Потешаясь про себя над наивностью Русакова, Патриарх выдал ему несколько анекдотических предложений, поступивших в министерство. Русаков вежливо поулыбался, но чувствовалось, что он ждет более существенного разговора.
— Ладно, Иннокентий Дмитриевич, ближе к делу… Во-первых, благодарю вас за столь обстоятельную и квалифицированную работу. К сожалению, практически она бесполезна, решение о расширении завода все равно было бы принято, о всех недостатках одноадресных машин мы знали давно, когда еще решался вопрос о строительстве этого завода.
— Тогда это можно было понять, — сказал Русаков. — Все лучше, чем ничего. А сейчас?
— А что изменилось сейчас?
— Тогда других реально работающих машин еще не было. А сейчас они есть.
— Сколько?
— Не знаю.
— А я знаю, Иннокентий Дмитриевич. До неприличия мало.
— Дело не в количестве, а в качестве.
— Будто бы? — слегка усомнился Патриарх.
— Но ведь те средства, которые идут на расширение этого завода, можно отдать тем же минчанам!
— А если нельзя? Вы хороший инженер, Иннокентий Дмитриевич, но неважный экономист, — мягко сказал Патриарх. — Минский завод, кстати, тоже расширяется. Но это, по нашему замыслу, завод будущего, его за год не построишь. Строят-то ведь люди, Иннокентий Дмитриевич. И работать на нем тоже будут люди. А где их брать? В Минске с рабочими ресурсами большая проблема. А в П. значительно легче. Есть кому строить, будет кому работать.
— Но ведь можно и там разработать, другую модель, не одноадресную.
— Можно, конечно, со временем, видимо, так и будет. Но машины нужны сейчас, Иннокентий Дмитриевич. Дорого яичко ко Христову дню… Как видите, не все так просто. Мы, кстати, все это очень долго обсуждали, немало копий было поломано. И были, кстати, другие моменты, заставившие нас принять такое решение.
— Жаль, — сказал Русаков. — Выпускать заведомо отсталую технику…
— Жаль, — согласился Патриарх. — И машины жалко, и людей. А что делать?
Помолчали. Русаков вопросительно взглянул на него: «Можно идти?»
— У меня к вам просьба, Иннокентий Дмитриевич… Не сочтите за труд посмотреть этот проект и высказать свое мнение.
Он дал ему папку.
— Когда нужно сделать?
— В сроках я вас не ограничиваю, но желательно побыстрее.
— Хорошо.
— Если вам понадобятся дополнительные данные, вы их получите, я распоряжусь.
Русаков кивнул.
Это была проверка, и Русаков ее блестяще выдержал.
Проект был сложен, противоречив, обсуждался в министерстве давно, и решение по нему было, по существу, уже принято.
Патриарх полагал, что Русакову понадобится не меньше месяца, чтобы разобраться в нем. Русаков явился чуть ли не через неделю.
Если бы Патриарх умел свистеть, он наверняка присвистнул бы.
Откуда этот мальчик успел так много узнать? Патриарх спросил его об этом.
— Я шесть лет занимаюсь вычислительной техникой.
— А сколько же вам сейчас?
— Двадцать четыре, — с досадой ответил Русаков.
«И только-то? — чуть было не спросил Патриарх (выглядел Русаков старше). — Еще очко в вашу пользу, Иннокентий Дмитриевич…»
Он еще раз подумал, что неплохо бы взять этого мальчика к себе. Дать ему группу в каком-нибудь НИИ или КБ, пусть мудрит, экспериментирует, наверняка выдаст что-нибудь дельное. А впрочем, к чему спешить, надо присмотреться, не бенгальский ли это огонь…
Патриарх стал приглашать Русакова на министерские совещания, даже на коллегию. Русаков слушал, принародно помалкивал, а потом наедине выкладывал Патриарху, бывал резок, чересчур категоричен, порой просто упрям, но все по делу, и что нравилось Патриарху — умел мальчик на лету схватить суть проблемы, не отвлекаясь на мелочи, которых на пространных обсуждениях бывало куда как много. И в статьях своих Русаков был точен, предельно объективен. Огонь явно был настоящим…
«Надо брать», — решил Патриарх и, ничего не говоря Русакову, стал присматривать для него место.
О возможности отказа он даже не задумывался.
37
Русаков опередил его. Он явился к нему в конце рабочего дня и попросил уделить полчаса. И выложил ему свой феерический проект о создании образцовой межведомственной АСУ.
Патриарх молча выслушал.
— Ну что ж, идея в принципе неплохая, — сказал он наконец.
В сущности, эта идея мало чем отличалась от его собственной. С одной, конечно, поправкой — она должна быть осуществлена в его, Патриарха, ведомстве. «Ничего, я его живо уломаю».
— Очень неплохая идея. Нечто подобное и мне приходило в голову. Да вот закавыка — как я тебе дам деньги, если ты не у нас работаешь?
— Не знаю, — сказал Русаков, — я еще не был заместителем министра.
— Не был, говоришь? — посмеялся Патриарх. — Может, и станешь еще, чем черт не шутит. Может, даже мое кресло займешь. Ладно, давай без шуток. Есть ведь другой вариант.
— Какой?
— Тебе перебраться к нам.
— Нет, — ответил Русаков, почти не задумываясь.
Патриарх молчал.
— Нет, Николай Аристархович, — повторил Русаков.
— Почему?
— По многим причинам. Во-первых, у меня есть обязательства перед институтом и людьми, с которыми я работаю. И пока я эти обязательства не выполню, я не смогу уехать из Долинска.
— И… сколько же времени для этого понадобится?
— Года три.
— Та-ак…
Патриарх, прежде всего человек дела, уважал и ценил обязательных людей. Но сейчас был не тот случай, когда его радовало это.
— Ладно, об этом мы еще поговорим, может, и придем к какому-нибудь… компромиссу.
— Вряд ли, — твердо сказал Русаков.
— Ну, не спеши, не спеши… Какие еще причины?
Русаков медленно заговорил, тщательно взвешивая слова:
— Моя затея имеет смысл только в том случае, если она будет связана не только с чисто конструкторской, исследовательской работой в нашей области, но и с реальной научной работой. Не надо забывать, что мы в конечном счете только слесари-инструментальщики. А чтобы усовершенствовать инструмент, он прежде всего должен находиться в работе. В настоящей работе, а не в худосочной, тепличной модели, сконструированной нами. Работе достаточно сложной, многоплановой…
— Ну, спасибо за ликбез… А что помешает тебе заняться такой работой у нас?
— А как вы реально представляете себе это?
— Да как тебе заблагорассудится.
— А все-таки?
— Ну, сколотишь себе группу где-нибудь в одном из наших НИИ или КБ, тут уж я тебе помогу, и занимайся на здоровье своими проблемами.
— Боюсь, что вы не совсем поняли меня, Николай Аристархович. Я ведь уже сказал — нужна реальная научная работа, и далеко не всякая. Наверно, можно и в Москве найти подходящую тему, но ведь это опять-таки будет чужое ведомство, а не ваше. Это первое. Второе — сколотишь группу. Из кого? Снова искать людей, обучать их — сколько времени это займет? А в Долинске у меня такие люди есть. Третье, — безжалостно бил Русаков, — я сам должен разбираться в этой научной теме, и не по-дилетантски, а по-настоящему, быть на одном уровне с теми, для кого буду работать. Сколько времени мне понадобится для этого? Два-три года самое меньшее. А в Долинске я уже три года занимаюсь их наукой и не хвалясь скажу, что неплохо разбираюсь в ней. И, наконец, четвертое — там уже многое сделано нашими собственными силами, первые кирпичики в фундамент заложены. Стоит ли бросать это строительство и затевать новое?
— Все? — спросил Патриарх.
— Пока да.
— Логично, ничего не скажешь… Через твой частокол и мышь не проскочит.
Патриарх встал, прошелся по кабинету и вдруг сказал:
— А ну-ка, садись в мое кресло.
— Зачем? — удивился он.
— Садись, садись!
Русаков, пожав плечами, пересел в его кресло, подвигал длинными ногами под столом.
— Удобно? — спросил Патриарх.
— Ничего.
— Ну, тогда посиди, а я тут пристроюсь, — он сел на место Русакова. — Посиди и представь на минуту, что ты заместитель министра. А я тебе выложу свои во-первых, во-вторых и в-третьих. Итак, ты просишь два с половиной — три миллиона?
— Да.
— А где я их тебе возьму? Ведь я даже не министр, а всего лишь заместитель. А есть еще и Совет Министров и Госплан, там счет ведут не только миллионам, но и рубликам. Выделить миллионы для исследовательской работы в своем министерстве — это очень и очень можно обосновать, и выделяются эти миллионы. Но как объяснить, что такие деньги должны пойти в другое министерство?
— Логически. В конечном итоге вся эта работа в первую очередь пойдет вам же на благо.
— «Логически… В конечном итоге… И нам на благо…» — повторил Патриарх, качая головой. — Во-первых, когда это в конечном итоге?
— Года через три-четыре.
— Ага… Ну ладно. А почему нам на благо?
— А вы сомневаетесь в этом?
— А почему я не должен сомневаться? — простодушно спросил Патриарх.
Русаков обескураженно молчал.
— Ну, скажи — почему? Кто ты такой? Нетитулованный инженер, мальчишка. Почему я, скажем, лицо стороннее, решающее судьбу твоего проекта, должен тебе верить?
— Логично… Однако вы готовы доверить мне эти деньги, если я буду работать у вас?
— Да-с, — лучезарно улыбнулся Патриарх, — на это я готов пойти. Но ведь я буду уверен, что ты работаешь на меня, а не на чужого дядю. Я семижды семь раз проверю тебя и, чуть что не по мне, вызову на ковер, отчитаю, пропесочу, прикажу, что сочту нужным, уволю, наконец, за Можай загоню, денежки отберу да и просто не дам больше, не все же сразу ты их получишь… А как я тебя проверю, если ты будешь сидеть у себя в Долинске, под неподвластным мне хозяином? Да ты, если захочешь, на порог к себе меня не пустишь, твои автоматчики меня живо под белы ручки возьмут и отвезут в комендатуру. Есть там у вас автоматчики?
— Есть, — нехотя улыбнулся Русаков.
— Ну и что, логично я рассуждаю?
— Очень даже.
— Вот видишь, — вздохнул Патриарх, — какая это опасная штука логика.
— Ну а лично вы, Николай Аристархович Веденеев, мне верите?