— Именем ангела Последнего Дня! — прошептала она.
Ближе к ночи лекарь, вышедший из ее гримерной, диагностировал нервное расстройство на основе комплекса уродства.
«Она считает себя калекой. — бормотал он, стараясь не встречаться ни с кем взглядом. — Но это противно всякому здравому разумению.. Она — совершенство!»
Увы, сам доктор в этот миг выглядел как помутившийся умом.
То было тридцать зодиаков назад. С тех пор она не изменилась. Она вновь поет о кукле Смерти, и зал подпевает безмолвно — одними губами, словно тысячи людей шепчут одну молитву, и этот же зал ревет, как Дикая Охота, едва она смолкает.
«Я — урод. Жизнь — гниение. Мой последний герой — могильный червь», — эти слова принадлежат Хэди Грее Хелен Дориане женщине–празднику, женщине–приключению, ангельским голосом поющей адские песни на божественную музыку.
Принято считать, что красота и ум — понятия несовместимые.
Это придумали некрасивые кретины, но это убеждение оказалось удобным.
Трудно поверить, что в годы Восточной войны эта блистательная красавица изобрела сигнальное устройство, с помощью которого обеспечивалась секретность военной связи.
Вообще судьба ее удивительна. Вся жизнь Хэди Грей Дорианы полна невероятных событий, легенд и скандалов.
Где и когда будущая знаменитая актриса появилась на свет — неизвестно. Не существует ее изображений в детском и подростковом возрасте. Пятьдесят лет назад сыщик Уоррен Релей вытащил ее из подростковой банды. И тогда она была тощей, злой и сутулой. Но в остальном — такой же, как и теперь. По версии, которую распространил импресарио Оутс Мэдок — то была не она, а ее мать.
Скандальную известность принес ей фильм, вышедший тридцать три года назад. Один из немногих тогда — с откровенными эротическими сценами.
Первая в истории художественного мультифотографа сцена купания в лесном озере, возможно, вполне невинна по современным меркам, но тогда она вызвала бурю эмоций.
Впрочем, и во всех остальных сценах этой ленты, как бы она ни была закутана в наряды, Грея излучала такой эротизм, что ее можно было только любить или ненавидеть.
Она стала первой женщиной мира, собственноручно управлявшей паромотором! И как она это делала!
Ее черный с серебром открытый экипаж, с отделанным мехом салоном, сверкая яростным светом хрустальных фар, проносился по ночной столице, как повозка смерти.
Говорили, что однажды, выскочив из подворотни проходного двора на улицу, она едва не налетела на извозчика. Вороной мерин с перепугу поднялся на дыбы и попятился, едва не ломая оглобли извозчичьей брички. А сонный жандармский чиновник, выскочивший на балкон своей квартиры на втором этаже в исподнем и шлеме с кокардой, столкнулся нос к носу с мордой коня и едва не спятил, решив, что увидел Гранта — оборотня, который является смертным в виде лошади, разгуливающей по городу на задних ногах.
В характере Дорианы не было ничего от той вялой инфантильной впечатлительности, которую люди нечуткие считают признаком артистической натуры. Но был в ней звенящий натянутой до предела текучести металла струною нерв. И было трагическое прозрение природы вещей и человеческого естества во всем величии его и во всей неприглядности. Возможно, поэтому в ее песнях высокое соседствовало так тесно с натуралистичной физиологией, не вызывая стыда… И потому, наверное, ее душа, склонная к мгновенному отклику на подлинные чувства, была так разносторонне любознательна. В ней был редкостный дар надежды. Вот что.
Она была грезой. И, оставаясь телесной, была олицетворением призрачной и зыбкой мечты.
Не стержень несгибаемый, но тонкий нерв, грозящий лопнуть — вот что видел в ней человек, и это делало ее существом почти нереальным — чье бытие уж тем несбыточно, что может прекратиться вдруг.
После съемок «Девы Озера» Грея вышла на сцену и доказала, что может не только красиво молчать.
Некоторое время о ней ничего не было слышно, потому что она вышла замуж за фабриканта — производителя оружия.
Глава синдиката Мидла, владелец одного из крупнейших состояний в Мире, нажил все, что имел, продавая в нарушение Договора новейшие системы вооружений врагам отечества.
Новоиспеченный муж оказался невероятно ревнивым и попытался скупить все копии скандального мультифотографического фильма, чем только подогрел к нему общественный интерес.
Жизнь Грей в главном доме в окружении немногочисленных слуг, среди драгоценностей и модных нарядов, со стороны могла показаться безоблачной.
На самом деле знаменитая актриса стала очередным выгодным приобретением Мидла наряду с произведениями искусства и дорогими паромоторами.
Супруг не отказывал себе в удовольствии похвастаться красавицей женой не только перед сливками своего сословия, но и перед лендлордами.
Крысиным чутьем этот ничтожный прыщ угадал силу ее воздействия на людей. Стоило Грее рассеянно улыбнуться — и Огдену Берлаху Мидлу прощали всю его нечистоплотность в делах и неизящество манер.
Его принимали всюду. Его хотели видеть. Ему покровительствовали и попустительствовали. Лишь бы только еще раз увидеть огненный завиток волос на мраморном виске Грей. Лишь бы только услышать ее голос, исполненный трепетного дыхания.
Она двигалась, дышала и говорила так, будто едва сдерживала вопль экстаза, готовый вырваться из ее груди, будто находилась на грани величайшего наслаждения и смерти. И с кажущейся легкостью канатоходца она ловко балансировала на этой грани.
За неимением других интеллектуальных занятий Грея присутствовала на производственных совещаниях, внимательно слушала и вникала в сложнейшие технические вопросы.
Расчетчики ошибались в элементарных вычислениях, а почтенные ученые мужи во время докладов сбивались с мысли, замирая в мечтательном ступоре.
У нее была феноменальная память и цепкий хододный ум.
«Я любопытна, как белка. С детства мне все вокруг было интересно», — говорила она в краткие периоды расположения к беседам.
Лаборатории Мидла работали над созданием управляемых вооружений различного рода.
Пушечные снаряды и самодвижущиеся морские мины, дистанционно управляемые с помощью проводов или с использованием принципов беспроводного телеграфа обещали совершенно изменить лицо войны.
Однако специалисты, которых, по слухам, возглавлял легендарный и таинственный Жиль Моор, так и не смогли преодолеть как технологических трудностей проводного управления, так и недостатков классической радиопередачи.
А природного ума молодой женщины, не имевшей специального образования, как выяснилось позже, хватило на то, чтобы понять суть проблем, пронести информацию через годы и, в конце концов, оттолкнувшись от нее, предложить простое до гениальности решение в смежной области секретных передач на дальние расстояния.
После четырех лет неудачного замужества, подсыпав снотворного горничной, достойная госпожа Мидл совершила хрестоматийный побег из замка, принадлежащею супругу.
Дело обошлось без веревочной лестницы — переодевшись в платье супруги привратника — жрицы огня, Грея просто вышла через привратницкую.
Вращаясь в окружении мужа, она, вероятно, лучше других представляла масштабы грядущей угрозы войны и не рискнула остаться на виду рядом с ним.
Ее искали. Активно, но недолго. Началась война, и у Берлаха Мидла появились куда более серьёзные проблемы.
Актрисе не пришлось обивать пороги агентств, так как ее дебют был настолько громким, что забыть его производители мультифотографа не могли.
Так судьба снова свела ее с ненавистным Мэдоком.
Однажды импресарио Оутс Мэдок заставил ее лечь на стол хирурга. Он хотел получить совершенную женщину, а для этого нужно было исправить в ней кое–что. Лекарь был мастером. И только совсем близко можно видеть тонкую сеточку белых шрамов на ее спине.
Это было — тридцать пять зодиаков назад.
С тех пор она не изменилась.
Она вновь поет:
Подарите мне белого волка.
Не большого, а просто щенка.
Я построю загон на лугу.
Я научу его щипать травку.
Я буду с ним гулять.
Я позабочусь о нем, как о сыночке.
Я выращу самого доброго волка
На всем белом свете.
И однажды он выплюнет травку
И мамочку съест.
Она снова с Мэдоком, искалечившим ее когда–то. Она отомстила — Паук свихнулся на ней.
Пресловутое «лекарство, которое она давала всем понемногу» достигло цели — Мэдок не мог дышать никаким другим воздухом, кроме того, который хранил тень ее присутствия.
Она не изменится и через много–много лет. И будет стоять на сцене — голая — раскинув руки. И впитывать обожание каждой клеточкой беломраморной кожи. И из ее глаза покатится слеза.
О, как же долго живут фейери!
Даже если у них ампутировать крылья.
Они живут очень долго и даже под звуки Песни ангела Последнего Дня выглядят молодыми.
Кантор, разумеется, понятия не имел, каким его видят глаза Греи. Эти лиловые бездны никогда не выдавали истинного к нему отношения. Да он и не позволял себе задаваться таким вопросом.
Она видела перед собой плечистого, рослого молодого мужчину, даже плотный элегантный костюм не мог скрыть его физическую мощь.
При малейшем движении плеча было видно, как под сукном ходит плотный ком мускулов. Это было тело, полное сокрушительной силы.
Он говорил резковатым, с хрипотцой баритоном, подходившим к его манерам — человека целеустремленного и знающего себе цену.
Временами ей безотчетно хотелось прикоснуться к нему, даже коснуться губами мускулистой шеи, и удивление мерцало в ее глазах, когда она ловила в себе и сдерживала эти позывы.
Ей хотелось, чтобы он вежливо, но мощно нажал на ее плечо, развернул и увлек к двери, прочь из этого ненавистного дома.
Когда–то давно она позавидовала воображаемому преступнику или преступнице, что окажется на пути антаера Кантора. Она вообразила, как он произносит: «Властью, данной мне судом Совета синдикатов и по поручению Главного полицейского управления, я приказываю вам следовать со мной!» И властно берет ее за локоть.