плохо бы проследить разок-другой, по маршруту его пройти да на тех, кто рядом ошивается, посмотреть. Пока со стороны. Но стоило Максиму включить свет и пройти мимо зеркальной двери шкафа в коридоре, как план пришлось менять на ходу.
— И куда ты в таком виде собрался? — Максим швырнул чашку в мойку и с досадой грохнул кулаком по краю раковины. Отражение в зеркале говорило само за себя — разведку придется отложить. На неделю минимум.
И ровно неделю Максим ежедневно гипнотизировал в зеркале свои синяки. Из дома выходил вечером, возвращался под утро. Прошел пару раз мимо коттеджей, постоял недолго напротив обгорелых руин. Но внутри тихо и пусто, похоже, что теперь это место пользуется у городских бомжей дурной славой. Или все квартиранты остались в лесу. Зато в здании администрации, уже на первом этаже, при входе начиналась нездоровая движуха. Чиновники и посетители летали по этажам как укушенные, двери хлопали, телефоны надрывались истеричными звонками и чудовищно фальшивыми трелями. По всему видно — барин приехал и приступил к исполнению своих должностных обязанностей, надо и подчиненным свою деятельность продемонстрировать. Вернее, прикрыть ее отсутствие имитацией, а это непросто — на имитацию бурной деятельности зачастую уходит больше времени и сил, чем на саму деятельность. Но мелкая офисная шушера — это выносливые и изобретательные существа, в демонстрации важности, нужности, а главное — гигантского объема своей работы достигли сказочных высот. Или глубин, но опять же необычайных, размером с Марианскую впадину и Большой каньон одновременно. По пути на третий этаж Максим встретил штук семь или восемь великолепных экземпляров, прекрасно обученных и применяющих на практике стратегию изображения великого трудового усердия. Охапка документов в руках, перекошенное в бешенстве лицо, прижатый плечом к уху мобильник — чиновники-симулянты различались только по половому признаку, да и то не с первого взгляда.
И на третьем — царском — этаже присутствие хозяина сразу чувствуется. Тишина и благолепие во всем, даже листья фикусов и гигантских китайских роз не шевелятся. Редко-редко потревожит их бегущий мимо рысцой плотный и шустрый, как жук-короед, чиновник, заденет ветку уголком папочки. И прошмыгнет за заветную дверь, назвав волшебное слово. Кодового слова Максим не знал, поэтому за церемонией входа-выхода подчиненных Артемьева на особо охраняемую территорию наблюдал издалека. Сделал вид, что внимательно и с интересом изучает макет перспективного развития города, бродил неспешно вдоль огромного стола, а сам косился по сторонам. Рядом с заветной дверью за столом сидит надутый охранник и прилежно записывает в тетрадочку всех — входящих и выходящих, интересуется целью визита и даже спрашивает удостоверение. Потом по мобильнику уточняет у кого-то за стеной, ждет ли он гостя. После положительного ответа посетитель расписывается в тетрадочке (напротив своей фамилии, надо полагать) и получает доступ на следующий уровень. Второй охранник пропускает избранного в дверь и закрывает ее. А сама дверь непрозрачная, когда открывается, виден только край ковровой дорожки и угол светлой деревянной двери ближайшего кабинета. Сектор для обзора неудобный, ни черта не разглядишь, и что происходит с посетителем потом — непонятно. Может, его ведут на личный досмотр, а может — на детектор лжи. Но беглого взгляда достаточно, чтобы понять — здесь проходит один из рубежей обороны Артемьева. Хорошо, очень хорошо, даже замечательно. Занервничал господин черный полковник, меры безопасности усилил, от мира пытается отгородиться. Флаг в руки, как говорится. Эти два мешка с картошкой у дверей — не охрана, а сторожа. Один спит стоя, второй со своего мобильника взгляд не сводит, на кнопки жмет. Да еще и наушники в ушах, и музыка в них так орет, что на другом конце фойе слышно. Нет, может быть, настоящие спецы ждут «гостя» там, за дверью, а в приемной Артемьева сидит целый взвод специально обученных секретарей. Пока не войдешь — не узнаешь.
Максим успел перехватить несколько настороженных взглядов стражей врат, обошел стол с картонными макетами домов и зданий еще раз и не спеша направился к выходу. Толкнул тяжелую деревянную створку с толстым стеклом, вышел на лестничную площадку. И пошел медленно вниз по лестнице, одновременно осматриваясь по сторонам и обдумывая увиденное. Навстречу Максиму поднималась невысокая, хрупкая женщина на вид лет тридцати пяти. Синяя куртка с меховым воротником расстегнута, высокий воротник белого, заправленного в джинсы, свитера закрывает горло, каблуки сапог стучат по ступеням, через плечо перекинута черная мешковатая сумка. Женщина шла медленно, смотрела прямо перед собой в одну точку, тонкие ненакрашенные губы сжаты и, кажется, прикушены, брови чуть сведены к переносице. Шагает не торопясь, но уверенно, движения короткие и резкие, спина прямая, голова поднята. Максим посторонился, пропустил женщину, обернулся. И двинулся следом за ней, обратно, к чертогам главы города. С таким выражением лица идут убивать либо совершать самоубийство — одно из двух. Второе, как и первое, надо предотвратить — самоубийство тяжкий грех, а в очереди за головой Артемьева Максим первый, место он занял давно и вперед не пропустит никого. Ни женщину, ни ребенка, ни ветерана Куликовской битвы.
Максим вошел в фойе следом за женщиной, но далеко проходить не стал, сразу в дверях шагнул в сторону, обогнул кадку с развесистым фикусом, встал за ним. И пока маневрировал, едва не опоздал к началу представления. Женщина подошла к охраннику, скинула сумку с плеча, поставила ее на стол.
— Мне нужно записаться на прием… — эти слова посетительница произнесла громко, уверенно и с расстановкой. Дальше запал иссяк или закончилось действие успокоительного. Женщина запнулась, кашлянула, но договорить ей не дали.
— Обратитесь в общий отдел на первом этаже, — заученно буркнули хором «стражи». А тот, за столом, привстал и выдернул из-под сумки исписанную тетрадь.
— Я только что оттуда, мне сказали, что приема нет. — Голос женщины звучал уже тише, глуше, и Максим рискнул, отвел в сторонку покрытую сочными толстыми листьями ветку, посмотрел в сторону «поста».
— Раз сказали «нет» — значит, нет. Здесь нельзя стоять, уходите, — охранник пока сохранял вежливость, но надолго его не хватит. Тем более что к его совету женщина прислушиваться не собиралась. А у стола уже начинали копиться жаждущие попасть в крыло здания, где окопался мэр, и даже выражать свое недовольство. Женщина своим вторжением нарушила работу конвейера, мешала входу-выходу чиновников, а это чертовски нервировало и охранников, и сотрудников администрации. Да она, похоже, и не слышала обращенных к ней слов, гнула свое:
— Мне нужно попасть на прием к главе администрации города Артемьеву, — повторила она, подтянула к себе сумку и расстегнула на ней «молнию». Невинное, рядовое действие вызвало у охранников нездоровую реакцию. Сумка полетела на пол, из нее выпал мобильник, покатился по гладкому полу под уставленный картонными игрушечными домами стол. Но на потерю телефона женщина внимания не обратила, она медленно, как во сне, подбирала рассыпавшиеся из расстегнутой папки бумаги и пыталась сложить их обратно. Но делала все неловко, и Максим видел из своего угла, что руки женщины дрожат, а плечи вздрагивают. Дальше события могут развиваться по двум сценариям — либо у нее начнется истерика, либо этим двоим, у дверей, придется несладко. Прогноз сбылся с точностью до наоборот — истерике сопутствовал припадок ярости, злобы и отвращения. Да такой, что пара чиновничков, попытавшихся выйти из-за волшебной двери, передумали и предпочли остаться на безопасной территории.
— Сволочи! — Кто мог подумать, что в таком хрупком, даже изможденном теле скрывается голос такой силы. — Скоты вы все вместе взятые со своим мэром! Твари продажные, чтоб вам всем передóхнуть! Он полгода из дома выйти не может, полгода! Ты хоть понимаешь, что это значит для ребенка, урод! — Сумка полетела в голову «сидельца», и увернуться тот не успел, поймал снаряд лбом и вместе со стулом отшатнулся назад, врезался затылком в стену.
— Да я тебя сейчас! — Он взвизгнул, как оскорбленный в лучших чувствах хряк, и полез из-за стола. Но женщину было трудно напугать, она подобрала сумку и примеривалась ко второму броску.
— Давай! — орала она во все горло. — Давай покажи! Что ты мне покажешь, скотина! Я с осени сюда как на работу каждый день прихожу, каждый день с этими суками жирными из общего отдела здороваюсь! «Нет приема»! По заграницам таскаться и на баб у него время есть, а на людей нет! Да я теперь здесь жить буду, если потребуется, а ты меня пальцем тронуть не посмеешь! Сидеть, кому говорю! Ты про закон о рассмотрении обращений граждан что-нибудь слышал? — Женщина захлебнулась от крика, закашлялась и прижала сумку к груди, как щит. Все, истерика закончилась, сейчас ей придется плохо. Сторожа тоже это почувствовали, и Максим решил, что ему пора вмешаться. Он успел сделать несколько шагов вперед, когда все закончилось. Вернее, приняло новый оборот. Заветная дверь распахнулась как-то очень широко и резко (до этого чиновники бочком и робко просачивались в щель), предбанник артемьевской территории и часть фойе заполнило изысканное общество. Максим отступил немного назад, остановился рядом с дверью, а потом медленно пошел к длинному столу с макетом. Пригнулся, вытащил из-под него пищащий мобильник, нажал отбой, сунул телефон себе в карман, поднял голову. И встретился взглядом с Артемьевым. Господин полковник выглядит неважно — бледен, но при этом гладко выбрит, темные зрачки чуть расширены, веки припухшие, губы плотно сжаты. Руки держит в карманах кожаной куртки с меховым воротником, под ней — черный костюм с белой рубашкой, новые ботинки чуть поскрипывают при каждом шаге градоначальника. Свита рядом — три человека, еще один или два — непонятно — прикрывают за дверями. Позиция как на заказ — «объект» открыт с одной стороны и уязвим, стопроцентный результат гарантирован. Если бы еще эта тетка в обнимку со своей сумкой убралась с дороги, было бы совсем хорошо. Так нет же — стоит как вкопанная между целью и Максимом, шмыгает носом. «Уйди оттуда, ну уйди, пожалуйста». — Мысленный посыл Максима не помог, пистолет остался лежать в кармане куртки. Все, момент упущен — Артемьев отступил назад и в сторону, к столу охраны, и перевел взгляд на женщину. Наверное, так смотрели динозавры, оценивая возникшее на их пути препятствие — съедобно оно или нет. С поправкой на нынешние реалии — чем может быть полезен этот человек. Ах, от него только проблемы? Тогда пошел вон. Артемьев запахнул кожанку, обошел застывшую перед ним заплаканную женщину и в сопровождении охраны направился к лестнице. За ним закрылась дверь, и фойе заполнили сотрудники администрации, работа у охранников закипела, а на женщину никто не обращал внимания. Она постояла еще немного, потом, как была в обнимку с сумкой, побрела к выходу. Максим выждал немного и пошел следом, толкнул тяжелую створку, побежал по ступеням вниз. Но далеко идти не пришлось — женщина стояла у подоконника на площадке между вторым и третьим этажами. Она смотрела в окно и вытирала ладонями мокрые от слез щеки.