Жизнь стала приобретать спокойную закономерность, в ней всё было отлажено до мелочей: наперёд можно было предугадать, когда поступит сигнал, где следует получить продукт, куда его доставить и сколько за него просить. Это походило на их старую речку, тихо и плавно веками несущую свои воды вниз к морю, и Князев успокоился, обретя солидность и уверенность. Он построил небольшой домик недалеко от кладбища, завёл живность во дворе, женщину, в землянке почти перестал ночевать, подумывал о сладком покое и благостной старости.
Тогда и грянула беда. Откуда прежде ждал: от Аркадия Викентьевича.
В тот день хоронили знакомого, Князев не сдержался, там же у могилы выпил с родственниками покойника, а вечером на нервах выставил братве, нарушая традицию и не дожидаясь выходного. Крепко приложился и сам, а когда вповалку все храпели в землянке, свалился на его голову Аркадий Викентьевич весь не в себе. Прибежал с чемоданчиком, растерянный, напуганный, твердя, что исполнилась мечта, добыл он то, о чём мечтал всю жизнь. Просил одного – укрыть до утра, а днём умчится из этих краёв, так как оставаться ему небезопасно. Князев не противился, но очухался Прыщ и вспомнил Викентия Игнатьевича. Сынок дико рассмеялся, поднял крик, что делиться не намерен и вообще это не их дело, но Прыщ спьяну вцепился в чемоданчик, и началась настоящая драка. Аркадий Викентьевич крепче и трезвый начал душить помощника, Князев, с собой не совладав, схватил сынка за голову, хотел оттащить, но сил не рассчитал, хрустнул шейный позвонок, шляпа осталась у него в руках, а тело обмякло и на пол сползло. Тут сынок и умер. До утра в себя приходили, Жучок присоединился, проснувшись, втроём мытарились – что делать, как отцу такую весть доставить? Лишь тело укрыли под утро, стук в дверь, Князев к порогу, а к ним охранник прётся, Карпыч, учуял неладное. Пришлось и с ним решать. Об этом Прыщ Князеву подсказал, впрочем… впрочем все они втроём оказались скованы с той ужасной ночи одной страшной цепью.
Вот эти тягостные, жалящие мысли угнетали теперь Матвея Спиридоновича Князева, бывшего бригадира могильщиков, бывшего солдата штрафного батальона, бывшего вора, а теперь ещё и убийцу. Невольного, мало соображавшего в те минуты, но убийцу, враз утратившего и будущее, и всякие надежды на него. Странное дело, но гораздо сильнее пугало его другое. Когда спрятали тела убитых, когда отрезвели, унесли ноги в укромное место и спрятались на квартире у знакомого Жучка, Князева стала душить тревога, как сообщить Викентию Игнатьевичу о случившемся, как убедить его в том, что смерть сына случайна и наступила по его собственной вине, что не захотел делиться с отцом своей добычей. В этом вся причина, а к чемоданчику проклятому никто из них никакой корысти не имел и не имеет. Чемоданчик он открывать запретил и держал при себе, ночью кладя вместо подушки под голову. Был уверен – в нём его прощение и спасение.
Втроём сошлись на одной мысли: действовать через прислугу – Мирчал, к ней имел доступ пронырливый Жучок, Аркадий Викентьевич не раз отправлял с ним отцу вырученные от сбыта икон деньги. Тот сам из дома не выходил, посылал «нацменку», как её переиначил Жучок, и место у них было оговорено для таких встреч на Больших Исадах у канала, там всегда народу столько, что иголку в стогу сена легче найти, чем поймать кого-то. Жучок взялся передать записку хозяину с просьбой о встрече, чтобы всё рассказать и покаяться. Одно условие поставил посыльному Князев – к дому Дзикановского близко не подходить, чтобы сыскарей на их логово не навести. Однако учить Жучка было лишним, он своё дело знал и уже на следующее утро, как покинули они кладбище, отправился на поиски прислуги. Однако к вечеру вернулся с кислой физиономией. Неудача поджидала и при второй попытке. Рискуя, Жучок нарушил запреты и, побродив возле дома, поспрашивав соседей, добыл сведения, что Викентий Игнатьевич слёг, Мирчал от него не отходит и даже на похоронах, вероятно, будет одна, так как врачи запретили отцу вставать.
– Он нас во всём проклинает! – метался по комнате Прыщевский. – Матвей Спиридонович, разреши мне попытать счастья. Я в парикмахерской обкорнаюсь, с мордой что-нибудь сделаю, одежду подберём, попробую?.. Проберусь к нему, расскажу, как всё было, покаюсь.
– Схватят тебя легавые, – махнул рукой Князев. – У тебя всё на роже написано, как её ни крась.
– Что же? Пропадать нам? – Прыщевский только не стонал. – Я Викентия Игнатьевича знаю. Он нам не простит! Его ребятки нас отыщут и тогда уж разговаривать не станут. Он денег на это не пожалеет. Делать надо что-то! Делать!
И тогда Князев решился на крайние меры.
Глава VIII
Ковшов, прощаясь с убегавшим из кабинета сыщиком, не ошибся в своих догадках. Капитана Донскова лихорадило действительно по серьёзной причине: везунчику Дыбину снова улыбнулась фортуна. Тот обеспечивал наблюдение за похоронами Дзикановского и засёк одного из скрывшихся могильщиков.
Произошло это утром, когда капитан отправился уговаривать полковника Лудонина не спешить с совещанием у генерала. Теперь тело Аркадия Викентьевича, несостоявшегося врача и мнимого приятеля коллекционера Семиножкина, должны были предать земле, как положено. Однако – не заладилось. Смущаясь, лейтенант Дыбин передал в отдел, что к воротам морга, откуда предполагался вынос, прибыли лишь домработница отца покойного по имени Мирчал и соседка Семиножкиной, уже хорошо известная Бокова Матрёна Никитична. Возле самогó отца в это время дежурила «неотложка», вставать с постели ему не позволили врачи, со слов соседки вдова тоже пребывала в болезненном состоянии. «Вот и весь эскорт в последний путь, – удивлялся Дыбин, докладывая обстановку, – особо присматривать не за кем».
Особенно ни на что не надеясь, Донсков отдал команду продолжать наблюдение, и вот совсем недавно от лейтенанта поступили сведения, что появившийся на кладбище одноглазый Жучков по кличке Жучок контактировал с домработницей, а после захоронения тела скрытно проследовал за ней в город.
Эта удача и привела в трепет исстрадавшуюся душу капитана. Едва сдерживаясь от нетерпения, Донсков помчался в отдел. С некоторых пор он имел право надеяться, что полоса неудач и ошибок скоро завершится и блеснёт реальная возможность напасть на след выявленной банды. Именно настоящей, большой, умело организованной и хорошо законспирированной коварной банды, рассуждал капитан, тщательно анализируя все обстоятельства, при которых внезапно пропал фармацевт. Жестокой и изощрённой выглядела и хитроумная попытка спрятать его тело вместе со следами убийства. Не оставив никаких улик, преступники быстро и надёжно исчезли, троица словно провалилась сквозь землю или растаяла, как первый ранний снег, и только теперь начала мало-помалу действовать. Донсков верил и не верил, молил Бога, чтобы Дыбин не наделал глупостей: не упустил бы Жучка или не задержал того без особой надобности, – появившаяся нить к затаившейся банде могла безвозвратно оборваться из-за малейшей опрометчивости.
Глава IX
Мы сидели в кабинете Федонина у выпотрошенного сейфа и старались не смотреть друг на друга.
– Есть поговорка, что мертвец хватает живого, – горестно покачал головой старший следователь. – У меня такое впечатление, что покойник Семиножкин добился своего!
– Что уж говорить! Поводил нас за нос с этим списком, – почти злорадствуя, поддержал я его, вид старого лиса очень меня расстраивал. – Но теперь, надеюсь, список достанется тем, на кого и был рассчитан.
Федонин покривился, но промолчал.
– Пусть они порыскают, поищут тех, от которых, кроме фамилий на бумажке, ничего не осталось, – моя желчь не кончалась.
– Уверен?
– Донсков и его ребятки не только адресный стол перетряхнули, они и до соседей добрались. Фоменко, дотошный хохол, только сквозь дуршлаг не просеивал.
– А дети?
– Коллекционер детей в списке не упоминал, но думаю, Юрий Михайлович и их не забыл.
– Почему коллекционер? Список Семиножкину достался от…
– Липовым список оказался. С вашей болезнью забыл я заключение почерковедческой экспертизы показать.
– Да что ты говоришь!
– Извиняюсь. Закрутился со всеми этими напастями, – я подал Федонину заключение. – Вот ответы графологов на наши вопросы. Список в действительности выполнен рукой самого Семиножкина, искусственным путём ему придан затёртый потрёпанный вид. Особого умения при желании не требуется.
– Вот те раз! – возмутился он, изучая бумаги. – Чего же он добивался?
– Полагаю, вы сами только что достаточно внятно высказались по этому поводу.
– Я?.. Да, да, – смутился он. – Конечно. Но тогда кто?..
Истрепались нервы у Федонина за последние несколько суток, никогда на него столько неприятностей враз не сваливалось, а утеря списка совсем выбила его из колеи, жалким он выглядел и потерянным, но меня самого тоже только что не трясло.
– Хотелось бы иметь ясность на этот счёт, – буркнул я. – Одна надежда на Юрия Михайловича. Он, правда, пока молчит, но показалось мне, умчался так, только пятки сверкали.
– Да, да… – грустно моргнул глазами Федонин. – Если он что-то учует…
– Разрешите? – тихо отворилась дверь, и в кабинет заглянула старушка в знакомом платочке.
– Входите, входите, – даже привстал Федонин и в лице переменился. – Какими судьбами, Ивелина Терентьевна?
– Вот, сама пожаловала, – старушка не задержалась у порога, юркнула к столу с обычным проворством и прямо на кучу бумаг, словно и, не замечая их, торжественно возложила двумя руками объёмный свёрток. – Принимай, батюшка, как обещала. Внучок меня останавливал, мол, занят ты, но прости, невтерпёж.
– Это что же такое? – Федонин разглядывал свёрток, как великую ценность, боясь к нему прикоснуться. – Подозреваю, дела давно забытых лет?
– Почему же забытых? А обещала что? – старушка ко мне обернулась, призывая в свидетели. – Мово Константина Мефодиевича завещание. Здесь всё им прописано. За что выслан был из города, где мытарился, как дорожка назад нас привела. Там про многих знатных людей и…