Георгий был по успеваемости третьим, так что золото наверняка досталось бы ему, не случись в тот день такого бурана, что остановилось в городе все движение. Добрался он до института только в двенадцатом часу, к шапочному разбору. Золота уже не было. Да и ничего больше не было, кроме касситерита. Наверно, еще можно было что-то поправить, поговори он толком с инспектором курса. Но Георгий, взбешенный явной несправедливостью, промерзший во время двухчасового пешего путешествия, наговорил инспектору черт знает каких грубостей, и тот категорически заявил, что перераспределений тем не будет, и так запоздали, буран бураном, но до половины одиннадцатого ждали всех, и почему-то только вы, молодой человек, не смогли прибыть вовремя. На слова Георгия, что живет он у черта на куличках и шел пешком чуть ли не через весь город, инспектор окончательно разозлился: «Что же, из-за вас одного прикажете все снова начинать?» Тут бы повернуться Георгию и молчком уйти, а потом спокойно поговорить, заручиться поддержкой на кафедре, дойти, наконец, до декана, но он махнул рукой, самоуверенно подумав: «Черт с вами, я два диплома сделаю — и по золоту, и по касситериту». О золоте уже многое он знал — с первого курса читал литературу о нем, справится. И не глядя расписался против единственной незаполненной строчки.
И он действительно сделал два диплома — небрежно, с прохладцей, по касситериту и обстоятельную, интересную работу по золоту. Но защищаться пришлось все же по касситериту, как и стояло в учебных планах. Ему популярно объяснили, что планы эти документ государственный и без веских оснований нарушать их не положено. Георгий и тут недолго огорчался: не так уж важно, что будет стоять в дипломе, лишь бы попасть в золоторазведку, а там все станет на свои места. Тем более что пока приходилось заниматься вообще всякой ерундой — гидрогеологией, карстовыми пещерами и болотными газами. Вот когда Ольга защитится, можно будет что-то и предпринять. Где-нибудь работа для них непременно найдется, тем более что у Ольги диплом был именно по золоту — не без его, конечно, влияния.
Предложение Голубева ехать начальником партии на Бугар как будто шло вразрез с его планами, и он задумался. Хотя Бугар и считался в принципе золотоносной территорией, но не из перспективных, основательных поисковых работ там никогда не вели. А с другой стороны — все-таки начальник партии. Дело тут было не в тщеславии. Командная должность будет отмечена в его послужном списке, а это капитал, и немалый. Явись он потом с такой отметкой в трудовой книжке в любое управление, и посмотрят на него уже иначе. Поработать на Бугаре год-два, поднабраться опыта, а потом можно и дальше, на золото… И Георгий согласился.
Климашин, видимо, догадывался, что для Георгия работа в его партии дело временное, и однажды попытался прочесть что-то вроде лекции о значении касситерита. Георгий слушал его с равнодушной вежливостью. Климашин полулежал на раскладушке — было это за день до его отлета в Москву, — сунув руку под рубашку, словно боялся, что его больной желудок вывалится оттуда, и медленно говорил, временами срываясь на сиплый басок:
— Не примите мои слова за примитивную пропаганду, Георгий Алексеевич, но я хочу, чтобы вы поняли всю важность нашего общего дела. Я всю жизнь занимаюсь касситеритом и, хотя… грандиозными лаврами похвастаться не могу, ничуть не жалею об этом… Лавры достаются тем, кто ищет нефть, газ, золото, редкие металлы, кто привык считать на миллионы и миллиарды. А касситерит всегда был на геологической периферии, это же всего-навсего оловянный камень. Только во время войны он позарез понадобился. А сейчас… Лудим, паяем, кастрюли чиним, — невесело пошутил Климашин. — Но скоро нам очень много придется паять, поверьте мне…
Он довольно долго распространялся о начинающемся буме в электронной промышленности. Георгий почти не слушал его.
— Знаете, — говорил Климашин, — я ведь предлагал начать поиски на Бугаре еще восемь лет назад. Но доводы мои показались не слишком убедительными, и меня не поддержали. А прав-то я оказался… За эти восемь лет мои доводы убедительнее не стали, но в министерстве уже не только не возражают против поисков на Бугаре, но и сами их организуют — очень уж нужен касситерит…
Тут, видимо, Климашин заметил, что слушает его Георгий без всякого энтузиазма, и довольно сухо закончил:
— Впрочем, вся эта лирика вещь несущественная.
А Георгию просто не терпелось уйти по делам. Лекций он достаточно в институте наслушался. Теперь надо было дело делать, а не слушать проповеди.
Хотя Климашин и говорил ему, что не надеется на удачу в этом сезоне, но в глубине души Георгий был уверен, что касситерит найдет именно он, и в это же лето. Уверенность безрассудная, легкомысленная — умом он понимал это, — но она была. И когда вышли в маршрут, он постоянно подгонял людей — скорее, скорее, время не ждет…
К середине сентября они выполнили намеченный план — и ничего не нашли. Оставался еще один маршрут, необязательный, они наметили его вдвоем с Климашиным. Точнее, предложил его Георгий, а Климашин, подумав, без большой охоты согласился:
— Ну что ж, если останется время… И продукты, конечно. Но не зарывайтесь, прошу вас. Места глухие. Всякое, знаете ли, в нашей работе бывает… Да и вообще будьте поаккуратнее, по возможности поддерживайте постоянную радиосвязь…
За все лето у них не случилось ни одного ЧП, даже самого маленького. Никто не терялся, не болел, лодки не переворачивались, продукты в тайниках оказывались в целости, рация не отказывала, и даже с медведями, которых тут, по слухам, было множество, не сталкивались.
Они стали лагерем на берегу какого-то озерка, даже не помеченного на карте, и день отдыхали, прежде чем отправиться в последний переход до реки Кычаны, откуда их должен был забрать вертолет. Георгий раздумывал, что делать. Необязательный этот маршрут не казался ему слишком трудным. От их стоянки через перевал и потом вниз по Шельме до Бугара насчитал он всего километров семьдесят. Район казался многообещающим, время было да и продукты тоже. Правда, не на всю партию. Но если отправиться впятером… Он сам, Ольга, Коля Барсуков, еще двое из тех, кто покрепче, — и за две недели они отработают этот маршрут… Да, еще радист, — значит, шесть… И чем больше думал он, тем заманчивее представлялась ему эта возможность. Главное, выгадывали они очень много: на будущий год можно начинать сразу с верховьев Бугара, а не возвращаться сюда, что заняло бы по меньшей мере месяц.
Вечером Георгий собрал маленький «военный совет» — он сам, Ольга, Коля Барсуков — и изложил свой план. Коля загорелся сразу:
— А что, это идея, дорогой начальник! Эт-то идеища! Иди ищи, идеища! — тут же скаламбурил он.
Коля ходил первый сезон, был молод и честолюбив. Он слегка завидовал Георгию, но держался безупречно и был во всем первым помощником. («Первая вторая скрипка», — так однажды шутя сказал он о себе. «Подожди, будешь и первой первой», — с улыбкой отозвался Георгий.)
Ольга, прежде чем ответить, задумалась. Но она и всегда все делала основательно. «Сибирская колокольня» — так называл ее Георгий за высокий рост и эту основательность. Хотя Ольга родилась на Урале и до приезда на Бугар никогда в Сибири не была, четыре поколения ее предков-чалдонов наложили на нее и ее братьев, особенно на Кента, печать неизгладимую. И одной из буковок этой печати была как раз привычка раздумывать, прежде чем сказать что-то (а уж сделать — тем более). И в тот вечер Ольга, продумав чуть ли не минуту, спокойно сказала:
— Давайте обсудим.
— Да чего обсуждать? — зашумел Коля. — Время есть, пища тоже, тем более что летает ее и плавает теперь много, можно на одном подножном корму перебиться.
Это даже Георгию показалось чересчур оптимистичным. Он несколько остудил пыл Коли, объяснив, что плавать в их маршруте будет почти нечему, а летать кое-что и будет, но на охоту времени вряд ли останется, его и так в обрез, а потому лучше рассчитывать на то, что есть. А есть у них не так уж и много, потому-то больше, чем впятером, шесть в крайнем случае, идти нельзя.
— А и не надо больше, — тотчас согласился Коля. — Хватит и пятерых.
— А ты как думаешь? — спросил Георгий у Ольги.
— Да можно, наверно…
— Тогда давайте думать, кого брать.
Через минуту все сошлись на том, что идти должны, кроме них троих, Василий Макаренков и Михаил Волков — самые крепкие и надежные рабочие во всем отряде.
— И Блинников, — сказала Ольга.
— Ну да, наверное, и Блинников, — не сразу согласился Георгий и вздохнул.
Митя Блинников был радистом. Не идти ему как будто нельзя было — инструкции по технике безопасности, на первый взгляд, сомнений в этом не вызывали. Хотя были и там, как и во всякой почти инструкции, оговорки, которые можно применить и к их случаю. Например, термин «отдаленный район». При желании можно было считать их район отдаленным, а можно, — правда, с натяжкой, — и не считать, таежные километры частенько оказывались безразмерными, как нейлоновые носки. И, наконец, был пункт, гласивший, что в каждом конкретном случае руководитель принимает решение сам, исходя из всей «совокупности обстоятельств». А тут как раз «совокупность» складывалась такая, что в принципе позволяла радиста не брать: ведь основной части отряда предстоял еще двухдневный переход до Кычаны, да еще, возможно, придется ждать там вертолета, так что оставлять их без связи тоже нельзя. И, наконец, Георгий знал, что едва ли не в каждой партии инструкции рано или поздно приходится нарушать, — такова уж геологическая «сэ ля ви», что по пунктикам ее не распишешь…
Он посмотрел на Колю, и тот мигом понял его.
— А на кой черт нам Блинников? Хозяйство его чуть ли не полтора пуда весит, а толку… Он ведь даже свои шмотки нести не сможет. Да и донесет ли вообще свою бандуру? Он же мужик не атлантистый…
Кругом прав был Коля — и сложения Митя был не богатырского, и рация его весила порядочно, хотя насчет полутора пудов Коля загнул, конечно, а главное — нужды в ней действительно почти не виделось, ведь четыре месяца без единого ЧП ходили, ни разу даже близко аварийной частотой не пахло…