— Один экземпляр у Прутикова, второй у Голубева.
Владимир Алексеевич судорожно провел по столу рукой, нащупал сигнальную кнопку. На резкий звонок в кабинет вошла секретарь.
Попов приподнялся с кресла:
— Прошу вас, попросите профессора Прутикова и главного инженера Голубева. Если их нет на месте, разыщите и скажите, чтоб обязательно захватили с собой письмо рабочих из мастерской.
Первым в кабинет настороженно вошел Прутиков. Попов протянул руку и, ничего не говоря, взял у него письмо. Надев очки, начал читать, возвращаясь к тем фразам письма, которые были подчеркнуты красным карандашом. Вошедший в кабинет Голубев не посмел прерывать чтения и присел сзади всех на первый попавшийся стул.
Дочитав последнюю страницу, Попов поднял глаза.
— Позор! — сказал он гневно. — Как можно было допустить такое? — Он остановил взгляд на Прутикове.
Тот растерялся. По тону, по голосу, каким заместитель директора задал вопрос, он догадывался, какая гроза бушевала у него внутри, к тому же он не совсем уловил, к кому относится сказанное Поповым слово «позор»: к рабочим, написавшим письмо, или?.. Поэтому неопределенно произнес:
— Совершенно верно, позор…
— Как же вы это допустили?
Глаза Прутикова забегали, он лихорадочно соображал, какую ему занять позицию, чтобы не попасть впросак, да еще в присутствии стольких сотрудников.
— Знаете, Владимир, Алексеевич, — помедлив, заговорил он, — я, как и вы, по своей работе отдален от мастерской. Как все это произошло, лучше спросить главного инженера, а по общественной линии больше меня может сказать парторг партийной группы рабочих Иваков.
Попов нахмурил брови:
— А вы, секретарь партбюро, остаетесь в этой истории в стороне? — Он взял письмо. — Вот тут стоит первая подпись: член партии Буданов. Что это за человек, вы знаете его?
— Да, я с ним знаком, — тихо проговорил Прутиков.
— Если вы отдалены от мастерской, то при каких обстоятельствах познакомились с ним?
Попов задавал вопросы, как следователь обвиняемому, поэтому Прутиков старался не отходить от фактов.
— На Буданова была написана докладная Кочкаревым, что тот отказался от работы.
Попов вопросительно посмотрел на Власову, Рудневу и Уверова.
Стараясь казаться спокойным, Прутиков по привычке маленькой ручкой почесал за ухом и добавил:
— На Буданова и второй раз была написана докладная.
— Что, он снова отказался от работы? — повысил голос Попов.
Он докапывался до истины, и надо было говорить только правду.
— Нет… — промямлил Прутиков. — Кочкарев жаловался, что он работает медленно, производит брак.
— Так… — усмехнулся Попов, снова взглянув на сотрудников. — Буданов производит брак?! Ну и как же вы поступили с ним?
Прутиков с раздражением думал: почему Попов, которого ждала уйма других важных дел, интересуется именно Будановым?
— Что же было дальше? — переспросил Попов.
— Передали Буданова на обсуждение партийной группы рабочих, — вмешалась Руднева, видя, что Прутиков молчит.
— Подождите, — остановил ее Попов. — Я спрашиваю Дмитрия Яковлевича.
— Поскольку мы в производственной жизни малосведущие люди, — проговорил Прутиков, — дело логичнее было рассмотреть на партийной группе рабочих.
— Что же решила группа рабочих?
— Признала докладную Кочкарева необоснованной.
— Так… А дальше?
— Дальше ничего не было…
— Как не было? — опять вмешалась Руднева. — Вы, товарищ Прутиков, вызвали к себе Буданова и потребовали, чтоб он перешел на другую работу.
— Извините, — загорячился Прутиков, — я не требовал, а предлагал…
— Ну и как? Ваше предложение Буданов принял? — жестко спросил Попов.
— Нет, не принял… Сказал, что он никуда не уйдет. На этом дело и кончилось.
— Для кого? Для вас?
— Для меня и для Буданова.
— Нет, для Буданова оно не кончилось… Судя по всему, он продолжал пробивать стену, которую вы воздвигли перед ним.
Прутиков поежился и сумрачно изрек:
— Я ни перед Будановым, ни перед кем другим никакой стены не воздвигал.
— Ну это я, наверно, выдумал из головы, — усмехнулся Попов. — А вы интересовались, что за специалист Буданов? Или ваше положение ученого позволило вам забыть, что вы секретарь парткома?
— У меня просто не было времени этим интересоваться.
— Конечно, к чему вам это?.. — Попов устало провел рукой по лицу и глухо произнес: — Можете быть свободны… Все, кроме главного инженера.
— Садитесь поближе, — пригласил он Голубева, как только дверь закрылась, и, когда тот пересел к столу, внимательно посмотрел на его тщательно причесанные волосы, гладко выбритое лицо и аккуратно подстриженную бородку. — Как это мы опростоволосились с Кочкаревым? Я-то был плохо с ним знаком. Расскажите, что он за человек?
— Инженер, — заметно волнуясь, сказал Голубев. — Занимал разные должности.
— Кажется, у него была хорошая хватка?
— В том-то все и дело! Хватка у него была — позавидуешь. С первых же дней покорил меня своей энергией, прямо-таки ослепил. От этого первого впечатления я, признаться, долго не мог отделаться. Мне казалось, человек старается, из кожи вон лезет, чего же еще? Но потом, когда Кочкарев столкнулся с Будановым и между ними началась борьба, я стал постепенно прозревать. Признаться, и я, и Прутиков верили Кочкареву и даже защищали его на собрании. А Буданов такую нам дал отповедь, что мы не знали, куда глаза девать! Он буквально победил всех своей логикой и в прах разбил ходульный авторитет Кочкарева. Я Буданову не хотел зла… И мне, честно говоря, хочется перед ним извиниться.
— Это хорошо. Кто же теперь на месте Кочкарева?
— Мишаков. Опытный производственник.
— А как он, нравится рабочим? Ведь в этом залог успеха не только мастерской, но и всего нашего научного дела.
— У него хорошая черта: он прост, обходителен, вдумчив. Десять раз примерит, прежде чем отрезать. По моим наблюдениям, коллективу полюбился.
— Прекрасно. Теперь подумаем о будущей работе. Впереди много дел. — Попов сделал паузу. — Возможно, придется послать вас на курсы главных инженеров для повышения знаний по управлению современным экспериментальным производством. Современность требует усилий. Как к этому относитесь?
Голубев тихо засмеялся:
— Положительно! Но посылать меня, пожалуй, будет ошибкой, как было ошибкой, когда вы меня, строителя, уговорили занять пост главного инженера института.
— Это была не ошибка, — возразил Попов, — а продиктованная здравым смыслом необходимость довести при вашем участии все строительные работы до конца.
— Но теперь-то, кажется, эта необходимость отпала?
— А вы что, собираетесь покинуть нас?
— Да, — вздохнул Голубев. — Отзывают на старое место. Планируется строительство ряда новых институтов, таких же, как ваш. И кому, как не мне, строить их?
— Вот оно что… — думая о чем-то своем, рассеянно отозвался Попов. — Ну что ж, коль надумали, задерживать не стану. Кого бы из наших инженеров вы поставили на свое место?
— Пожалуй, Ивакова, начальника машинного зала. Человек он молодой, старательный, у него хорошая голова, он обладает современными знаниями.
— Хорошо, пока остановимся на нем, а там видно будет…
Когда Голубев ушел, Попов задумался. Выяснение причин несвоевременного проведения опытов открыло перед ним целую цепочку неприятных фактов. Было ясно также, что вместе с усложнением опытов и необходимостью проведения их на современном уровне экспериментальная мастерская приобретала первостепенное значение. Он подвинул к себе блокнот и записал для памяти: «Работа мастерской». Потом вызвал секретаря и сказал, чтоб она попросила к нему Буданова.
Через несколько минут Иван открыл дверь.
— Можно?
— Да, да! — живо отозвался Попов, отрываясь от бумаг. — Проходите, пожалуйста, садитесь.
Иван опустился на стул.
— Мне много говорили о вас, — начал Попов, с интересом глядя на Буданова. (Владимир Алексеевич любил знакомиться с людьми. Охотно беседовал с учеными и рабочими, узнавал их настроения, мнения). — Вам, кажется, пришлось пережить у нас немало неприятностей?
— Кое-что пришлось, — сдержанно ответил Иван, разглядывая умное лицо заместителя директора. — В силу необходимости.
— Почему в силу необходимости?
— Ну знаете… Где противник, там и бой, а где бой, там бывают неприятности.
— Значит, вы были готовы к неприятностям?
— Конечно, без этого нельзя.
— А что вы думаете о Голубеве?
«Почему он заинтересовался этим?» — подумал Иван.
— Разное, — сказал он неопределенно.
— Разное… Почему же?
— Во-первых, человек, он, кажется, неплохой. В нем даже есть что-то привлекательное, но, к сожалению, оно слишком глубоко запрятано. Такое впечатление, словно он что-то взял в рот и не может ни проглотить, ни выплюнуть — так и ходит с этим.
— Интересное наблюдение! — засмеялся Попов. — Но это вы сказали во-первых, а во-вторых, что?
— Во-вторых, то же, что я сказал о нем во-первых, это вполне характеризует его. У него нет определенности. Он напоминает человека, который приехал на какой-то новый остров и раздумывает: оставаться на нем или нет?
— Вы угадали! — воскликнул Попов. — Голубев был взят временно. Теперь он уходит.
— Кто же будет на его месте?
— Иваков. Вы, конечно, знаете его.
— Знаю. Это мощный паровоз, но везет пока мало.
— Значит, нагрузить надо. Ну, а новый, теперешний ваш заведующий, как он?
— Я еще мало его знаю. Хорошо уже то, что он не сдерживает нашей инициативы.
— Так, так, — в раздумье побарабанил пальцами по столу Попов. — Расскажите-ка о себе. Где вы работали раньше?
— На заводе. Вначале слесарем, потом мастером, потом опять слесарем.
— Что же так: мастером, потом опять слесарем? И к нам поступили слесарем. Почему не претендуете на должность, ну скажем, заведующего мастерской? Разве не справились бы?
— Справиться, вероятно, справился бы, но я очень люблю работать на тисках, — доверительно сказал Иван.