По поводу родства творчества Мо Яня с прозой писателей стран Латинской Америки, на которое также указывали наши критики, могу сказать одно: оно очевидно и несомненно. Помимо уже упомянутых выше параллелей с «Литумой в Андах» Варгаса Льосы, это еще и явное заимствование у заокеанских коллег технических приемов, изобразительных средств, да и самого отношения к действительности. Автор и сам не скрывает преемственности: не зря же один из его персонажей корпит над работой на степень магистра «Латиноамериканская проза “магического реализма” и виноделие».
Не хотелось бы портить эту бочку меда ложкой сами-знаете-чего, но раз уж у самого Мо Яня герои вино мочой разбавляют (о, где же ты, брат Алибабаич?), то мне стесняться и подавно не пристало.
Ближе к концу текст стал как-то уж слишком аляповат и цветаст, а гротеск и абсурд начали явно зашкаливать. И когда главный герой лихо оседлал армейский мотоцикл и поскакал на нем, что твой ковбой, просачиваясь сквозь встречные машины и паря над пропастями, сделалось даже как-то обидно: ведь так хорошо все начиналось! Да и любовные его терзания под конец начали раздражать. Право же, описание легкого – на грани подтекста – флирта в начале романа было куда тоньше и достоверней.
О мелких ляпах говорить, наверное, вовсе не стоит. Что за беда, если герой сперва забрасывает в порыве страсти свое нижнее белье на люстру, потом снимает его и одевается, а через несколько страниц обнаруживает себя на улице голым, поскольку одежда все-таки осталась на осветительном приборе? Попейте с его – и не такое приглючится.
Куда досадней то, что вместе с главным персонажем упрощению подвергся и сам роман. Начатый ироничным, безусловно талантливым мастером, тонко чувствующим, остро подмечающим всевозможные детали и нюансы художником, он как-то незаметно перешел в руки ремесленника, почти любителя. Как те воздушные шарики из анекдота, которые бракованные не потому что не надуваются или лопаются, а потому что не радуют.
К чести автора, ближе к концу текст выровнялся. А ударный финал, подобный свежей струе (разумеется, вина), откровенно порадовал.
Перевод романа (так же как и большинства последующих книг Мо Яня) был осуществлен Игорем Егоровым. Игорь Александрович – ученый-китаист, переводчик с китайского и английского языков. В его переводах на русском выходили произведения современных китайских авторов, а также роман «Кровавый меридиан» американца Кормака Маккарти, с творчеством которого мы с вами знакомились не так давно.
В аудиоформате «Страна вина» представлена в великолепном исполнении Надежды Винокуровой. Интересно, студия «Логос» нарочно диктора с такой фамилией для данной книги подбирала? Или это просто такое счастливое совпадение?
Мир горных духов и каменных баб
В одном из обзоров рассказывал о моем давнем споре с писательницей из Екатеринбурга Ольгой Славниковой на предмет того, кто лучше – Фолкнер или Гарсиа Маркес. Истину мы в итоге так и не родили, но мою оппонентку взял на заметку, пообещав себе когда-нибудь что-нибудь у нее прочитать. Обещанного обычно три года ждут, однако у меня ожидание растянулось почти на двадцать лет. И вот, что называется, свершилось. Позвольте вам представить роман Ольги Славниковой «2017».
Давно хотел прочитать эту книгу. С тех пор, как в 2006 году автор получила за нее премию «Русский Букер». Кроме того, подкупило заглавие одной из рецензий – «Сто лет русского одиночества». Магический реализм и сам по себе прекрасен, а уж в своей уральской ипостаси обещал и вовсе нечто запредельное. Край этот и без того волшебный, богатый не только внешне, но и внутренне, сакрально. О том, какие крепкие корни вышеозначенный жанр пустил в таких известных триггерах планеты, как Латинская Америка, Балканы, Индия, напоминать, думаю, никому не нужно. Урал в этом отношении имеет все необходимое: от уникальной природы и уникального же – в этническом, социальном и прочих смыслах – народонаселения до праотца-основателя в лице П. П. Бажова. О том, на какие чудеса способна при данных обстоятельствах литература, предлагаю судить по роману Алексея Иванова «Сердце пармы». Книга Ольги Славниковой представлялась мне эдаким уральским вариантом магического феминизма – чем-то в духе произведений Исабель Альенде, Лауры Эскивель, Грозданы Олуич и Арундати Рой. А тут еще и повод такой серьезный, как столетие Великой Октябрьской социалистической революции…
Проза Ольги Славниковой оказалась для меня неожиданно нелегким испытанием. Своим страстным желанием сказать красиво автор напомнила не столько Аркадия Кирсанова, сколько Александра Иличевского. Тот, помнится, тоже дубасил словом, точно кувалдой абы куда – авось сойдет, так что проза превращалась в пошедшую вразнос и пустившуюся в пляс святого Витта бетономешалку. И чем зажигательней, чем замысловатей па этого странного танца, тем очевидней отсутствие у автора элементарного речевого слуха, чувства языка.
Вот первое появление на публике главной героини, похожей «на тень на стекле. Тело ее обладало странным, вытянутым совершенством тени, а на плече лежал округлый блик, прозрачно-розовый, как маникюрный лак». Мало того, что у автора явный самоповтор в описании, так еще и краля оказалась элегантной, как угодивший под асфальтовый каток жираф.
А уж когда после «первого слабого завершения» девушка «глухо закашлялась, виски ее надулись и смокли», стало ясно, что герою просто не повезло: попалась бракованная резиновая кукла с эффектом увлажнения не там, где надо, и неисправным имитатором звуковых реакций.
А потом автор как будто расслабилась, и книга задышала, зажила. Стала почти пригодной для чтения. Появились даже удачные, симпатичные образы: «Ночь была тиха, как погремушка, взятая матерью у заснувшего ребенка, и только чуть пересыпалась мелкими звуками далекой перестрелки».
Даже главной героине наконец перепало нечто стоящее: «Странная призрачность всего Таниного состава, блеклость ее всегда вызывала сомнения в ее реальности… На самом деле Татьяна всегда казалась фигурой, просвечивающей с обратной стороны страницы, на которой изображен реальный мир». Впрочем, даже эти редкие удачи не выправили походку романа. И потому похромало повествование дальше с переменным успехом: шаг – в такт, а шаг – так. Но и 50-процентный этот КПД, то теплом, то холодом обдавая, позволил мне в итоге текст домучить.
В чем автору отказать не могу, так это в изощренном (даже не знаю, вольном или невольном) чувстве юмора. Назвать знаменитого оленя с серебряными копытцами «самым мощным из горных духов», а затем походя упомянуть, что передние копыта этого «палеонтологического призрака» и «плейстоценового зверя» были сильно окислены – это надо суметь!
Двадцать лет назад в номере гостиницы «Большой Урал» с будущим автором этой книги мы вступили в жесткую полемику на тему, какой из вымышленных миров первичней и аутентичней: Макондо или Йокнапатофа?
Увы, к двум названным топонимам едва ли когда-нибудь добавится на равных слово «Рифей» (так автор окрестила место действия своей книги).
Уральский магический реализм как широкое культурное явление пока так и остается голубой мечтой и заветным содержимым малахитовой шкатулки. А «2017» – добротный, средней руки роман, из которого вычисти ненужные словесные финтифлюшки и неубедительную мистическую составляющую и получится неплохой образец капиталистического реализма – роман из жизни черных старателей о нелегкой нелегальной добыче самоцветов и еще о борьбе худшего с нехорошим.
В аудиоформате роман представлен в исполнении Ирины Ерисановой (студия «Логос») и Геннадия Смирнова (АСТ-Аудиокнига»). Обе записи в превосходном качестве, к обоим дикторам отношусь с большим уважением и, право же, не решусь порекомендовать кого-то одного из них. Послушайте сами и выберете.
Быть может, вас роман приведет в восторг, как привел он в восторг критика Льва Данилкина и уже упоминавшегося здесь писателя Алексея Иванова.
Сага о Будденброках
Полное название дебютного романа немецкого классика XX века Томаса Манна – «Будденброки. История гибели одного семейства». Награждая свое первое детище подобным именем, автор сильно рисковал спугнуть потенциального читателя. Никто не любит плохих финалов, а тут уже в заглавии или, точней, в подзаголовке содержится предупреждение, что добром дело не кончится. Но, видимо, настолько был уверен в своих силах грядущий сумрачный тевтонский гений из славного города Любека, что не побоялся эпатировать благородную публику. И дальнейшие события показали, что для подобной уверенности у него имелись все основания.
Трудно удержаться от сравнения этого романа с «Сагой о Форсайтах», ибо книги Манна и Голсуорси перекликаются не только тематически, но и подчас сюжетно, и сравнение оное, на мой взгляд, было бы явно не в пользу английского романиста. Даже несмотря на то, что над созданием «Саги» трудился маститый автор, умудренный опытом 40-50-летний мужчина, а «Будденброков» написал 26-летний юнец, чей собственный жизненный опыт едва ли мог быть достаточным для верных суждений о законах, что движут этим миром. Впрочем, мировая общественность в лице шведских академиков признала их заочное противостояние равным, увенчав обоих нобелевскими лаврами. Спору нет, Голсуорси более изощрен, его герои обладают более яркими, запоминающимися характерами, им невозможно не сопереживать, однако, одерживая локальные тактические победы, Голсуорси проигрывает как стратег, ибо в конечном итоге созданный им мир сводится к бесплодному противостоянию материи и духа, не имеющих ни единой точки соприкосновения. Писатель вдохновенно превозносит второй и низвергает первую, меж тем как сюжетная логика и авторский замысел разбредаются так далеко друг от друга, что недоумевающий читатель валится в образовавшийся зазор, точно в пропасть. Манну же удалось не только уловить самый момент зарождения прекрасного, но и проследить его генезис, процесс зарождения. Дух есть порождение материи, придающее смысл ее существованию, и «когда б вы знали, из какого сора…». Манн знал. Более того, сумел показать. Он прост и стилистически строг (если речь не заходит об искусстве). Сюжет романа не петляет и не виляет бедрами, пытаясь заинтриговать читателя некими пикантными обстоятельствами, однако эта внешняя незамысловатость отнюдь не делает книгу скучной. Лично мною «Будденброки» были прочитаны на одном дыхании, и мерное, тожественное шествие рода немецких бюргеров к своему финалу держало в напряжении не меньше, чем самый закрученный детектив или триллер (хотя исход повествования отчетливо явствовал уже из самого названия), а щедро рассыпанные по страницам непрописные истины здорово помогли мне разобраться в себе самом и в окружающем мире. Жалею только об одном: что не прочитал эту книгу раньше. Манн, безусловно, гений, и это не комплимент, а сухая констатация факта.