й науки, чтобы позволить им вырваться из плена старой доброй интуиции. Редкостный дар, она дурманила горячие головы опиумом самонадеянности, и многие графологи, уверовав в собственную непогрешимость (а ещё пуще — в безнаказанность со стороны науки, не располагавшей объективными психофизиологическими критериями), по двум-трём метко схваченным штрихам готовы были лепить выпуклые, на все лады разрисованные портреты всех желающих и не желающих. Так наряду с изумительными прозрениями в характеристики попадали самые беспардонные гадания. Графометрия же с её точными классификациями, массовыми характерологическими обследованиями, откровенным подсчётом своих ошибок и неудач внушает куда больше доверия, нежели её крикливая и изрядно дискредитированная предшественница.
Современная система учёта кадров словно создана для того, чтобы помогать графометрии. Конечно, служебной характеристики, рукописной автобиографии, медицинской карточки маловато, но пробелы легко восполнить психологическими тестами, заполнением специальных анкет, быть может, даже гипнотическими опытами, зсем комплексом современных приёмов с использованием самой совершенной методики и аппаратуры из арсенала инженерной психо-погии, биокибернетики, почерковедения.
И как знать, вдруг когда-нибудь наука вручит педагогу графо-метрические критерии для раннего определения склонностей человека, вступающего в жизнь? Насколько эффективнее станет система образования и воспитания! Насколько легче будет найти людям своё место в жизни!
Ещё много десятилетий назад известный русский характеролог профессор А. Ф. Лазурский писал в своей книге «Классификация личностей»: «Различные профессии в различной степени затрагивают те или иные основные способности и склонности человека. Никто не станет отрицать, что профессия учёного значительно больше требует способности к систематическому, последовательному, логическому мышлению, нежели профессия композитора или дирижёра оркестра; точно так же несомненно, что авиатор должен обладать большей смелостью, решительностью и самообладанием, чем мелкий торговец, всё время проводящий за прилавком».
Эхом этих мыслей звучат и слова Зуева-Инсарова: «Например, у военных в характере должна быть выносливость, самообладание, решительность и находчивость- Молодые люди, в почерке которых имеются эти признаки, указывающие на подобные свойства характера, безусловно, будут более пригодны к этой профессии, чем те, почерк которых указывает на нерешительность, неуравновешенность, нетерпеливость и т. п.».
«Авиатор», «мелкий торговец», даже «военный» — какой архаикой веет от этих понятий, произнесённых сорок лет назад! Поступь времён настолько изменилась, что наш мир становится иным чуть ли не каждое десятилетие, предъявляя всё более строгие требования к психике человека.
…Громовой гул дюз. Дрожь в широко распластанных, откинутых назад крыльях, со свистом рассекающих воздух. И сосредоточенное лицо пилота, его пальцы, крепко стиснувшие штурвал. Незаметный нажим на ручку управления — и могучая серебристая полуптица-полурыба покорно поворачивает в сторону. Лётчик выбирает ручку на себя — острый нос самолёта высоко вздымается над горизонтом. Толчок от себя — пёстрая «топографичская карта» Земли, стремительно укрупняясь, надвигается на пилота. Ах, как всё просто и эффектно выглядит со стороны! Особенно если смотреть с земли на белесую строчку-автограф, оставленный в небе реактивным самолётом. Но кто-кто, а уж пилот-то знает — в обращении с послушной и могучей техникой нужен ясный ум, мгновенная ориентация, самообладание, твёрдый характер. Машина несётся, опережая собственный звук. Задержка реакции на треть секунды вызовет отклонение самолёта от курса на полкилометра. А если идёшь в строю, как во время парадов в Тушине? А если опускаешься на взлётно-посадочную полосу шириной в каких-нибудь десять метров? А если выходишь из пике? Поди попробуй резко рвануть ручку! Поторопился на ту же треть секунды и… держись, пилот! В грохоте отваливающихся крыльев, в вихре воздушных ураганов от хаоса обломков отделяется чёрная точка, расцветающая спасительным куполом парашюта. Общеизвестно, что семь из каждых десяти авиационных катастроф происходят не из-за отказа в работе машин и приборов, а по вине самого человека, который не успевает правильно оценить показания сигнальных устройств.
И так повсюду. Пришла пора, когда машина предъявила своему хозяину ультиматум. Либо неусыпное внимание к ней и умелое обхождение, либо она, машина, объявит саботаж.
Легко сказать «умелое обхождение»! А попробуйте стать на место, скажем, оператора рельсопрокатного стана. Ему приходится ежеминутно делать до 100 движений руками и ногами, чтобы воздействовать на рычаги управления валками. Нет, могучие бицепсы здесь не помогут. Нужна чёткость, координация, скорость в движениях. Нужно внимание.
Разные профессии требуют и неодинакового внимания. У учёного ли, проводящего дорогостоящий эксперимент, у часовщика ли, ремонтирующего грошовый будильник, оно цолжно быть неотступным, сосредоточенным, «цепким». Ещё более сконцентрировано оно у дежурного, который следит за радиолокационным экраном дизельэлектрохода, лавирующего в тумане среди айсбергов. Зато у дирижёра, милиционера-регулировщика, шофёра оно должно быть скорее «порхающим» — широко распределённым и быстро переключаемым.
Не упускать из виду пёструю мозаику световых и звуковых сигналов, лавиной обрушивающихся на оператора, — если бы всё сводилось только к этому! А то ведь приходится молниеносно соображать, как поступить в той или иной ситуации, неожиданно возникающей по ходу работы, порой запутанной, но не терпящей отлагательства. Возьмите диспетчера железнодорожного узла. Он имеет дело со сложной взаимозависимостью всевозможных факторов: тут и занятость путей, и положение стрелок, и длина платформ, и сроки формирования составов, направление, скорость, порядок следования поездов и так далее и тому подобное. Надо постоянно иметь перед внутренним оком непрерывно меняющуюся картину огромного пульсирующего организма. Надо командовать оперативно, гибко, чётко, правильно осмысливая не только ближайший результат, но и отдалённые последствия. Не этот ли комплекс качеств фигурировал во французском объявлении как «развитое чувство ответственности»?
Тут всё говорилось об инженерах или, как минимум, о командирах сложных технологических процессов. Может показаться, будто проблема профессиональных психологических требований касается узкого круга людей. Так ли это?
Советские учёные исследовали особенности трудовой деятельности ткачих. При обслуживании трёх-четырёх станков одновременно не все работницы справлялись с заданием. Пытаясь выдержать быстрый темп при осмотре станков, при ликвидации обрывов и неполадок, женщины теряли координацию движений («всё из рук валится», «руки трясутся»). Никакая тренировка не помогала. В то же время их соседки по цеху без всякой предварительной подготовки запросто успевали обходить и большее количество станков, хотя профессиональный опыт у тех и у других был одинаков. Оказывается, дело в психологических особенностях, в различии типов нервной деятельности. У одних он подвижный, у других — инертный. Как ни старайся, а превозмочь себя, прыгнуть выше своих возможностей не сумеешь.
Тем не менее медлительным ткачихам удалось добиться тех же результатов, что и спорым в движениях. Учёные посоветовали просто изменить стиль работы. Не стоит суетиться, если привык всё делать медленно и обстоятельно. Лучше увеличить внимание к чёткости работы на каждом агрегате и профилактике возможных нарушений её нормального хода. Когда стоишь у одного станка, не обязательно бегать к другим, можно чаще оглядываться на них, более тщательно проверять состояние механизмов и качество сырья. И вот аккуратность, осмотрительность, неослабный зрительный контроль с места — всё это позволило компенсировать нерасторопность.
Выходит, чтобы обучение профессиональным навыкам шло успешнее, небезызлишне заранее знать даже, каков у тебя темперамент: флегматик ты или холерик, меланхолик или же сангвиник, насколько ты инертен или подвижен.
Конечно, есть профессии, где психологические ограничения не стали жёстче: возьмите актёра, художника, писателя. Но нет таких профессий, где соответствие склада ума и характера деятельности не играло бы никакой роли. И уж, разумеется, прежде всего это относится к большой технике.
Было время — человек изготовлял нужный ему продукт сам, своими руками, разве что с помощью нехитрых орудий. Нынче между человеком и изделием встал работящий и послушный посредник — машина. Машина, у которой не дрожат руки, не мёрзнут пальцы, не слезятся от усталости глаза, которую не терзают ни голод, ни жажда, ни обида и ревность, которую не отвлекают мысли о вчерашнем матче или завтрашнем свидании. Машина, которая бесконечно вынослива и терпелива, безукоризненно исполнительна и аккуратна. Машина, которая одинаково добросовестно фабрикует безобидные детские игрушки и всамделишные грозные ракеты. Машина, с помощью которой можно доставить умирающему лекарство и донести до цели смертоносный термоядерный заряд. Стоит только нажать соответствующую кнопку…
А перед кнопками — инженер. Не бесстрастный робот, а существо из плоти и крови, обуреваемое земными страстями и неземными идеями. Человек, который всегда устаёт к концу рабочего дня, который… Да что говорить — кто не знает за собой недостатков и слабостей! Возникает вопрос: как добиться наиболее гармоничного сочетания требований, предъявляемых современной техникой, с умственными и душевными силами человека?
Этой проблемой во всеоружии физико-математических и кибернетических методов занимается молодая наука — инженерная психология. Она ставит перед собой двоякую задачу: с одной стороны, найти оптимальные, наилучшие конструкции машин, механизмов и органов управления, чтобы они не превосходили нашего естественного психологического потолка. С другой стороны, изыскать ресурсы психологических возможностей человека, развить его профессиональные способности, подтянуть их к растущим требованиям техники. А коли так, то не лучше ли загодя и как можно раньше выя