— Ну, это не так уж трудно узнать…
— Нетрудно, говоришь? Однако ты этого не знаешь, я тоже, хоть и сам подписывал приказ об этой разработке, а твои Поляков и Сергиенко, изучив горы документов, может быть, и догадались бы, а может быть, и нет. А если бы и догадались, наверняка отделались бы туманными формулировками, — кто знает, как пойдет эта киевская аппаратура, не пришлось бы потом отвечать за безответственную рекомендацию. А Русаков твердо говорит — должна пойти! Так-то, Сергей Васильевич… А откуда все это Русакову известно… Ну, с киевским институтом действительно просто, он там свой человек, и сам у них учился, и они к его помощи не раз прибегали. А вот почему он знает о голландских и швейцарских системах то, что вовсе не обязан знать… Я сам спросил его об этом. А он мне и напомнил, как года полтора назад мы вместе были в Швейцарии шесть дней. Программа пребывания была обычная, то есть пять-шесть часов работы в день. А Русаков, кажется, за два дня успел все сделать, что на неделю было намечено. Каким образом? Это ты, я думаю, сам увидишь, когда начнешь с ним работать. Заранее предупреждаю — нелегко тебе с ним придется. Дебатов на полдня и всяких расширенных совещаний, к которым ты привык, он устраивать не будет. И расплывчатые формулировки вроде «обратить внимание», «усилить работу» и прочее в том же духе он вряд ли потерпит… Ну, это потом. Так вот, о Швейцарии. Я его не больше часа в день видел, утром и вечером. Он везде успел побывать, в том числе и в той самой фирме, с которой рекомендует сейчас заключить контракт. Когда я спросил его, чем он там занимается, Русаков — святая простота! — ответил, что у них уйма интересного. Например, оборудование для автоматических линий… — Патриарх сделал паузу. Агуреев молчал. — Для него, естественно, важна прежде всего сама электроника, но чтобы как следует понять, как она работает, ему пришлось ознакомиться и с технологией прокатки. Вот и весь секрет его «всезнайства». Просто, как дважды два. И в Голландии он, кстати, тоже был, и там его знают и, между прочим, разговаривают с ним несколько иначе, чем с нашими официальными представителями. Для них Русаков прежде всего специалист экстра-класса, способный в полной мере оценить их достижения. А это, знаешь ли, тоже важно. Им далеко не безразлично, какого мнения Русаков об их работе. А ты даже не счел нужным пригласить его в качестве эксперта…
— Ну, откуда же я знал, что он такой… универсал, — натянуто улыбнулся Агуреев.
— А надо бы знать. Ты же все-таки не раз с ним и на коллегии встречался да и работы наверняка читал… Или не читал?
— Ну, почему, читал, конечно, — поспешно ответил Агуреев.
— Выходит, плохо читал, если не понял, что он за специалист.
— Послушать вас, так лучше его и нету никого, — с сарказмом сказал Агуреев.
— А что, вполне возможно, — легко согласился Патриарх. — В каких-то узких областях, наверно, есть специалисты и помощнее, но по широте, так сказать, электронного кругозора, по чутью, по умению предвидеть завтрашний день вычислительной техники — тут ему действительно равных не вижу. Иначе стал бы я назначать его генеральным, а? — Патриарх прищурился. — Думаешь, преувеличиваю? Не-ет! Я ведь с ним уже лет десять дело имею. Тоже сначала осторожненько слушал: уж больно уверенно судит, молодо-зелено… А представь себе, за эти десять лет не припомню случая, чтобы он ошибся. Ни одного! Говорит это о чем-нибудь?
— Говорит, — согласился Агуреев. — А вы не думаете, что именно потому, что Русаков такой хороший специалист, он может оказаться довольно посредственным руководителем?
— О, — улыбнулся Патриарх, — я давно ждал, когда ты заговоришь об этом… Не оригинально, однако. Между прочим, он и сам мне об этом говорил. И — опять же между прочим — он в это генеральское кресло отнюдь не рвался, мне его уговаривать пришлось… А что ты понимаешь под руководством? Приказы отдавать, разносы устраивать, кричать «давай-давай»?
— Ну зачем вы так, Николай Аристархович…
— Опять обиделся? Не надо, Сергей Васильевич. Уж я-то твои методы знаю. Мы с тобой одного поля ягода, только я по мере сил стараюсь все-таки шагать в ногу со временем, а ты, похоже, считаешь, что вполне годишься для всех времен. Ты под руководством понимаешь ту стандартную рутину, без которой вроде бы и не обойтись. Конечно, в этом Русаков не специалист, но он этим и не будет заниматься.
— А кто же тогда?
— Ты в первую очередь. Первый заместитель генерального директора. Подыщем толкового, тактичного парторга — вот и повезете весь этот административно-хозяйственный и идейно-политический воз, будете крепить дисциплину и повышать производительность труда. А Русаков будет заниматься своим прямым делом — двигать науку.
— Вот и двигал бы на своем месте — замом по науке, — безнадежно сказал Агуреев.
— Э, нет, друг милый, — решительно отверг Патриарх, — такой номер не пройдет. Это ты сейчас готов наобещать златые горы: мол, пусть Русаков сидит со своей наукой, я в его дела и вмешиваться не собираюсь, моя задача — управление, кадры, финансы, представительство. И наобещаешь от чистого сердца, не сомневаюсь. Но не дай бог, назначь я тебя генеральным, да ты же по меньшей мере трижды в неделю будешь напоминать Русакову, кто в объединении генеральный, а кто всего-навсего зам, хотя и по науке. Для тебя ведь генеральские полномочия некая великая самоценность, а отнюдь не инструмент для работы. Очень уж нравится тебе власть сама по себе, Сергей Васильевич, вот в чем дело. И всегда нравилась, всегда тебе хотелось иметь этой власти как можно больше. Ты ведь, если вообразишь, что кто-то намерен покуситься хоть на малую толику твоей власти, этого человека живьем готов съесть!
— Лихо вы, Николай Аристархович! — изумился Агуреев. — Если я действительно такой, что же вы меня столько лет к этой власти допускали?
— Ну, может, и не совсем такой, — добродушно согласился Патриарх, — может, поднаврал чуток, чтобы главное в тебе высветить, но суть-то твоя все-таки в этом, Сергей Васильевич! А что столько лет тебя к власти допускал, так ведь не к очень уж и большой, всегда над тобой кто-то был, кто не давал твоим аппетитам разгореться. И почему же не допускать? Если держать тебя в узде, ты очень хорошо можешь работать. Вот и работай дальше. Уж кто-кто, а Русаков ущемлять тебя не будет, ему эта власть сама по себе, в отличие от тебя, и на дух не нужна.
— Будто бы? — усомнился Агуреев.
— Да уж поверь мне… Не веришь, что такие люди в природе имеются? — хехекнул Патриарх. — А у таких, как он, вместо этих генеральских игрушек есть стремление к куда более могущественной власти — над природой, стихией, над разумом, в конечном счете над всей вселенной. Они на такую мелочь, как власть над людишками, не размениваются. Но! — Патриарх поднял вверх указательный палец. — Не дай бог тебе выйти из границ дозволенного! Тут уж Русаков тебя не помилует. Если что касается истины, интересов дела, тут ему ни чины, ни звания не преграда. Он, представь, и мне не раз выдавал, если считал, что я что-то не так делаю.
— И вы слушали? — улыбнулся Агуреев.
— Слушал, — кивнул Патриарх. — Для меня ведь, знаешь ли, интересы дела тоже прежде всего… почему-то, — Патриарх усмехнулся. — Тут я любого готов выслушать, даже если по форме это и не очень устраивает меня… Так что из предлагаемого тобой альянса наверняка ничего не получилось бы. У Русакова своих чисто научных забот на многие годы сверх головы обеспечено, а ему еще пришлось бы и с твоим генеральским самолюбием бороться, считаться с твоими амбициями, а он этого не любит, не умеет, да и не хочет уметь. В этом смысле прямолинеен, аки телеграфный столб, елея в запасе не держит, а ты любитель этого зелья. И пришлось бы мне разбираться в ваших конфликтах, а в итоге убирать тебя. А мне этого очень не хочется, Сергей Васильевич. Ты можешь здорово помочь ему, а значит и обязан.
— Выходит, всю черновую работу на меня взваливаете? — усмехнулся Агуреев.
— Ну, можешь и так считать, — покладисто согласился Патриарх. — А ты как думал? Надо, братец ты мой, и ее кому-нибудь делать. Ничего зазорного в этом не вижу. Да и по справедливости так — то, что будет делать Русаков, куда сложнее всего, чем тебе предстоит заниматься. Это ты должен хорошенько понять и время от времени напоминать себе, если удила начнут резать.
Агуреев помолчал и тихо спросил:
— А если я откажусь?
— Не откажешься! — уверенно сказал Патриарх. — Другой работы я тебе не дам, а в другую епархию ты не пойдешь. Поздно, голубчик, завоевывать себе место под чужим солнцем. На абы что ты сам не согласишься, а приличных кресел в любом министерстве куда меньше, чем претендентов на них.
— На пенсию уйду. Уже сейчас могу, — угрюмо сказал Агуреев.
— Не уйдешь, — обескураживающе просто сказал Патриарх. — Тебе работать надо, командовать кем-то, иначе живо сыграешь в ящик. На флоксах и преферансе по маленькой долго не продержишься, мемуары тоже писать не станешь, начнешь водочкой баловаться — и сгоришь года за три. Не ты первый… Так-то, Сергей Васильевич.
Патриарх взглянул на часы.
— Мне пора уходить? — спросил Агуреев.
— Да посиди еще… минутки три. Может, тебе нужно что-нибудь?
— Ну что мне может быть нужно… — Агуреев поднялся. — Все у меня есть, Николай Аристархович.
— Кроме того, что я тебе дать не хочу? — улыбнулся Патриарх.
Агуреев дернул плечом.
— До свиданья, Николай Аристархович… — У двери он помедлил, обернулся: — Но я еще подумаю, Николай Аристархович.
— Думай, — разрешил Патриарх. — Но не слишком долго. Если ты откажешься, придется искать другую пристяжную.
Дверь за Агуреевым закрылась. Патриарх прикрыл глаза. Грубовато, конечно, распрощались, но, может быть, так лучше. Патриарх знал, что Агуреев согласится. А раз так, должен сразу знать свое место.
40
Его ждали к обеду, но Иннокентий позвонил из аэропорта и сказал, что вылет задерживается. И вот оставалось до Нового года чуть больше четырех часов, а его еще не было. Шанталь, Сергей, а затем и Георгий попеременно названивали в справочное, постоянно натыкаясь на короткие гудки. Раза три удалось прорваться, но сведения были неутешительные — там даже приблизительно не знали, когда прибудет самолет.