И вдруг прямо по курсу грохнула отчаянная пальба. Она продолжалась недолго, несколько секунд, и оборвалась. Назревало что-то интересное.
Люди высыпали из переулка на дорогу, вскидывали автоматы, но не стреляли. Опять картина маслом! Впрочем, несколько отличная от предыдущей.
Солдаты вермахта далеко не убежали и не сдались на милость победителей. Они лежали на проезжей части. Один неподвижно, второй, молодой и белобрысый, еще дрожал, вращал зрачками.
Похоже, именно эту машину Павел и слышал несколько минут назад. «Газик» не доехал до перекрестка, застрял в кювете. Из-под крышки капота вился дымок.
Вокруг машины приплясывали с обнаженными стволами два взволнованных офицера. Они узрели автоматы, нацеленные на них, и испуганно заорали.
— Эй, военные, вы охренели! Свои же! — прокричал высокий темноволосый капитан, потрясая свободной рукой.
— Опустите оружие! — заявил второй, тоже капитан, невысокий, с рыжими волосами, и в качестве жеста доброй воли сунул «ТТ» в кобуру.
Можно было не спрашивать, что тут произошло. «Газик» пылил на запад, когда впереди него выскочили из переулка два немецких солдата и в панике стали стрелять по людям в советской форме. Они подбили машину, отправили ее в кювет и тут же погибли.
— Не стрелять, всем опустить оружие! — распорядился Павел и покосился за спину.
Из переулка, покачиваясь, выходил Кобзарь. Он был белее смерти, держался за простреленное плечо.
— Вахмянин, Авдеев, перевяжите раненого!
Рослый капитан облегченно перевел дыхание, тоже убрал табельное оружие в кобуру. Он исподлобья, наморщив лоб, разглядывал офицера контрразведки СМЕРШ, подходившего к нему, потом извлек из кармана пачку «Беломора».
Павел усмехнулся. Чем еще заняться, когда врагу опять не удалось тебя убить? Никому на войне не приходит в голову, что курение сокращает жизнь.
— Черт возьми, это снова вы, капитан. — Судя по досадливой мине, память у офицера госбезопасности работала исправно.
— То есть удостоверение можно не предъявлять? — улыбнулся Павел, протягивая руку. — Снова здравствуйте. Александр Романович, если не ошибаюсь?
Капитан Колонтович поколебался, потом расслабился и отозвался на рукопожатие. Лебедев тоже не стал вставать в позу. Рука его была уверенной, твердой.
— Не ожидали, капитан, — признался Колонтович. — Двое суток прошло, как ни крути. В филиале института «Альтверде» был взрыв, потом все куда-то пропали. Когда нам разрешили туда войти, на территории все выглядело очень печально. Где же вас носило эти двое суток? Вам, похоже, крепко досталось. — Он с любопытством разглядывал солдат, сопровождающих контрразведчика.
Те настороженно озирались. Не пропустили ли еще чего-нибудь?
— Военная тайна, — сказал Павел и сухо улыбнулся. — А вы люди настырные, да? Не мытьем, так катаньем?
— Не наша воля, — сказал Колонтович. — Товарищ Ройзман Вадим Леонидович поставил перед первым отделом конкретную задачу. А от него остались только мы с Лебедевым.
— Конкретную задачу, говорите? — Павел прищурился. — Александр Романович, вспомните тот день, когда я вежливо предложил вам покинуть территорию института. Вас ведь интересовало не само это заведение как таковое, а лишь доктор Мендель, сущая находка для засекреченной «Лаборатории X». Информация о нем ушла и в ваш комиссариат. Для кого-то она оказалась чрезвычайно интересной, если не сказать большего. А доктор Мендель, между прочим, отъявленный нацистский преступник, кровавые опыты которого…
— Остановитесь, товарищ капитан, пока не сказали чего-то лишнего, — заявил Колонтович. — Не надо, прошу вас. Вы выполняете приказы своего начальства, мы — своего. Да, после того как вы нас отбрили, мы вернулись для доклада к своему руководству. Не воевать же с вами. Вас больше, у вас солдаты. Хотя, если вдуматься, разве не одно дело делаем? Мы имеем информацию и про бухту Варген, и про то, что наши катера блокируют ее от проникновения субмарины союзников. Ваши и наши сведения получены из одного источника. Мы знакомились с протоколами допросов сотрудников «Альтверде», которых прибрали ваши люди. Они знали, куда пропал Мендель.
— И ваше появление здесь… — Павел не договорил, наблюдал за реакцией собеседника.
Тот неопределенно пожал плечами и проговорил:
— Нам приказано осмотреть бухту и окрестности. Ваше начальство тоже в неведении. Оно потеряло связь с вами и вашей группой. Автоматчики, оставленные вами конвоировать гражданских, уверяли, что опергруппа СМЕРШ и отделение разведчиков, приданное ей, спустилось в канализационный люк, и, как говорится, с концами. Мы тоже потеряли много времени, работаем без плана, блуждаем в потемках, рискуем, колесим по пригородам без прикрытия. — Он кивнул на мертвых немцев. — Встреча с этими господами в наши планы тоже не входила. Это не совсем то, чему нас обучали.
— Все же вы справились, — похвалил Никольский.
— Минуточку, капитан. — Колонтович переглянулся с коллегой и спросил: — Вы намекаете, что мы оказались именно в том месте в то время? Вы напали на след этого изувера? Или не теряли его? Знаете, где находится Мендель?
— А вот это уже не ваша проблема, капитан, — отрезал Павел. — Кто успел, тот и съел, как говорится. Возвращайтесь в Кенигсберг, сообщите своему Ройзману, что СМЕРШ скоро выполнит поставленную задачу. Вы сами сказали, что делаем одно дело. Разве нет? Вы рисковый парень, капитан. Вдвоем собрались брать Менделя. А что об этом подумает куча эсэсовцев, сопровождающих его?
— Про кучу эсэсовцев мы не знали. — Лебедев сразу скис.
— Послушайте, капитан, — решился Колонтович. — Дело в принципе хозяйское. Вы можете снова нас отшить, вам не привыкать. Все же я предлагаю договориться, объединить усилия. У вас не очень много людей, лишние не помешают. Отыщем Менделя, отобьем его, доставим в город. Хорошо, согласен, в распоряжение вашего ведомства. А там уж пусть высокое начальство решает, кто и как будет распиливать этого упыря. Вам очень интересно знать, куда его в итоге денут? Ваша совесть будет чиста — вы выполните свой долг. Как, собственно, и мы.
— Боитесь получить взыскание? — осведомился Павел.
— У нас они уже были. — Колонтович как-то занервничал, понизил голос — То, что ожидает нас с Лебедевым в случае неудачи, взысканием уже не назвать. Мы не трусы, капитан. — Колонтович смотрел Павлу в глаза, не прятал взгляда. — Мы принимали участие в боевых операциях, смотрели смерти в глаза, не кланялись пулям. Гибель в бою никого не пугает. Но есть другие обстоятельства. Мне кажется, вы должны нас понять.
В принципе Павел понимал. Он сам бывал в подобных ситуациях, видел реакцию других людей. В бой, на пулеметы, на танки — это ерунда. Ужас начинается, когда попадаешь к офицерам госбезопасности, особых отделов НКВД, к следователям военной прокуратуры. Мысль об этом калечит психику сильнее вражеского танка, идущего на тебя в чистом поле.
— Что с вашей машиной? — осведомился Никольский.
— Можно догадаться, — процедил Колонтович. — Вон тот белобрысый тип целую очередь в движок всадил, хорошо, что не взял чуть выше.
Лебедев прыгнул за руль, но заглохший двигатель не заводился.
— Ладно, Александр Романович, уговорили. Пойдете с нами. Но никакой инициативы и независимости. Теперь вы подчиняетесь мне.
Старший лейтенант Кобзарь с убитым видом сидел на рухнувшем столбе электропередач. Рука его покоилась на перевязи. Он с тоской смотрел на капитана.
— Прости, друг, — сказал Павел и вздохнул. — Но теперь ты точно не боец, нравится тебе это или нет. Скажи фрицам спасибо, что жив остался. Они оказались великолепными мазилами. Заберись в какой-нибудь дом на этой улице. На обратном пути мы тебя заберем. Возьми оружие, курево. Продукты сам найдешь. Не появимся — выдвигайся к нашим, в Кенигсберг. Будь осторожен. Многовато стало блуждающих фрицев. А лучше сразу выбирайся. Ранение хоть и сквозное, но затягивать с визитом в госпиталь не стоит.
— Ладно, леший с вами. — Кобзарь обреченно вздохнул. — Валите, командир. Удачи вам. Справлюсь как-нибудь.
Глава 11
Засветло до бухты они не дошли. Местность оказалась сложнее, чем представлялось капитану. Дорога уходила от моря. Бойцам пришлось сворачивать и продираться сквозь чащу.
Подойти к берегу было невозможно. Море защищали беспросветные скопления скал. Вскоре вплотную к этому вот каменному лежбищу подступил и кустарник. Люди вынуждены были идти по плитам и валунам.
Подступали сумерки. Ветер разогнал облака, но все равно темнело довольно быстро.
Людьми постепенно овладевала безысходность. Они не представляли, что делать дальше. А внятных указаний от капитана Никольского не поступало, не считая дежурного. Он распорядился незаметно продвигаться вперед, осматривать береговую полосу.
— Ага, будем любоваться местными достопримечательностями, — проворчал себе под нос Еремеев.
Группа углубилась в прибрежные скалы. До моря здесь было метров семьдесят. Оно то приближалось, то куда-то отступало. Катера стояли в бухте. До нее бойцы никак не могли добраться. Серые скалы вздымались в каком-то непроходимом беспорядке, скорость продвижения упала до минимума.
Колонтович протянул руку, помог Павлу спрыгнуть с плиты. Темнота уплотнялась, становилась вязкой, как сгущенное молоко. Лицо офицера НКГБ уже почти не очерчивалось в ней.
— Спасибо, Александр Романович, пока сам справляюсь. Вы же изучали карту местности, да? Что у нас с бухтой Варген?
— Да, изучали, вы правы, — признался собеседник. — Мы в нашем ведомстве ко всему подходим основательно и вдумчиво. Нам не придаются войска в отличие от вашей конторы, поэтому о собственной безопасности приходится печься самим. Временами, конечно, бездумно рискуем, вы уже знаете. Мы говорили с людьми, сбежавшими из поселка Шлезе, пройти через который нам еще предстоит. Там сплошные руины. Его американцы в сорок четвертом разбомбили. Тогда рядом с ним зенитная батарея стояла. Когда темнота уляжется полностью, мы покинем эти скалы. Дальше местность проходимая. На сколько, говорите, противник нас опередил? Километра на два? Калечный Мендель не разгонится. Значит, мы имеем реальные шансы его догнать. Стоит ли вообще переживать, капитан?