— Ну, даете, бабоньки… С вами не соскучишься. Мамаша мечтает дочку замуж выдать — это еще куда ни шло, но чтобы дочка мамашу… Первоклассная ситуация для водевиля!
Рассмеялась и Марина.
— Да, пожалуй. Но маманька и в самом деле… зациклилась на этом. А какая она старуха? Сорока шести еще нет.
— Ничего, может, мы еще вместе и поработаем, и повеселимся.
— Не хочет она в Москву, — грустно сказала Марина. — Да и то, если подумать… здесь она замдиректора, а там с чего начинать?
— Тоже верно, — согласился Кент. — Ну, об этом мы еще поговорим.
— Ты надеешься уговорить ее?
— Все может быть.
— Нет, не поедет. А я ее оставить не могу.
— Ладно, я же сказал — потом поговорим.
— Что значит «потом»? — насторожилась Марина.
— Да ничего, хватит об этом.
— Загадки какие-то, — проворчала Марина, вставая, и потянулась так, что пуговица на халате чуть не отскочила. Она смутилась: — Извини, пожалуйста. Черт знает, что иногда на меня находит. Какая-то вульгарная становлюсь. А может, всегда такая была.
— Плохо мы тебя с маманькой воспитали, — сочувственно улыбнулся Кент.
— Да у меня как-то из головы вылетело, что ты здесь.
— О том и речь. У воспитанного человека приличность манер доведена до автоматизма.
— Ну, повоспитывай, повоспитывай… Или спать будем?
— Давай спать.
Марина погасила свет и настежь распахнула окно, пообещав:
— Минут через десять закрою.
И тут же заснула. Кент сам закрыл окно, поправил на Марине одеяло и тоже лег.
33
Не было еще шести, когда Кент проснулся и не сразу понял — где. Потом увидел спящую на полу Марину, вспомнил вчерашний разговор с ней и вздохнул: «Кажется, у девочки всерьез жизнь может не заладиться…»
Да, еще во многом Марина была для него той девочкой, которая незаметно выросла около него. Его любовь к ней, как и ее любовь к нему, была для него чем-то само собой разумеющимся, порой он с некоторым смущением думал о том, что она, чужая по крови, значит для него больше, чем его собственный сын, но тут же оправдывал себя: что же делать, если так сложились обстоятельства. Получалось так, что для сына у него времени почти не было, а для Марины находилось всегда. И это объяснялось как будто просто — ведь она почти всегда была рядом с ним и Софьей, когда они работали.
Как все логично… А в итоге — сын совсем чужой, а эта девочка… Он смотрел, как она спит, широко раскинув руки, на ее черные, разметавшиеся по подушке волосы, на красивое, яркое лицо, так не похожее на лицо Софьи. Девочка давно стала женщиной — умом он понимал это, — женщиной не для него, а для каких-то других мужчин: он вспомнил рабски покорный взгляд вчерашнего желтоволосого парня. А для него все та же Маринка, Мариша, девочка… Ну что ж, так тому и быть.
Он осторожно встал, оделся, вышел на кухню, поставил чайник и стал просматривать проект Леонида. Он уже решил, что к понедельнику заключение непременно напишет, знал, каким оно будет, и теперь выискивал в проекте все, что могло бы смягчить необходимую резкость отрицательного отзыва.
И тут вышла Софья Михайловна, насмешливо улыбнулась.
— Доброе утро, труженик… С утра пораньше — и за работу?
— Приходится.
Софья Михайловна села и на его внимательный взгляд слегка прищурилась.
— Что, постарела твоя подруга?
— Ты отлично выглядишь, — сказал он, вспомнив вчерашние слова Марины о том, что «стрельнуло» маманьке в голову.
— Ну, и на том спасибо… А чем это ты таким срочным занят, если не секрет?
— Не секрет. — Кент чуть помедлил и пододвинул ей папку. — Посмотри, если хочешь.
Софья Михайловна раскрыла папку, прочла титульный лист и в изумлении откинулась на спинку стула.
— Леонид — проектировщик АСУ?
— Как видишь.
Она вдруг расхохоталась.
— Ну надо же… Вот уж поистине неисповедимы пути господни… А ты, как я понимаю, в роли эксперта?
— Вот именно.
— Ну и ну! — весело покрутила головой Софья Михайловна. — Выдал мой бывший муженек на старости лет. Это когда же и где он таких знаний и опыта понахватался, чтобы за подобные вещи браться?
— Когда и где — не знаю, но нахватался он не слишком много.
— Что, совсем не годится? — уже серьезно спросила Софья Михайловна.
— Да.
— Бедненький, — снова засмеялась Софья Михайловна.
— Кто бедненький? — улыбнулся Кент ее веселости.
— Да ты, конечно. Представляю, каково тебе… разбираться в этом.
— Разобраться-то как раз несложно. Ответ давать надо.
— Да я о том и речь веду. Очень тебе хотелось бы вытащить его, а? — лукаво улыбнулась она. — Все-таки в некотором роде лицо не совсем стороннее.
— Хотелось бы, но не за что. Да ты взгляни. Обрати внимание на мои пометки.
Софья Михайловна полистала проект, ненадолго задерживаясь на пометках Кента.
— Н-да… По верхушечкам скакал Леонид Витальевич, все больше рекламными проспектами пользовался. Интересно, как он умудрился получить заказ на такую работу? Уж не спекульнул ли нашими с тобой драгоценными именами?
— Ну, это ты слишком…
— Возможно. Но с него все станется… Где-нибудь будто мимоходом прихвастнул, что работал вместе с Русаковым и Александровской, а кто ж таких корифеев не знает?
— Думаю, тут все проще, — возразил Кент. — Обычный губернский город не захотел отставать от веяний века, АСУ запланировали, галочку поставили, надо выполнять, а кому? Специалистов-то кот наплакал. Тут, видимо, Леонид и подвернулся.
— Может, и так… Ну, и что тебя в твоем отзыве заботит? Это же халтура!
— Ну, все-таки… Он, наверно, года полтора над ним работал, да и не только он.
— Господи, да он один такой, что ли? Или тебе впервые такие проекты резать?
— Нет, конечно.
— Ну, и чего маешься? Только потому, что он Моисеев, а не Иванов-Петров?
Кент промолчал.
— Я смотрю, тебе вроде бы жалко его.
— А что, жалость в число моих добродетелей не входит?
— Что-то раньше такое не особенно замечалось за тобой. — Софья Михайловна внимательно оглядела его. — Нет, Кент, таких, как мой Ленечка, жалеть нельзя, иначе они многим могут жизнь поковеркать. Не думай, что это моя оскорбленная женская гордость говорит, это все давно быльем поросло… А уж власть какую-то, даже самую ничтожную, им и вовсе давать нельзя, обязательно все это боком выйдет, — она убежденно тряхнула головой. — Такие люди только об одном думают — лишь бы им легко, спокойно, сытно жилось. А каким способом достигнуть этого, не так уж важно. Можно на худой конец и в автоматизацию удариться, если уж такой случай представился.
— А не думаешь, что он решил за ум взяться?
Софья Михайловна засмеялась.
— Голубчик, да ведь за ум берутся, когда есть за что взяться, и делают это, самое позднее, лет в двадцать, а не в пятьдесят.
— Мудрая ты женщина, — улыбнулся Кент.
— Да уж какая есть… В общем, брось бодягу разводить. Пиши что есть, и дело с концом.
— Да уж придется.
— Слушай, а ты что, привез этот шедевр специально, чтобы мне показать?
— Ну вот еще… Сроки поджимают, в понедельник надо заключение писать. Ладно, бог с ним… Говори, что у тебя за дела ко мне.
— У меня? — Софья Михайловна помедлила. — Да в общем-то я и сама могу решить, просто хотелось с тобой посоветоваться.
— О нашей «титулованной»? — так они в шутку называли свою АСУ.
— Да. Несколько машин менять надо… Ну, время терпит, я ведь, откровенно говоря, звала тебя больше для того, чтобы повидаться без спешки… Давай-ка чайку сначала выпьем.
Кенту вдруг захотелось услышать голос Шанталь. Позвонить в Москву? Он взглянул на часы. Слишком рано…
— Может, Маринку разбудить? — предложила Софья Михайловна. — Попьем чайку и поедем, заглянем на базар, купим мяса да и закатимся куда-нибудь.
— Подожди… Сашка по-прежнему в первую смену ходит?
— Наверно… Хочешь повидаться с ним до школы?
— Может быть.
— Смотри… Только что так — на пять минут?
— Ладно, там видно будет.
Стали пить чай. Кент, подумав, решил не откладывать давно беспокоивший его разговор.
— Слушай, Соня…
— Да?
— Ты о сибирском центре автоматизации слышала?
— Ну, как не слышать. Чай, не в лесу живем. — Веселое настроение не покидало ее. — Даже в газетках читали… Боишься, что конкуренты у тебя объявятся?
— Может быть… если сам конкурентом не стану.
— Это каким образом? — не поняла Софья Михайловна.
— Похоже, мне собираются предложить там работу.
— Вот как… А что за работа?
— Если самомнение меня не подводит, — Кент улыбнулся, — генеральным директором объединения.
Софья Михайловна недоверчиво взглянула на него:
— Не шутишь? Откуда такие сведения?
— Патриарх еще в прошлом году дал понять. А сейчас там строительство уже к финишу идет… Он еще вчера звал меня к себе на дачу. Думаю, что как раз для этого разговора.
— А ты?
— А я, как видишь, к вам поехал.
— Почему?
— Да так… успеется и в понедельник.
— Да-а… Если так, широко шагнешь. Поздравляю.
— Ну, во-первых, пока не с чем, мне еще ничего не предложили. А во-вторых… я еще сам не знаю, пойду ли на это.
— Боишься? — прямо спросила Софья Михайловна.
— Дело не в боязни.
— А в чем?
— Трудно объяснить… Я вот почему говорю тебе. Если мне действительно предложат эту работу и если я соглашусь… мне очень хотелось бы, чтобы вы — и ты, и Марина — поехали со мной.
Софья Михайловна отставила чашку и спокойно сказала:
— Я догадалась прежде, чем ты закончил. И что же за работа будет у меня там?
— Я думаю, возможности для выбора у тебя будут большие. Я хотел бы, чтобы ты была моим заместителем по науке… Но это уже не столь важно. Главное, чтобы ты согласилась.
Софья Михайловна довольно долго молчала, не глядя на него.
— Ну что, Соня?
— Ты хочешь, чтобы я ответила сейчас?
— Желательно… если ты, конечно, согласна.