Итак, что мы имеем? Два плюс три плюс еще три получается восемь. В обойме четыре патрона, на остававшегося пока в живых последнего VIP-охотника и последнюю шестерку «егерей» этого хватит. «Помолчу, передохну. И опять считать начну», — Максим со всех ног рванул по следам. Догонять всегда легче, время сжимается пружиной, чутье обостряется, в теле появляется легкость, в голове — кураж. Да еще если уверен в исходе погони, если в руках убедительный аргумент, даже два аргумента, то охота превращается в приятную прогулку. Так, как сейчас — последний бандит валяется на снегу с простреленной спиной, а охотник куда-то подевался. Странно, а ведь только что Максим видел его в прицеле. Зато удивительная шапка — вот она, лежит себе у ствола березы. Значит, и хозяин ее где-то поблизости, не улетел же он, в самом деле. Максим перешагнул через труп убитого, прислушался к звукам леса. В верхушках елей гуляет ветер, их ветви шевелятся и сбрасывают вниз комьями мокрый снег. Снова холодает, оттепель закончилась, возвращается мороз. Максим сделал несколько осторожных шагов и снова остановился. И улыбнулся себе под нос — последний оставшийся в живых охотник не видел его. Вжался спиной в ствол ели, выставил перед собой карабин, направив его куда-то в пустоту. Максим глянул в том направлении: нет, мужик явно в своем уме. Там, похоже, кто-то есть, но зверь или человек — непонятно. Максим подошел неслышно к охотнику, и счет сегодняшней охоте был закрыт. Хватило трех хороших ударов прикладом. Стандартная процедура прошла быстро — «Merkel» с опустевшим магазином, выключенный мобильник и бумажник он бросил в снег, зато документами заинтересовался, развернул найденные «корочки». И еле-еле смог разобрать в темноте написанные ровным, с завитушками, почерком слова на вклейке: «Барков А. Л. Министр по осуществлению контрольной деятельности».
— Твари, — Максим еле удержался, чтобы не сплюнуть на лежащий под ногами труп с проломленным черепом. Все, дело сделано, «царская» охота закончилась в пользу дичи. Люди были вынуждены защищаться, а те, кто в них стрелял, — им не было ни имени, ни места на этой земле. Максим направился к тропе, но сделал лишь несколько шагов и развернулся, поднял карабин, крикнул в темноту:
— Выходи! И без фокусов!
Из мрака материализовалось нечто, отдаленно напоминающее человека. Сделало несколько шагов вперед, зашмыгало носом.
— Я ничего не видел, ничего не знаю, ничего не скажу… Никому, — на этом поток клятв и обещаний иссяк. От страха, холода и всего пережитого бомж трясся, как в припадке.
Максим негромко спросил:
— Скольких они успели… Ты видел?
— Я — троих только, про остальных не знаю. Может, ушли, а может… — запинаясь, ответил бомж, зубы его лязгали, речь была невнятной.
— Вали давай отсюда, и побыстрее.
Повторять не пришлось — бомж мгновенно исчез. Максим нашел в темноте тропу, двинул по ней, не обращая внимания на шорохи и тени между стволами деревьев. Те, кому принадлежит лес, сейчас сами наведут в нем порядок, их бояться нечего. Главное — не мешать, не переходить дорогу, не стоять у них на пути, а идти своим. Но куда идти-то, места незнакомые, в какой стороне город — неизвестно. Максим вышел на широкую просеку, остановился у кромки леса. Несколько раз вдохнул глубоко. Потом скорректировал направление, взял левее. И уверенно, почти бегом направился на запах гари и гнили с мусорного полигона.
Как всегда после того, когда угрозы для жизни нет, и можно выдохнуть, напомнило о себе тело. Голове досталось сильно, и Максим почувствовал это только сейчас. Боль в висках и приступы тошноты свидетельствовали о том, что это сотрясение. А при нем противопоказано бегать, прыгать, стрелять и вообще делать резкие движения. Надо лежать и смотреть в потолок, а лучше спать сутки напролет. Минут через пятнадцать быстрой ходьбы Максим почувствовал такой приступ слабости, что пришлось сделать привал. Он постоял немного, закрыв глаза, и чуть не заснул стоя. Но встряхнулся, мотнул головой и тут же пожалел об этом. Хорошо, что в желудке пусто уже больше суток, приступ рвоты был недолгим. Максим вытер лицо снегом, отшвырнул карабин и поплелся дальше. Порыв ледяного ветра принес очередную порцию тухлой вони, но сейчас Максим был почти счастлив. Город близко, главное — выбраться на дорогу. А уж там до дома вообще рукой подать, минут тридцать или сорок быстрым шагом. Всплыла, было, в гудящей голове подленькая мысль, что ключа-то нет, и как в квартиру попасть — непонятно. Но Максим к голосу разума не прислушался, заставил его заткнуться. Эту задачу решать он будет на месте, когда доберется до цели.
«Шла машина темным лесом за каким-то интересом», — бормотал себе под нос Максим, пробираясь через лес. Дорога поднималась в гору, ноги вязли в глубоком снегу. Зато верный ориентир — «аромат» помойки усиливался, над головой в темном небе пролетела стая птиц. Вороны патрулировали свалку круглосуточно, защищая свои кормовые угодья от вторжений. «Инте, инте, интерес, выходи на букву С», — Максим скатился с горы в густой березняк, пробежал среди тонких, гнущихся под ветром стволов. Что у нас на букву «С»? Свалка, конечно, вот она впереди, во всей красе. Максим никогда в жизни не думал, что может так обрадоваться при виде спрессованных «вековых» залежей мусора за хилым сетчатым заборчиком. Две его полуоторванные от опор секции валялись на снегу, остальные пока держались, сетка на них во многих местах была прорвана. Под ногами мерзко зачавкало, в воздух при каждом шаге поднималось облачко удушливых газов. По сравнению с ними запах нашатыря покажется порцией чистого кислорода. Это фильтраты — часть сгнившей органики, в природе все устроено разумно. Газ поднимается вверх, влага стекает в нижние слои мусорного «пирога» и просачивается на прилегающую к полигону территорию. Тут даже одного взгляда достаточно, чтобы понять — на все требования к устройству и содержанию объекта особой санитарной опасности руководство города забило основательный болт. Ведь что такое мусорный полигон? Это специальное сооружение, предназначенное для изоляции и обезвреживания мусора, оно должно гарантировать населению санитарно-эпидемиологическую безопасность. Связано это с тем, что утилизация отходов на мусорном полигоне предполагает их разложение и образование не менее опасных отходов, таких как биогаз и фильтрат. При этом происходят физико-химические и биологические процессы, в результате которых образуются жидкая и газообразная фазы, содержащие высокие концентрации загрязняющих веществ. А это набор дряни из таблицы Менделеева на любой вкус: магний, кадмий, хром, цианиды, свинец, ртуть, мышьяк, медь, барий. И все это попадает в воздух и воду, а затем, соответственно, в легкие и желудок людей, живущих поблизости с мусорным полигоном. А уж о том, что летит на город вместе с дымом с горящей свалки, даже думать неохота.
Максим прошел вдоль хлипкой сетчатой ограды, потом вернулся обратно. Лес закрывал подходы к помойке с трех сторон, значит, ведущая к городу дорога впереди. А время не ждет, и тех, из леса, уже наверняка ищут, людям такого ранга из жизни выпадать надолго непозволительно, они и в сортир, не предупредив секретаря, не выходят. А то и в сопровождении. Надо сматываться, и поскорее, если до этого момента все шло гладко, то дальше на везении далеко не уедешь. Привезут натасканных псов, пустят по следу, и что тогда? А за документы «охотников», за три «Тополя», лежащие в кармане куртки Максима просто пристрелят, как оказавшего сопротивление представителям власти. И закопают тут же, не отходя от хилого заборчика. Максим поморщился — при одном взгляде на груды гниющего мусора становилось тошно. Зато этот запах собак со следа собьет. Из-за заснеженных гор отбросов доносились звуки работающих двигателей, показывался и тут же пропадал отблеск света фар. Максим рефлекторно поднял руку, чтобы зажать нос, но тут же зло сплюнул себе под ноги. Быстро, не глядя по сторонам, он двинулся вперед, ступая по податливо гнущимися под ногами пластам отбросов. Сразу стало жарко, от гниющего мусора поднимался теплый зловонный пар. А ведь здесь «подстилка» еще относительно тонкая, раскатанная гусеницами бульдозеров. Все самое интересное впереди, там, где ландшафт переходит в рукотворные возвышенности, и даже горы. Дорога пошла вверх, и Максим, прикрыв нос и рот ладонью, бегом поднимался по мусорному склону, то и дело поскальзываясь на осыпающихся из-под ног комьях, всерьез опасаясь вызвать своими неловкими действиями лавину. Он смотрел только вперед и вверх. Несколько раз ему показалось, что близко, почти на расстоянии вытянутой руки, кто-то прячется, или крадется следом. Но останавливаться не стал, побежал дальше. Кто бы это ни был: живущие на помойке собаки, кошки или крысы — черт с ними, лишь бы только они не подходили близко. Выбраться бы на относительно чистое место, где можно отдышаться, не опасаясь, что тебя сейчас вывернет. А там — ищите ветра, фиг найдете. И хорошо бы до дома в темноте дойти, ведь влезающий в квартиру через окно человек может привлечь к себе ненужное внимание. Максим влетел, наконец, на вершину, остановился и закрутил головой во все стороны. Но ничего толком рассмотреть не смог: снова пошел снег, и темноту словно разбавили молоком. Но в этом мороке все же просматривался отблеск дальнего света фар, слышалось урчание двигателя. Максим ринулся вниз с горы по скользкому, трясущемуся под ногами, как болото, склону и побежал на звук. Еще один шаг, еще два, еще три. Голова снова закружилась, тошнота подкатила к горлу.
«Ну, давай, давай, дома чисто, тепло, есть горячая вода», — уговаривал себя Максим. Мысль о горячей воде придала сил, приоткрыла клапан, регулирующий глубину второго дыхания, и Максим рванул по тухлому ковру со всех ног. Перепрыгнул два небольших завала, слетел вниз и выбрался на поверхность из неглубокого оврага, вырвался на открытое место.
Машины находились именно здесь — два «бычка» и бульдозер. Он двигался навстречу Максиму и толкал перед собой плотную груду мокрой рыхлой дряни. Максим едва успел отскочить влево и оказался на самом краю ярко освещенной фарами площадки. В ее центре лежали три или четыре здоровенных, плотно набитых чем-то черных полиэтиленовых мешка. И по тому, как провисал и выгибался под тяжестью черный пластик, Максим понял: то, что находилось внутри, было целым, единым и мертвым. Бульдозер подполз к мешкам, едва не раздавив их гусеницами, обрушил груду отбросов на полиэтилен и откатился назад. Поддел ножом верхний слой отходов, поволок их обратно и завалил мешки. Работа кипела, люди действовали сноровисто — выволакивали из кузовов «бычков» очередные «упаковки», бросали их едва ли не под нож бульдозера и бежали за следующими. Рядом с грузовиками суетились два человека, один пытался что-то объяснить другому, но при этом странно мычал и размахивал руками, указывая то на грузовики, то на бульдозер. Второй мотал головой, тыкал пальцем себе под ноги и издавал такие же загадочные звуки. Максим вытянул шею, присмотрелся и сообразил, в чем дело: оба «говоривших» были в респираторах. В этот момент люди дружно повернулись, отступили назад, и Максим увидел, как два человека волокут еще один тяжелый мешок. А те мешки, которые заметил Максим сначала, уже сгинули в зловонных глубинах, закатанные гусеницами под перепаханную толщу отходов. Максим забыл даже про тошноту, головную боль и холод: на его глазах за неполные четверть часа в глубинах полигона исчезли десять тяжелых черных мешков с неизвестным содержимым. Но одно то, что их «утилизировали» вот так — ночью, в спешке — наводило на нехорошие мысли. И оснований гнать их не было — после того, что произошло в лесу, здесь можно было ждать каких угодно сюрпризов. Над этим надо хорошен