общайте кому-нибудь о своих передвижениях и планах, но для людей особой категории это бесполезно. Как можно найти человека, который шел в булочную, встретил старого знакомого, чтобы с ним выпить по пиву, отключил сотовый, выпил «немного больше», поехал с ним на электричке в деревню к его родственникам. Там, выпив самогона, остался ночевать, поругался с хозяином, получил ножом между ребрами и в результате лежит закопанный в заброшенной силосной яме, а о его присутствии никто, кроме убийцы, уже не помнит по причине сильного алкогольного опьянения. Причем тот старый знакомый был в городе проездом, и давно в другом конце страны, и думать забыл, кого он там куда привез. Вот и получается, что реально необъяснимых потеряшек единицы — а таких «нелогичных» много. Но это ладно, это черт с ним. Плохо, что в новостях об Артемьеве тоже традиционно, как о покойнике, не сказано ничего. А это уже начинает напрягать.
Максим дважды просмотрел выпуски обоих местных каналов и, как на работу, пошел в торговый центр, в успевший стать почти родным ресторанчик. Подпольные СМИ порадовали обилием почти достоверных подробностей, но о причинах произошедшего на заводе не догадался никто. Зато все были на стороне налетчика и всячески выражали ему свою поддержку и восхищение в заочной форме. По мнению большинства, некто, покусившийся на целостность букинской туши, косвенно нанес урон Артемьеву. И немаленький урон — заводик по производству керамогранита был одним из основных доноров «фонда города», и теперь одной дойной коровой стало меньше. Комментарии к новости не удивили — уже с первых дней пребывания в городе Максим понял, что Артемьева люди ненавидят. Это читалось в интонациях голоса, выражении лица, жестах — во всем, когда речь шла о главе города. А уж в высказываниях на форуме — особенно. Бывший офицер, а ныне холодная, расчетливая, циничная тварь — он вызывал в людях раздражение, злость и отвращение одновременно. Как и любой, даже отдаленно связанный с ним человек — чиновник, торгаш — неважно, воспринимался жителями города только как нечистый на руку мерзавец, и никак иначе. Последний случай лишь подтвердил правильность сделанного ранее вывода. Ничего удивительного — мэр, если нужно, умеет притворяться добродушным, но старается не утруждать себя показухой. По всему видно, что команды у него нет и никогда не было, для него люди — расходный материал для строительства карьеры. Если полезен бандит и подонок, он не брезгует сотрудничать с самыми отъявленными негодяями. И без сожалений кидает их, как только они перестают быть полезными. Так что нечего удивляться, что люди озлоблены настолько, что при первой же возможности мэра не тухлыми яйцами — гранатами закидают.
«Рад, что вам понравилось». — Максим допил кофе. Может, смерть основной золотоносной курицы заставит Артемьева вернуться в город? Может быть, может быть… Время покажет, а пока ждать, только ждать. Максим покрутил в пальцах телефон, потом позвонил Вике. Встретиться договорились через час, после того как она закончит занятия с последним на сегодня учеником. У подъезда ее дома Максим оказался минут через сорок, побродил вокруг в сумерках и направился к дому. И уже собрался позвонить в дверь квартиры Вики, но отдернул руку, отступил назад. И пошел вверх по ступеням на второй этаж, потом на третий. Здесь уже почти невозможно дышать от запаха газа, где-то утечка, в одной из квартир. И никто не шевелится, словно ждут взрыва, сейчас достаточно крохотной искры. Концентрация газа тут такая, что рвануть может в любую секунду, и рвануть неслабо. Максим позвонил в ближайшую квартиру, открыла пенсионерка в длинном халате и растоптанных войлочных тапках.
— Бабушка, у вас газом пахнет! Звони быстрее куда надо, а то взлетите вместе с домом! — вместо приветствия крикнул Максим. И подивился скорости, с какой бабка бросилась выполнять его поручение. Совсем они тут одичали, что ли? Или так привыкли к горелой вони с мусорного полигона, что остальные запахи уже не воспринимают?
Через четверть часа в подъезде стало весьма оживленно. Сбежались и съехались все, кому положено, — представители управляющей компании, эмчээсники, пришел участковый. Жильцы тоже в стороне не остались, и скоро подъезд стал напоминать птичий базар. С первого этажа прибежала Вика, уставилась на Максима, поздоровалась с кем-то рассеянно.
— Иди, я сейчас, — Максим бесцеремонно подтолкнул девушку к лестнице.
— А что случилось? — Вика поправила на носу очки и закрутила головой во все стороны, но объяснять ей что-либо Максим не собирался. Подтолкнул еще раз пониже спины, убедился, что Вика ушла вниз, и вернулся к квартире бабки. Там уже собрался консилиум — еще три активных пенсионерки и согнутый на один бок дед с палкой. Чтобы принять участие в массовых мероприятиях, дед пешком сполз с шестого этажа и теперь готовился к подвигу восхождения обратно.
— Здесь! — рявкнули от одной из дверей, толпа шустро метнулась в ту сторону. Максим пропустил всех вперед, сам остановился за спинами людей, смотрел поверх их голов. Рядом топтался участковый — бледный юноша лет двадцати трех, не больше, с тоской во взгляде и в сбившейся на затылок форменной фуражке.
— Ненавижу, — протянул он, не глядя на Максима, — сейчас опять квартиру вскрывать придется. Третий раз на этой неделе. Заколебали.
— Да, не повезло, — сочувственно отозвался Максим. И, слово за слово, постепенно вытянул из участкового массу ненужных подробностей его невеселой жизни.
— Недавно похожий случай был. Газовщики проверяли стояк, в одной из квартир хозяина нету, проверить соответственно не могут. Включают — утечка газа. Через дня четыре собирают комиссию из десяти человек из всяких служб, ну и я как участковый, естественно. «Вскрываем?» — хоровое «да». «А кто как ответственное лицо подпишется?» — хоровая тишина. Вот и стоим десять дураков в подъезде, ответственность брать на себя никто не хочет, и вся эта байда длится два часа. Звонит наконец мой начальник и дает отмашку на вскрытие, вскрываем, а там почти месячной давности жмур. Вот радости-то было…
В этот раз все обошлось — в квартире не оказалось никого. Максим успел рассмотреть через приоткрытую входную дверь часть грязной темной прихожей, ободранные обои на стенах и собрался уходить.
— Неделю, говорю, неделю его нет! — кричала в ухо деду-альпинисту бабка в халате, — я его неделю не видела!
Дед закивал сивой головой и пополз к лифту. Максим проводил старика взглядом, убедился, что тот благополучно добрался до кабины и отбыл наверх. Потом невзначай поинтересовался у подозрительно взиравшей на толпу бабки:
— Неделю? Ух ты, здорово загулял мужик!
Бабка с досадой махнула рукой и принялась выкладывать известные ей подробности жизни загулявшего соседа. Лет тому было хорошо за сорок, постоянной работы он не имел и на что жил — неизвестно. За квартиру не платил, зато дешевое пойло покупал исправно. И часто приводил к себе гостей — бомжей из ближайшего подвала. А потом уходил в гости к ним и пропадал по нескольку дней. Но такая долгая отлучка на памяти бабки произошла впервые.
— Допился, наверное, — подвела она итог истории, и Максим мысленно согласился с ней. Допился, конечно. И лежит теперь где-нибудь в подвале или лег поспать на улице, да так и не проснулся, снегом до весны занесло. А потом, в первые теплые деньки, в городе расцветет еще один «подснежник». Бабка уползла обратно в квартиру, грохнула изнутри железной задвижкой. Максим с чувством честно выполненного долга сбежал по лестнице вниз, позвонил в знакомую дверь.
— Что там, что? — с порога набросилась с расспросами Вика. Пришлось колоться:
— Да газом там пахло, из квартиры на третьем этаже, а дверь никто не открывает. Пришлось милицию вызывать, ну и всех, кого положено. Приехали, вскрыли. Все нормально теперь, не переживай.
— А, понятно. Я того мужика знаю, который там жил, вернее, видела несколько раз. Он с бомжами обычно ошивался, вон там, где дом брошенный, — они уже прошли на кухню, и Вика показала через окно, куда-то в сторону старых деревянных построек. И спросила тут же: — Ты чай будешь?
— Можно и чай, — Максим отвернулся от окна, задернул шторы. О сюжете в выпуске местных новостей не говорили, выкинули из памяти ту историю, и все. Что, собственно, произошло? Вика попросила о помощи, и Максим ее просьбу выполнил. А как он при этом действовал, как недопонимание оформлял — не ее дело, не ей за это отвечать, а Максиму. Вот и весь разговор.
Расставались уже под утро, почти в шесть часов. В подъезде грохотал лифт, хлопала входная дверь — электричка на Москву уходила в половине седьмого. На нее и спешила почти половина трудоспособного населения города. Максим захлопнул дверь квартиры, дернул с силой за ручку и привычно принюхался. Нет, все в порядке, опасность миновала, можно спать спокойно. Или не спать, как сложится. На улице заметно потеплело, и пока Максим шел к дому, успел взмокнуть в толстой куртке. Придется менять гардеробчик, ожидание затянулось, весна уже скоро, до нее всего две недели осталось. Максим двинулся было знакомой тропой, но передумал, повернул обратно. И направился к пустырю, прошел мимо тихо журчащей в утренних сумерках речки. Проскользнул между высоких глухих заборов, огораживающих частные владения, выбрался на неширокую улицу. Теперь направо до моста, там вверх, к «железке» — маршрут давно известен и изучен. Максим быстро шагал по наезженной колее к мосту, перепрыгивал через осевшие снежные завалы на дороге. Из-под ворот и калиток тявкали сторожевые псы, но не злобно, а больше для порядка. Народу навстречу попадалось все больше, в этот час вокзал — самое оживленное место в городе. Через полчаса он опустеет до вечера, чтобы пережить столпотворение возвращающихся из столицы людей. Справа в стройном ряду заборов чернел провал — то, что там находилось, домом назвать было нельзя. Максиму эта часть улицы напоминала гнилой зуб, вернее, дыру от него. Впрочем, от дома еще кое-что оставалось — крыша, например, и целых четыре деревянных обгорелых стены. И пространство между ними никогда не пустовало, место считалось обитаемым. Бомжам нравилось это местечко, и они кучковались тут в любое время дня и ночи, в любую погоду. И сегодняшнее утро не было исключением — от развалин, пошатываясь и еле переставляя ноги, навстречу Максиму брел бомж. Он успел дважды грохнуться в перемешанную со снегом грязь, но упорно поднимался каждый раз и продолжал движение в выбранном направлении — к дороге. Максим глянул мельком в ту сторону и, не сбавляя шаг, двинулся дальше.