— Ну, знаешь ли, — нахмурился Куликов, — ваши договорные дела устраивайте сами.
— Я попытаюсь позвонить ему.
— Да чего звонить? — не понимал Куликов. — Что тебя смущает? Машина точно такая же, как наша, нам же и лучше — людей не переучивать.
— Ну, все-таки тут Русакову лучше знать.
— А ты сама что, неграмотная?
— Я могу и не знать всего, ведь у него могут быть свои соображения.
— Эк тебя твой вундеркинд подмял, — язвительно сказал Куликов. — В общем, делай как знаешь, но чтобы через два дня наряд был оформлен. Иначе машина уплывет, да и денежки на нее могут со счета снять, потом доказывай, что они нам нужны.
Дозвониться до Кента Софье не удалось, да она и не знала толком, куда звонить, — он по обыкновению сорвался неожиданно, адреса, неизвестного и ему самому, оставить не мог. И пришлось ей оформить наряд, заранее зная, что Кент будет недоволен, — смутно помнился ей разговор о том, что машины им нужны другие. Но и ослушаться Куликова она не посмела.
Кент, вернувшись, выслушал новость и недобро взглянул исподлобья.
— Меня не могли дождаться?
— Нет.
— А позвонить, телеграмму дать?
— Куда? На деревню дедушке?
Кент взглянул на часы и сказал:
— Пошли к Куликову, надо менять наряд.
— Поздно уже, все оформлено.
— Пошли! — приказал, чуть ли не прикрикнул на нее Кент, и Софья тоже завелась:
— А чем тебе эта машина не нравится?
— Девка она, что ли, нравиться мне? Не подходит она нам.
— Почему?
— А ты не знаешь?
— Нет.
— Ну, потом объясню. Пошли.
У Куликова шло совещание, потом он собрался уезжать, но Кент все же заставил его принять их, громко сказал, едва успев поздороваться:
— Надо менять наряд, Василий Борисович. Мы не просили такую машину.
— А нам вот такую дают, да еще говорят: скажите «спасибо», — усмехнулся Куликов.
— Надо менять наряд, — настойчиво повторил Кент. — Нам нужна минская машина.
— Ну, во-первых, уже поздно, деньги мы заводу перевели. А не перевели бы, вообще ничего не получили бы. Это что, лучше было бы?
— Лучше.
— Даже так… А что, собственно, случилось? — Куликов внимательно посмотрел на него. — Я полагал, что эта машина удобнее для нас — не надо ни инженеров, ни программистов переучивать. Сам жалуешься, что плохо еще работают, а с новой машиной опять кавардак начнется.
— Переучивать все равно придется, и очень скоро.
— Это еще почему? — удивился Куликов.
— Дело в том, что наша машина одноадресная, а минская двухадресная.
— Ну и что? Не понимаю я твоей абракадабры, объясни толком. Какая между ними разница, если у обеих дважды два четыре получается?
— Разница примерно такая же, как между паровозом и электровозом. При одинаковых параметрах одноадресная машина считает раза в полтора медленнее, поэтому будущего у нее никакого нет. На всех других заводах, кроме моего «родненького», — язвительно закавычил Кент, — разрабатываются и уже делаются двух- и трехадресные модели. А нам придется списывать и нашу, и ту, что дают сейчас. Какой нам смысл брать ее?
— А какого же черта они тогда выпускаются? — неизвестно на кого рассердился Куликов. — Зачем их было вообще проектировать?
— Потому что они проще и программировать на них легче. На начальном этапе эта модель была вполне приемлемой.
— А ты… не загибаешь? — подозрительно взглянул на Кента Куликов. — Насколько мне известно, твои «родненькие» заводчане разрабатывают новую модель, и, как я понял, именно одноадресную.
— Что, уже предлагали?
— Намекали. Во всяком случае, проспектиками обеспечили.
— Это все по инерции, Василий Борисович. Им тоже придется менять адресность, жизнь заставит. Поверьте уж мне, я все-таки специалист в этом деле.
— Н-да, специалист ты отменный… А что же ты раньше молчал, специалист?
— О чем? Вспомните заявку, там ясно написано, что нам нужно.
— Выходит, и тут ты свят… Значит, это мы с тобой, Михайловна, маху дали? — прищурился на Софью Куликов, ожидая, видимо, ее оправданий.
Софья промолчала.
— Черт бы тебя побрал с твоими адресами! — в сердцах ругнулся Куликов. — Ладно, попробуем сыграть отбой, может, что и выйдет.
Кент молча пошел за Софьей в ее кабинет и не спрашивая опустил защелку замка.
— Удружила ты мне, нечего сказать, — сквозь зубы процедил он, не глядя на нее.
— А что было делать? — попыталась оправдаться Софья. — Василий Борисович насел: оформляй наряд немедленно, иначе уплывет машина. Тебя нет, дозвониться не могла, хоть бы сам звякнул.
— Вот и отказалась бы оформлять!
— Легко сказать. У Куликова не больно-то откажешься.
— Да почему, черт возьми?! — вышел из себя Кент. — Ты же все-таки начальник отдела! Почему ты ставишь себя с Куликовым так, что не можешь отказать ему, тем более в вопросе, в котором он не слишком-то разбирается? А потом — что ты, не могла объяснить ему, почему нам нужны другие машины? Ведь сейчас-то он понял, что это не мой каприз!
— Да откуда я знала, в конце концов? Ты же машинами занимаешься!
— Вот поэтому я и просил тебя ничего не решать без меня, — не удержался Кент, чтобы еще раз не задеть ее, и принялся отчитывать: — Да и как можно не знать таких вещей? Ты же все-таки на курсах была, да и я с тобой говорил об этом, я же помню!
— Ну, не поняла тогда или забыла, ну что ты от меня еще хочешь? — отругивалась Софья. — Вот зануда!
— Ладно, не злись. Давай подумаем, что можно сделать. Понимаешь, если нам сейчас навесят это дерьмо, мы же потом пять лет не сможем списать ее. Так что лучше вообще отказаться, если не удастся получить минскую.
— Куликов говорит, что могут деньги с нашего счета снять.
— Да куда они денутся? Рано или поздно мы все равно их получим, ведь не пропили мы их, не прогуляли. Это уж Василий Борисович хочет нас на всякий случай на пушку взять.
— Может быть, — пришлось согласиться Софье. — Это на него похоже.
— В общем, давай так: упираемся до последнего. Пусть лучше ничего не дают, а эту не надо.
Куликов вызвал их дня через три и с ходу пошел в атаку:
— Однако, Иннокентий Дмитриевич, твои «родненькие» заводчане порядочные шкуродеры! Вцепились зубами в наши четыреста тысяч — и попробуй вырви! Разве что через арбитраж, но ведь неустойку все равно сдерут, это уж как пить дать, тут они перед законом чисты, как младенцы! В общем, если мы и откажемся от этой машины, то деньги вернем не скоро. А минскую машину нам все равно не дают.
— А вы просили?
— Просил, — отмахнулся Куликов. — Ну, что будем делать? Брать эту? — напористо сверкал он очками, явно стараясь поскорее разделаться с неприятным делом.
— Нет, — сказал Кент, — эта нам не нужна.
Куликов откинулся на спинку стула, снял очки, тихим, ласковым голосом сказал:
— Иннокентий Дмитриевич, придется взять, другого выхода нет. Обещаю впредь в таких вопросах буду во всем полагаться на вас, но сейчас… — Он развел руками. — Увы…
— Я сам попытаюсь что-нибудь сделать, — неожиданно сказал Кент.
— Вы? — недоверчиво посмотрел на него Куликов. — Что же вы, простите, можете сделать? Я уж как будто все испробовал.
— А теперь я буду пробовать.
— Ну, в добрый час, — насмешливо согласился Куликов, явно уверенный в безуспешности попыток Кента. — Сколько времени вам нужно?
— Неделю.
— Это можно.
И Кенту удалось то, чего не смог — или не захотел — сделать Куликов. Он исчез на несколько дней и потом вошел в кабинет Софьи, очень довольный, подмигнул ей и тут же потащил к Куликову, с торжеством выложил ему:
— Я нашел в Москве контору, которая согласна обменять свой «Минск» на нашу колымагу.
— Что значит обменять? — не сразу спросил Куликов, переваривая новость.
— Это значит, — сказал Кент, выкладывая бумагу, — что они должны получить «Минск» через три месяца, но получим ее мы, а к ним поедет наша машина. В главке предварительно согласовано, нужно наше официальное прошение. Разницу в стоимости в сумме ста десяти тысяч рублей нам перечислят в следующем квартале.
Куликов тщательно изучил бумагу и улыбнулся — несколько натянуто, как показалось Софье. Все-таки он был самолюбив.
— Ну что ж, поздравляю, Иннокентий Дмитриевич… Блестящее решение проблемы, ничего не скажешь. Как вам удалось это?
— Не совсем безболезненно — для себя, по крайней мере, — стал рассказывать Кент. — В этой конторе с машинами дела еще не имели и, естественно, побаиваются их. Когда я предложил им этот обмен, они, конечно, заподозрили неладное и навели справки. Им, видимо, объяснили, что «Минск» лучше, но… его ведь тоже надо запускать и эксплуатировать, а своих специалистов нет. Вот я и предложил им компенсацию…
— Какую? — насторожился Куликов.
— Все за мой счет, Василий Борисович, — добродушно сказал Кент. — Я запущу им машину и подготовлю парочку инженеров. Придется пока взять их сюда… Такой вариант вас устроит?
— Вполне, — повеселел Куликов. — А когда своих будете готовить?
— Как только откроются курсы в Минске, пошлем.
Прощаясь, Куликов выдал Кенту еще один комплимент:
— А из вас неплохой коммерсант получился бы, Иннокентий Дмитриевич. Все-таки сто десять тысяч сэкономили.
— Э, нет! — тут же возразил Кент. — Эти сто десять тысяч мои, вы уж на них руку не накладывайте.
— Ладно, посмотрим.
(А что было смотреть? Кент, заранее расписавший эти сто десять тысяч на вспомогательное оборудование для своей лаборатории, не получил и половины. Остальные деньги Куликов израсходовал на нужды других отделов, отмахнувшись от Кента:
— Не суетись, не из твоего кармана беру.)
24
Женился Кент неожиданно для всех. Знали, конечно, что он встречается с Наташей Кострецовой, но, по авторитетному мнению институтских кумушек, свадьбой и отдаленно не пахло. Так, весна в крови шумит, песня явно недолгая.
Софья и сама склонна была думать, что причиной всему действительно весна. С Кентом она по-прежнему встречалась почти каждый вечер, но на выходные он уже отговаривался: «Извини, Соня, поехать надо, дела…» И отводил взгляд, не объясняя, куда надо ехать и что за дела. Софья как-то спокойно сказала: