Русаков сухо сказал:
— Ирония здесь вряд ли уместна, Софья Михайловна. В конце концов, для меня это решение очень важное, я не собираюсь порхать с места на место. И вполне естественно, что мне хочется узнать как можно больше об институте, в котором я собираюсь работать.
— Извините, — вежливо сказала Софья. — А теперь скажите откровенно — обязательно нужно было назначать этот разговор на полночь? Я не уверена, что меня сейчас пустят в гостиницу.
— Вон что, — Русаков пасмурно взглянул на нее, — вы, значит, тоже решили, что я набиваю себе цену?
— Да нет… Но мне показалось, что можно было бы поговорить и днем.
— Конечно… Минут десять, да и то никакой гарантии, что нас никто не прервал бы… Не забывайте, что мое законное место не на сборке, а в КБ, куда вас, кстати, и не пустили бы.
— Вы что, в две смены работаете?
— Нет, — бесстрастно уточнил Русаков. — В те дни, когда я помогаю наладчикам, я могу выходить с обеда… если пожелаю, конечно. — Он взглянул на часы. — Давайте прощаться, а то вас и в самом деле не пустят… Значит, так: в июне я приеду в Долинск, и мы окончательно решим. Если, конечно, до тех пор вы не найдете другого варяга, — насмешливо добавил он.
— Если вы хотите показать, что не слишком цените наше предложение… — начала было Софья, но Русаков перебил ее:
— Отнюдь нет, уважаемая Софья Михайловна. Более того, мне очень хотелось бы сразу согласиться на него, но не в моих правилах давать обещания, если нет полной уверенности, что я смогу выполнить их. Судя по всему, ваш институт лучшее, на что я могу сейчас рассчитывать, да и ведомство у вас богатое, денег на новую технику жалеть наверняка не будет. А кроме того, я думаю, что мы с вами можем неплохо сработаться.
— Ну что ж, будем надеяться…
На Майские праздники Софья уехала в Долинск и откровенно рассказала Куликову о разговоре с Русаковым. Тот, выслушав ее, саркастически хмыкнул:
— А у него случаем нет наполеоновского комплекса?
— Пожалуй, просто честолюбив.
— Это не так уж плохо, — задумчиво сказал Куликов. — Лишь бы дело свое знал.
— Инженер он отличный, все так говорят.
— Смотри сама, тебе с ним работать.
— Я-то хоть сейчас бы взяла его.
— Ну, а что я еще могу? — развел руками Куликов. — Пусть едет сюда, смотрит сам. Молочных рек и кисельных берегов обещать не будем, чем богаты, тем и рады.
В мае Софья на курсы не поехала — заболела Маринка. Русаков приехал в июне, как и обещал, — курсы к тому времени закончились, — два дня Софья знакомила его с институтом, свела с руководителями отделов и с удивлением обнаружила, что Русаков очень неплохо разбирается в чисто математических вопросах. Когда она сказала ему об этом, он небрежно ответил:
— А я, знаете ли, инженер скорее по необходимости. И, между прочим, сам эксплуатацией машин заниматься не собираюсь.
— Как так? — опешила Софья. — А… кто же будет?
Русаков внимательно посмотрел на нее и с досадой сказал:
— Да ведь мы, кажется, уже говорили об этом. Машину я, разумеется, запущу, инженеров-«эксплуататоров» подготовлю, они и будут кнопки нажимать.
— А… — с облегчением вздохнула Софья. — Я не так поняла вас. Значит, вы согласны?
— Да, — сказал Русаков. — Но несколько условий.
— Слушаю.
— Первое — относительно людей. Давайте договоримся, что без моего ведома вы никого принимать не будете. По-моему, желание с моей стороны вполне естественное.
— Согласна. Дальше?
— Еще вот что. Вы должны избавить меня от так называемой черновой работы, а именно подготовки помещения, выбивания всяческих материалов и фондов, отчетности и тому подобного. Найдите какого-нибудь пробивного мужика в завхозы. Поверьте, этот «аристократизм» прежде всего в интересах дела.
Софье пришлось согласиться и с этим.
— Что еще?
— Все.
— И когда вы намерены перебраться сюда?
— Раньше Нового года мне здесь делать нечего.
Софья озадаченно взглянула на него:
— Вы так думаете?
— Конечно. И помещение не готово, и машины еще нет.
— Это верно… А с людьми вы не хотите поближе познакомиться?
— С вашей «великолепной семеркой»? — иронически осведомился Русаков.
— Теперь она и ваша.
— Ну, нет… Из семи человек я намерен оставить только троих — Кириллова, Тихомирову и Тамаркина. Все остальные, должен заметить, порядочные разгильдяи и филоны.
— Но они же все-таки были на курсах.
— И почти ничему не выучились.
— Откуда вы знаете?
— Да уж знаю, — уверенно ответил Русаков. — Вы не были в мае на курсах, а я, естественно, присмотрелся к своим будущим коллегам… — «Коллеги» прозвучало довольно язвительно. — И даже поприсутствовал на зачетах.
— Но ведь удостоверения получили все семеро.
— Ну, еще бы… Их получили все, кто числился на курсах. А впрочем, если вы сомневаетесь…
— Да нет, что вы, — торопливо сказала Софья. — Если вы считаете, что они не смогут работать на машине…
— Смогут — года через два, если их поднатаскать и заставить учиться заново. Но зачем это нужно? На их место я найду других, кто действительно хочет работать и кого не придется заставлять учиться из-под палки.
— Так что же, их отчислить?
— Да. Верните их туда, откуда взяли. Вряд ли они будут возражать. А этих троих снова отправьте на завод, там я ими займусь сам. И дружески посоветуйте, чтобы они поработали эти полгода как следует.
И Русаков в тот же вечер уехал.
17
Солнце било в глаза Софье Михайловне, но ей не хотелось вставать и искать темные очки, и она отвернула голову, прижавшись щекой к теплой спинке кресла. В пустых коридорах института тишина, только через открытое окно доносится шум из корпуса восьмого отдела. Того самого отдела, первым начальником которого была она. Корпуса тогда еще не было, машины теснились в левом крыле административного здания. И отдел в то время был просто одним из восьми отделов под обыкновенным порядковым номером. Это уж позже он станет известен далеко за пределами города и за ним прочно утвердится название «отдел Русакова». И до сих пор его по старой памяти иногда называют так, хотя Кент уже четыре года не работает здесь.
В тот день, проводив Кента до проходной и вежливо пожелав ему счастливого пути, Софья, конечно, не могла знать, что этот юнец, — записывая его данные для отдела кадров, она с удивлением узнала, что ему нет еще и двадцати двух, — очень скоро займет в ее жизни место «непомерно большое», как однажды в сердцах бросит ей муж. Она все еще была уверена, что при первой возможности официально передаст Русакову все машинное хозяйство и вернется к своей теме.
В январе машину поставили в зал, а в феврале она уже работала. Это была первая победа Кента, которой он не придал, внешне по крайней мере, никакого значения. Но на Куликова этот фантастически короткий срок произвел впечатление немалое — он-то знал, что обычно на пуск машины даже с помощью заводской бригады уходит четыре-пять месяцев. Он сказал Софье, довольно улыбаясь:
— А твой Наполеон и в самом деле стоящий инженер, а? Какие у него дальше планы?
— А вы сами у него спросите.
— Давайте-ка втроем соберемся и потолкуем.
— Когда?
— Да хоть завтра.
Но когда Софья передала приглашение Куликова Кенту, тот возразил:
— Завтра не могу. Мне нужно два дня, чтобы подготовиться к разговору.
— Хорошо, я передам Василию Борисовичу, — несколько озадаченно сказала Софья.
— Ладно, пусть готовится, — буркнул Куликов, не привыкший к таким отсрочкам. — Он что, меморандум представит?
— Не знаю, — Софья пожала плечами.
— А вы что, не очень ладите? — подозрительно взглянул на нее Куликов.
— Ну, почему…
На самом деле Софья обиделась на Кента — тот почему-то не хотел посвящать ее в свои планы. Разговор, улыбаясь, начал Куликов:
— Мне весьма приятно, Иннокентий Дмитриевич, еще раз передать вам поздравления дирекции института. И заодно сообщить, что подписан приказ о премии. Мы, откровенно говоря, не ожидали, что вы так быстро сможете пустить машину, к тому же не прибегая к помощи завода.
— Благодарю, — довольно равнодушно отозвался Кент.
— Я полагаю, что нам следует обсудить наши дальнейшие планы, не так ли?
— Непременно, — Кент выложил несколько листков. — Я тут кое-что набросал. С вашего разрешения я начну.
Куликов благосклонно кивнул.
— Положение, к сожалению, довольно безотрадное, — неожиданно сказал Кент. — Машина в эксплуатацию сдана, работает, как вы знаете, в две смены, но используется, по существу, процентов на десять. Если не меньше.
Куликов крякнул:
— Так мало?
— Да. Причины столь катастрофически неэффективной работы — отсутствие квалифицированных программистов. В сущности, во всем институте есть только один достаточно грамотный программист.
— Кто? — спросил Куликов.
— Я, — сказал Кент. — Трех человек мы послали на курсы в Москву, но они проблемы не решат.
— И что вы предлагаете?
— Немедленно организовать курсы здесь, в институте. И обязать всех так называемых программистов и причисленных к ним посещать их. С непременной сдачей зачета.
— А кто будет вести эти курсы?
— Пока я. Но в самое ближайшее время нужно найти опытного программиста. Это сложно, но я постараюсь сделать, если, конечно, вы доверите мне эту разорительную миссию.
— Та-ак, — протянул Куликов, явно не ожидавший такого поворота. — А во что это нам обойдется?
— Как минимум — двухкомнатная квартира и оклад двести пятьдесят.
— У вас есть кто-то на примете?
— Да.
— Ну что ж, если нужно, постараемся выбить, — Куликов сделал пометку в своей записной книжке и покосился на листки в руках Кента. — У вас, я смотрю, есть и еще предложения?
— Да, и не одно. Они разделяются на три категории — первой, второй и третьей очереди.
Кент излагал свои предложения минут пятнадцать. Где-то на третьей минуте Куликов снял очки и попытался задать ему вопрос. Кент, помедлив, сказал: