ложили на место твоего Черенко — вот и все в порядке… Там умеют концы в воду прятать!
— Это точно. Они мне заночевать предлагали, только я сразу рванул в город: мало ли как могло обернуться… И придушат — недорого возьмут!
Они помолчали.
— Что ж, эта линия перспективная, — наконец сказал Иванцов. — Чем я могу помочь, Паша?
Дятлов со вздохом поднялся.
— Есть хорошая поговорка: не надо мне помогать, я прошу об одном — не мешайте…
Он улыбнулся.
— Это я не о вас, Виктор Сергеевич!
Когда расплывчатая фигура полумистического Черта превращается в конкретного беглого арестанта, имеющего имя, фамилию и богатую тюремную биографию, отследить его жизненный путь становится гораздо легче. Дятлов разослал запросы по местам криминальной славы Черта, и вскоре материалы пошли потоком: приговоры, справки из колоний, оперативная информация.
Вот приговор Тиходонского городского суда по его первому делу: семнадцатилетний Черенко 24 мая 1986 года в ходе обоюдной ссоры избил ровесника, да так, что мать потерпевшего чуть в обморок не упала, сказала: «Как дикий зверь терзал!» Провели психолого-психиатрическую экспертизу: психопатический тип личности, лживость, жестокость, злопамятность… Явно выраженные лидерские замашки, умеет подчинять сверстников. Вывод: ограниченная вменяемость, год условно. Кстати, пацанов-свидетелей запугал — показания все изменили.
А вот второй приговор: 1990 год, Заводской райнарсуд Саратова. Черенков с тремя местными подельниками осуждены за три убийства таксистов. «Кололи» их на девять эпизодов: почерк явно схожий, шесть трупов изуродованы финкой, один случай с посмертным мужеложством. Не доказали. Какой-то Сыроедов взял руководство группой на себя, потом повесился в камере. Черенко получил девять лет общего режима. Судимость в несовершеннолетнем возрасте в расчет не приняли: гуманность…
1996 год, массовые беспорядки в Рязанской ИК-33: захват заложников, поджоги, убийство двух сотрудников. Сотрудница спецчасти сержант Иванова предварительно жестоко изнасилована. Организацию и все зверства возложили на Волдыря, которого застрелили омоновцы. Хотя Волдырь — простой вор, форточник. С чего вдруг он взялся убивать, насиловать, поджигать? Никто не знает. Да и какая разница? А Черенко получил 2 года добавки к сроку как рядовой участник…
1999 год, переведенный в строгорежимную Нижнетагильскую ИК-16 Черенко подозревается в убийстве авторитетного зека Касьяна — двадцать пять ножевых ран, лицо основательно изрезано… Но Черенко и тут оказался ни при чем, вину взял на себя какой-то «мужик»,[40] от которого такого и ожидать было нельзя.
В 2000 году пытался «короноваться»,[41] но не вышло: на сходке многие высказались против из-за беспредела кандидата.
В 2001 освободился, организовал бандитскую группу, совершал нападения на инкассаторов в Московской и Ленинградской областях, четверо убиты, в том числе двое сотрудников милиции. В 2002 получил пятнадцать лет и отправился отбывать срок в Иркутскую «восьмерку», в 2005 умер…
— Красивая биография! — Дятлов сложил все документы в новую папку, завязал старомодные тесемочки. — Теперь надо с людьми потолковать, они лучше бумажек все обскажут…
— Товарищ капитан, заключенный Кирьянов доставлен!
— Давай его, — кивнул прапорщику Дятлов.
В комнату для допросов ввели невысокого, но широченного в плечах мужчину лет сорока пяти. Не здороваясь, он выжидательно уставился на сыщика.
— Зачем звал, начальник? — хрипло спросил он. — Я свой срок получил, с ним на зону и пойду, а чужие «висяки» брать не буду.
— Да не собираюсь я на тебя ничего вешать, базар есть.
— А кто ты такой, чтобы я с тобой базарил?
— Про Крашеного слышал? — нехотя произнес капитан свое прозвище.
— Слышал. И что с того? — несколько смягчился Кирьянов.
— Проходи, садись, — Дятлов показал взглядом на привинченный к полу стул напротив. — Куришь?
— Когда угощают, все курят, — хмыкнул тот и потянулся к подвинутой в его сторону пачке сигарет.
— Скажи, Компостер, ты Черта хорошо знаешь?
Заключенный закашлялся, подавившись сигаретным дымом. Кашлял он долго, закрываясь своей кепкой и вытирая глаза рукавом робы.
— Раз ты мое старое погоняло[42] раскопал, значит, в курсах, что мы чалились вместе.
— Так я не пойму: вроде в авторитете, а ваши его не жалуют, «корону» надеть отказались. Что же это за зверь такой по белу свету бродит?
— А зверь он и есть. Его все боятся: и «шестерки», и авторитеты. Хитрый, сука! Так базар повернет, что и сказать нечего. Тому шепнет, этому шепнет, а этого на слове поймает. Глядишь, а смотрящий уже и ссучился вроде! Так он такие «предъявы» всегда находит, что общество или соглашается, или только разводит руками. А он с таким наслаждением финочку свою выхватит — и давай полосовать! При мне он так Калину зарезал. Дружки Калины не поверили, хотели его самостоятельно кончить. Кончили, как же. Двоих на пилораме нашли на куски попиленных, а третий рядом на веревке висит. Вышло, вроде он их распилил и сам повесился. Хотя я своими глазами видел, кто всех троих кончил.
— Черенко, что ли?
— Аж рычал от удовольствия, сука! Только я под протокол говорить ничего не буду.
— Протоколы мне не нужны, — ответил Дятлов.
Черт размножил свой рисунок на ксероксе, дал четыре копии Чикету.
— Возьми ребят, поводите жалами на Таганке. Начните от метро и идите к старым желтым домам, в район Широкой улицы. Показывайте, поспрошайте, эта тварь где-то там таится.
— Сделаю, босс! — как и положено, сказал Чикет, хотя подумал, что у хозяина совсем «съехала крыша». Пацаны, которых он привлек в помощь, наверняка считали так же, однако высказывать своего мнения никто не стал: можно было остаться без языка, а то и без головы.
Вечером, когда народ возвращается с работы, они добросовестно обходили указанный Чертом район старой застройки. Показывали рисунки старушкам на скамеечках, продавцам ларьков, прохожим, компаниям молодежи, тусующимся по вечерам на детских площадках и в скверах. Но все было безрезультатно.
— Фигня это все! — в сердцах сплюнул Бровастый. — Если бы фотка, а тут какая-то мазня! Да и потом, это же не деревня, тут баб мильен.
— Работай, падла! — только и ответил Чикет. — А то он тебе всю рожу располосует!
Может, потому, что он верил в успех, на третий день именно Чикету и повезло. Молодой крепкий мужик, выгуливающий ротвейлера, всмотрелся в рисунок и оживился:
— Точно, — закивал он, — где-то в наших домах живет, вон в тех… — Мужик показал рукой. — Я как-то в воскресенье на машине за город поехал, а Граф в открытое окно гавкнул. Так она подскочила с перепугу. А баба классная! И фигурка, и лицо, и одевается со вкусом. Я вначале познакомиться хотел, только понял, что не по мне она. Не такие ей мужики нужны, она птица другого полета…
«Ничего, скоро ей Черт крылышки обстрижет», — подумал Чикет, даже с некоторым сожалением.
Теперь поиск переместился к указанным собачником домам. На следующий день круг еще сузился: пенсионеры с красными носами, «забивающие козла» у подъезда, показали в сторону трех шестиэтажек, стоящих под прямым углом друг к другу.
— Кажись, в каком-то из них живет. Аккуратная такая, быстрая, приветливая. Мимо ходит — то в метро, то в магазин. Мы тут всегда сидим, так она здоровается, уважительно так.
— Муж у нее военный, — добавил второй игрок. — Представительный такой мужчина, солидный… А вы кто такие будете?
— Из милиции мы, — солидно сказал Чикет. — У нее сумку вырвали, а мы нашли, хотим вернуть.
— Сколько всякой шпаны развелось, — сказал третий доминошник.
И все четверо с ним согласились.
— Станция «Таганская», — сообщил женский голос из динамика. — Платформа с правой стороны.
Дятлов опомнился и стал протискиваться к двери. Это была уже пятая за сегодняшний день станция метро, и Бог весть какая за последнюю неделю. Ноги гудели, во рту горчило от бесчисленных сигарет и бесконечных бесплодных вопросов: «Видели его? А ее не видели?»; в животе было пусто, как в заброшенном подвале. Надо купить какой-нибудь фаст-фуд и стакан чая, а потом уже продолжать свой марафонский обход.
Встав на эскалатор, Дятлов привычно сканировал взглядом лица спускающихся навстречу. Наконец, гибкая железная лестница вынесла его наверх и выбросила в огромный гудящий вестибюль станции. Окунувшись в поток пассажиров, Дятлов позволил увлечь себя к выходу. Палатка «Быстрая еда» оказалась слева, и перед ней не было никакой очереди.
Пока девушка в окошке разрезала булочку, укладывала туда сосиску, подогревала все это в микроволновке и начиняла майонезом, горчицей и кетчупом, Дятлов привычно оценил обстановку вокруг. Справа, у ограждения дороги, раскинулся стихийный блошиный рынок. Измочаленные жизнью старушки продавали вязаные носки, ношеные детские вещи, потертые книги, овощи, сушеные грибы, воблу. Продуктовый киоск, «Союзпечать», — словом, все как обычно.
Хот-дог кончился очень быстро, как и маленький пластиковый стаканчик чая. Он подумал — может, взять еще, но решил не рисковать. Девушка-продавец не была его агентом и могла накормить чем угодно.
Достав из кармана куртки фотографию и рисунок, капитан направился к блошиному рынку.
— Видели этого мужчину? А эту женщину? Он ее ищет и всем показывает… Ясно…
— Видели его? А ее? Спасибо…
— Не узнаете? А эту даму? Жаль…
Как обычно, никто ничего не видел и не знал. Привыкший к отрицательным ответам, он подошел к опрятной старушке, складывающей в картонную коробку на легкой тележке капусту, картошку и морковь. Ей помогала молодая продавщица продуктового киоска.
— Посмотрите на этого человека, — показал сыщик фото Черенко. — Он ищет вот эту женщину.