— Не как его, а Бахтияров, товарищ сержант, — обиженно пробормотал из темноты грудной голос.
— Прости, Ахмет. Ничего, долго жить будешь. Это не те, кого мы преследуем, товарищ капитан. Шпана какая-то бродячая. Просто пути-дорожки пересеклись. Саперная часть. Семеро их было, из города уходили катакомбами. Мы приголубили всю честную компанию, включая унтер-офицера. Призраки какие-то, на мертвецов похожи. Наверное, дезертировали из части и несколько дней слонялись по катакомбам, искали выход. Устроили мы, конечно, тарарам. Думал, галерея обвалится. Там такой ад творился, что даже вода горела.
— Товарищ капитан! — донесся голос из глубины коридора. — Вы еще долго отдыхать будете? Моя подруга снова след взяла!
— Нет!.. — простонал старший лейтенант Еремеев.
— В дорогу, мужики! — Павел поднимался, трещали кости, ныла голова. — Малахов, прикажите бойцам стащить наших павших на сухое, всех укрыть. Позднее вернемся, поднимем их на поверхность. А фрицев скинуть в воду под колонны. Пусть гниют!
Глава 9
Снова потянулись бесконечные тоннели, шахты, подземные ходы и галереи. Елка действительно взяла след. Психика собаки не пострадала. Это был не какой-нибудь изнеженный спаниель. Люди шли в молчании. На опасных участках разведчики придерживали собаку с проводником, сами выходили вперед, прижимались к стенам, прятались за выступами.
Картинки менялись как в калейдоскопе. Иногда люди утыкались в вертикальные шахты. Бойцам приходилось спускаться туда по винтовым лестницам сомнительной прочности. Лишних слов разведчики не говорили, берегли дыхание.
Иной раз им встречались помещения, похожие на бойлерные, но все, что там находилось, давно не работало. Трубы и гидроагрегаты поросли чудовищными слоями ржавчины, стены гнили и рассыпались.
В сыром ортогональном мешке, обложенном каменными блоками, горела лампа в мутном плафоне. Люди с опаской поглядывали на нее, рассасывались по стенам. Наличие электричества вызывало у них недоумение.
Впрочем, в этих странных катакомбах всякое могло быть. Допустим, где-то неподалеку находился бункер, бомбоубежище, подземный склад или что-то в этом духе. Немцы убежали оттуда и не отключили генератор.
Но следовало держать ухо востро. В помещении валялись какие-то доски, обломки строительных лесов. Их покрывала жирная плесень. Из этого помещения был единственный проход, ведущий налево.
Бойцы выжидали, Возницкий сдерживал овчарку. Ему пришлось надеть на нее намордник.
Осторожность превыше всего! Если люди из компании Менделя слышали шум боя, то могли сделать выводы, оставить засаду.
Малахов переглянулся с Голубом. Тот понятливо кивнул, перебежал по стенке к широкому арочному проему, залег за бетонным порожком. Солдат несколько секунд осматривался, озадаченно чесал загривок, после чего махнул рукой.
Люди по одному подбегали к проему, занимали позиции. В том, что они видели, оптимистичного было мало.
Зал оказался вместительным, вполне подходящим, например, для размещения делегатов съезда нацистской партии. Возможно, какие-то сборища такого рода здесь и проводились. На стене еще не выцвел транспарант, восхваляющий победы фюрера над ордами первобытных большевиков. В дальнем конце имелось даже возвышение вроде сцены.
Под ним стояла вода, бурая, протухшая, напитанная ржавчиной. Она наполняла весь зал, от входа до выхода, смотрелась страшновато. Совершенно невозможно было понять, насколько глубок этот бассейн. Вода была везде, от края до края. Только справа, в полуметре над водой, в стене имелся продольный выступ шириной не больше десяти сантиметров.
В дальнем проеме вроде было чисто. Овчарка повизгивала, явственно намекала на то, что эта дорога единственно верная.
— Ни хрена себе! — пробормотал Еремеев. — Но надо идти, товарищи. Другого пути у нас нет. Ведь фрицы как-то тут прошли и даже однорукого Менделя переправили.
Форсирование такой вот водной преграды вылилось в затяжную и мучительную процедуру. Голуб ковырялся в груде досок и ворчал под нос, что совсем недавно здесь уже кто-то хозяйничал и выбрал самое лучшее. В итоге он отыскал двухметровую жердину и с ней отправился в опасный путь.
Автоматчики держали на прицеле дальний проем, были готовы среагировать на любое шевеление. Голуб проверял жердиной глубину водоема. Она явно превосходила средний человеческий рост. Он встал на выступ, упер жердину в дно, пристроил вторую ногу, перенес на нее вес тела, переставил палку. Солдат прижимался спиной к стене, рассчитывал каждое движение. Люди следили за ним, затаив дыхание, как за канатоходцем, идущим над пропастью. Он смещался вдоль стены короткими шажками, сжимал жердину обеими руками.
Тут под его ногой провалился кирпич. Там все растрескалось, прогнило. В глазах солдата заметался страх. Он выпустил палку, она ударила его по подбородку. Голуб замахал руками и солдатиком погрузился в воду.
Зрители разочарованно выдохнули. Напрягся жилистый Дорощенко, готовый поспешить на выручку товарищу. Но Голуб вынырнул сам и замахал руками. Он потерял шапку, повертел головой, как-то сориентировался и погреб на дальнюю сторону зала.
Через минуту солдат выбрался на сухое место. Из ствола автомата выливалась вода. Самого Голуба можно было выжимать.
Но свои обязанности боец помнил. Он добежал до проема, высунулся наружу, не заметил ничего опасного и махнул рукой. Мол, все в порядке. Потом солдат залег за порогом, выставил вперед автомат.
Народ пришел в движение. Никому не хотелось повторить печальную участь рядового Голуба. Кто-то в шутку предложил сварганить плот из трухлявой древесины. Юмор солдаты поддержали, но серьезного рассмотрения эта идея явно не заслуживала.
— Да уж, давненько мы в баньке не были, — выразил общее мнение боец по фамилии Шаркун.
— Заодно и помоемся, — заявил Малахов. — Быстро, парни! Фрицы нас ждать не будут.
Бойцы шутили из последних сил. Мол, ради такого случая немцы могут и подождать.
«А ведь действительно, — думал Павел, поспешно разоблачаясь. — Если немцы переправляли через это болото увечного Менделя, то потеряли еще больше времени, чем мы. Где-то рядом они, недалеко ушли».
Плавать худо-бедно умели все. Солдаты раздевались практически догола, завязывали одежду в плащ-палатки, водружали эти тюки себе на головы, забрасывали автоматы за спины стволами вверх.
Быстрее всех переправилась, разумеется, Елка. Она вылезла на сушу, отфыркалась и стала снисходительно разглядывать все то, что происходило в воде.
Павел плыл вдоль стены, периодически останавливался и хватался за выступ, чтобы перевести дыхание. Нога капитана задела что-то мягкое, податливое. Оно оторвалось от штыря, удерживающего его, и всплыло. Павел ахнул и подался в сторону. Встреча, конечно, не из радостных, хотя если вдуматься, то как сказать.
Покойник еще не начал разлагаться, но уже распух. Это был мужчина средних лет в эсэсовской форме со знаками различия обершарфюрера. Рот у него был раскрыт, глаза выпучены до предела. Он захлебнулся в воде, не смог выбраться. Его товарищи, видимо, были заняты очень важными делами, не стали спасать этого недотепу.
Труп вел себя весьма навязчиво, раскинул руки, лез целоваться. Павел возмущенно его отталкивал, яростно загребал. Когда он обернулся, того уже не было. Утонул, мать его так!
Капитан изрядно переволновался. Сердце его колотилось. Нервный смешок рвался из груди. В беспомощном состоянии лучше уж с мертвым эсэсовцем встретиться, чем с живым.
Еремеев уже подпрыгивал на той стороне, пытался согреться, отряхивал с себя зловонную жижу.
Он подал капитану руку, помог выбраться и заявил:
— Поздравляю, командир! У тебя произошла знаменательная встреча. Я все видел. А говорят, что члены СС сильны своей взаимовыручкой и никогда не оставят товарища умирать. Врут, наверное, да?
— Он за штырь зацепился и потоп к чертовой матери. Ладно, нам же лучше, — пробурчал Павел.
Солдаты выбирались из воды, тряслись от холода, вытирались теми тряпками, которые удалось не замочить. Они быстро одевались, цепляли на себя амуницию.
К товарищам подошел Голуб, сердито тряся мотней, набухшей от воды. Они встретили его дружным хохотом. Мелочь, как говорится, а приятно. Того трясло от злости и холода.
— Ты чертовски хорош, боец, — выразил всеобщее мнение Малахов. — И что теперь прикажешь с тобой делать? Отогревать костром?
— Ладно, справлюсь, — пробормотал синеющими губами Голуб, со злостью глянул на товарищей и добавил: — А если кто-то еще хихикнет, я с него всю одежду стащу, будет в моем стираном красоваться. Уяснили, злыдни?
Солдаты вздрагивали от нервного смеха, высыпали в коридор. Переправа закончена, но неизвестно, что еще предстоит сделать.
Павел понятия не имел о том, сколько километров они уже прошли. Городскую черту должны покинуть. Это понятно. За ней промышленная зона, заводы, выпускавшие патроны и артиллерийские снарядов. По логике вещей фашисты перед отходом должны были взорвать их. До залива Фришес-Хафф еще порядочно. Или нет? Он не местный, откуда ему знать?
Беспомощность бесила его. Командир должен быть в курсе, держать руку на пульсе!
Бойцы по одному просачивались в коридор, бежали вперед, чтобы хоть как-то согреться. Снова вереница запутанных коридоров, несколько досадных остановок. Елка устала, вяло семенила, высунув язык, иногда останавливалась, вертела головой, словно сомневалась, в ту ли сторону идет.
«Ночь на дворе, — подумал Павел, глянув на часы. — Скоро утро, а мы еще не ложились. Видимо, не удастся».
Ноги у людей заплетались, шаги становились неверными. Он принял решение — хватит, привал! Коридор был сухим, неприятности могли появиться только из его дальнего, темного конца.
— Малахов, разделите людей! — приказал он. — Половина спит пятнадцать минут. Потом отдыхают другие.
Люди валились без ног, мертвецки засыпали на каменном полу. Четверть часа на отдых — это полное издевательство! Но кому-то хватает, п