испытаний, какие описаны во «Времени больших ожиданий», она не умрёт никогда!
Музей[313], около которого мы стоим, в наибольшей степени посвящён, что логично, именно этой книге. Экспонаты, в нём представленные, иллюстрируют яркую и своеобразную эпоху, с блеском изображённую Константином Георгиевичем. Почтение к книге столь велико, что в музее хранится даже экземпляр для слепых, изданный шрифтом Брайля[314]. Несмотря на скромные размеры музея, знакомство с его увлекательной экспозицией требует немало времени. Поэтому предлагаем экскурсантам сделать это самостоятельно в следующий раз. А мы идём дальше, чтобы рассказать ещё, выражаясь по-одесски, много разного.
Черноморская улица не только односторонняя, но и фактически одноквартальная. Специально не проверяли, но скорее всего это самая маленькая улица Одессы: на ней всего 10 домов, включая два детских сада, что приятно. До строительства 11-этажного дома, получившего № 1[315], и жителей на Черноморской было скорее всего меньше, чем на всех других улицах Одессы[316]. Это ещё больше подчёркивает элитный характер места. Элитный дом на 200–300 квартир – не оксюморон ли это?
Если идти по Черноморской в сторону уменьшения номеров, то слева обнаружится безымянный проезд на Лидерсовский бульвар[317], а за ним – красивый особняк, где размещено Генеральное консульство Турции в Одессе. Как видно, консульства занимаются не только выдачей виз, ведь с Турцией – безвизовый режим. В Одессе много консульств: на нашем маршруте ещё будет румынское.
Педантичных экскурсантов проинформируем, что Турецкая Республика не оригинальна: на этой же улице – правда в особняке № 27 по отсутствующей ныне морской стороне – перед самой Первой Мировой было Австро-Венгерское консульство. Рядом – в доме № 25 – находился тот самый гарем, который то ли скрашивал, то ли укоротил жизнь иранского шаха (см. главу 1). Как принято теперь выражаться – «Совпадение? Не думаю». В доме № 21 в 1903-м году гостил Владимир Галактионович Короленко, а в доме № 11 летом 1913-го гостила внучка Льва Николаевича Толстого – Софья Андреевна Толстая, будущая жена Сергея Александровича Есенина[318].
Кроме консульств, в Одессе ещё с советских времён – на упомянутой в начале главы улице Отрадной – есть представительство МИДа. Там Владимир получал первый – служебный (!) – загранпаспорт, чтобы на турецком судне прийти в Грецию и улететь через Будапешт в Москву. С учётом того, что паспорт был СССР, а дело было через полгода после его распада, история практически шпионская. Но мы – в отличие от Паустовского – пока не пишем «Повесть о жизни» в двух томах, поэтому ограничимся только одним замечанием: наблюдение за режимом работы порта Салоники позволило Владимиру предсказать греческий экономический кризис за 20 лет до этого события.
Если пройти ещё дальше, то за упомянутой многоэтажкой с адресом Черноморская, № 1, стоит особнячок, такой же таинственный, как здание Центра стандартизации и метрологии. С фасада он двухэтажный, но мы видим его со двора, где в силу уклона местности цокольный этаж превращается в полноценный первый, а вместо чердака на флигеле, ближнем к морю, есть надстройка, делающая здание вообще четырёхэтажным. До революции именно в этом особняке, построенном архитектором Франческо Джузепповичем – Францем Осиповичем – Моранди, жил генерал Лидерс. Отсутствие других построек в сторону моря придавало даче Лидерса стратегическое значение. И не зря в военное время – в 1854-м году – на даче Лидерса располагался штаб главнокомандующего обороны Одессы Дмитрия Ерофеевича Остен-Сакена.
Затем в этом особняке размещался роддом, причём в надстройке – родовой зал, что непросто с учётом отсутствия лифта. Знаем это по «впечатлениям» жены Владимира Инны: здесь в 1995-м году родилась их дочь – и соответственно племянница Анатолия – Мария. Это тоже было «время больших ожиданий» и больших трудностей, выразившихся, в частности, в том, что в какой-то момент Инна осталась в роддоме одна – так мало одесситов (и не только) решалось завести детей в 1995-м. Какой-то вид детского питания мог достать только Анатолий в Москве – и получение посылки с банками нужного порошка у проводника поезда Москва – Одесса было важнейшим событием. Специально отмечаем для любителей поностальгировать… Впрочем, роддом закрыт. Пока его не снесли, но скорее всего – место отличное – снесут и возведут очередную многоэтажку.
Перед бывшим роддомом – часть парка Шевченко. Мы ещё помним деревянные павильоны шахматно-шашечного клуба, игротеки, где можно было взять напрокат настольные игры, и библиотеки. Место не меняло облик лет 40, что позволило без строительства декораций в 1978-м году снять эпизод мосфильмовской картины «Тактика бега на длинную дистанцию», где герои узнают о начале Великой Отечественной войны… Сейчас здесь паркуют автомобили.
Въезд на Трассу Здоровья, идущую вдоль моря до Аркадии километров шесть, обозначен Аркой Ланжерона. Здесь была его дача. Когда-то до неё доходил маршрут упомянутого трамвая № 28. Здесь наш дедушка Илья Владимирович, работавший вагоновожатым во время учёбы в Нархозе, проявил смекалку и включил реверс электродвигателя, чтобы не разбить трамвай на покрытых опавшей листвой рельсах (тут приличный уклон). Ватманы[319] менее сообразительные, чем наш дедушка, свои трамваи повредили… Вообще мы уже рассказывали[320], что дедушка был человек неординарный, не совпавший со временем, в котором ему суждено было прожить свою жизнь.
От арки идём назад в город по Лидерсовскому бульвару. Справа – Аллея Славы[321], слева – шестнадцатиэтажный трёхлучевой жилой дом, называемый в народе «Мерседес». Он – один из престижнейших в городе. Среди жильцов – товарищ Владимира, успешный бостонско-московский предприниматель и настоящий одессит Юрий Михайлович