ого, он номинировался на фантастическую премию Небьюла и Букеровскую премию.
В 1990 году книга была экранизирована в США немецким режиссером Фолькером Шлендорффом. Главные женские роли сыграли Наташа Ричардсон и Фэй Данауэй. Сценарий написал английский драматург, будущий нобелевский лауреат Гарольд Пинтер.
Первую аудиоверсию «Рассказа служанки» записала Юлия Русланова. Запись показалась мне вполне профессиональной (даром что была любительской). Ну, подумаешь, фамилию автора в самом начале книги чтица произнесла как «Эствуд»! С кем не бывает? Как говорится, пустяки – дело житейское. Тем более что в дальнейшем претензий к исполнению практически не было.
А для любителей студийных записей и профессиональных дикторов довольно скоро появился еще один вариант: книгу прочитала Елена Греб (издательство «Эксмо»), и тут уже, так сказать, не смог бы заострить свой хобот ни один даже самый придирчивый комар.
Маслом кашу не испортишь
Подводя итоги Масленичной недели, долго думал, какую книгу, какое произведение подобрать, чтобы проиллюстрировать этот необычный праздник, эту традицию, что пришла к нам из далеких дохристианских времен, не прогнулась – за долгую тысячу лет! – перед сменившей язычество новой суровой религией, благополучно пережила атеистические советские времена и продолжает оставаться с нами, знаменуя собой проводы зимы и встречу весны. Варианты были разные: Шмелев, Куприн, Бунин. А выбор оказался неожиданным для меня самого.
«Ели, как и всегда по праздникам, сытно и много. Щи с бараниной сменила лапша, потом – вареная баранина, курятина, холодец из бараньих ножек, жареная картошка, пшенная с коровьим маслом каша, кулага, блинцы с каймаком, соленый арбуз. Григорий, огрузившийся едой, встал тяжело, пьяно перекрестился; отдуваясь, прилег на кровать. Пантелей Прокофьевич еще управлялся с кашей: плотно притолочив ее ложкой, он сделал посредине углубление (так называемый колодец), налил в него янтарное масло и аккуратно черпал ложкой пропитанную маслом кашу».
Думаю, все уже догадались, что это – «Тихий Дон» Михаила Шолохова. Автор описывает праздничный стол на Масленицу в семье донских казаков Мелеховых.
Как-то так получилось, что «Тихий Дон» впервые прочитал совсем недавно. Фильм Герасимова во времена оные посмотрел. Сериал Бондарчука-старшего – тоже. Радиоспектакль послушал. Словом, в интерпретациях недостатка не было. Только вот к самому первоисточнику прикоснуться все как-то не получалось.
В конце концов пришлось даже сделать над собой некое волевое усилие, чтобы взяться за книгу – классиков нужно не только уважать, но и знать. Здорово помогло то, что как раз в это время я оказался в больнице, где у меня в кои-то веки появилась масса свободного времени. Такой случай было грех упускать.
Сказать, что книга произвела на меня впечатление, – мало. Она сознание мое перевернула, мировосприятие и взгляд на окружающее (в частности, на недавнюю нашу историю).
То, что Шолохов увековечил в своем романе казачество – уникальный, самобытный, гордый и вольный народ (именно народ, а не социальный слой, как утверждала советская историография), народ, которого сегодня уже нет, – факт, думаю, сомнений ни у кого не вызывающий.
Но «Тихий Дон» – это не просто памятник, не только надгробная плита с высеченным на ней жизнеописанием. «Тихий Дон» – это еще и живой свидетель страшного преступления, убийства. Причем убит был не один человек, не десятки и даже не тысячи – был уничтожен целый этнос с его историей, традициями, культурой, характером. Его нет, и не будет уже никогда, ибо невозможно искусственно воссоздать те события, сквозь горнило которых казачеству пришлось пройти прежде, чем стать самим собой, а связь поколений прервана.
И те, кто сегодня зовутся казаками, большей частью смахивают на ролевиков с деревянными мечами. Да, они чтят Шолохова, но, боюсь, он для них – как Толкиен для наших «хоббитов». Читают, штудируют, подмечают детали, даже конспектируют, быть может, а духом проникнуться не могут, ибо не сидели в детстве на коленях у деда, прошедшего три войны, служившего при четырех государях, не слушали его рассказы и не играли его Георгиями.
Реализм Шолохова один из зарубежных критиков назвал свирепым. Вот так вот: не критический, не социалистический, не магический – свирепый. И ведь не поспоришь: в самом деле трудно найти книгу более страшную, более жестокую, буквально выматывающую душу своей безысходной тоской.
И в то же время «Тихий Дон» – роман о великой любви (куда до нее терзаниям героев и героинь русской классики и строгим, упорядоченным отношениям персонажей классики советской!). Сколько бушующей страсти, сколько обволакивающей нежности в прозе Шолохова!
Однако подлинных глубин, подлинных высот – как в лирическом, так и в эпическом плане – повествование достигает в описаниях природы – живой и неживой материи, в завораживающих картинах рождения и смерти.
А песни? Как это можно – так описать в книге песню, чтобы читатель будто собственными ушами ее слушал и одновременно понимал, что на самом деле уже не услышит никогда, ибо то, что поют в филармониях, – не то.
Дабы не превращать отзыв в трактат и не впадать в смешную патетику (в которую я и так уже, видимо, впал, но о великих вещах трудно говорить повседневными словами), подытожу: «Тихий Дон» – это не просто роман и не просто памятник народу. Это – сам народ, все, что от него осталось. Казачество ушло в эту книгу навсегда и пребудет там вовеки, ибо никакие социальные сдвиги, никакие веянья времени и никакие топоры не страшны тому, что написано таким пером, как у Шолохова.
В аудиоверсии роман «Тихий Дон» представлен в нескольких вариантах. Прежде всего обращает на себя внимание книга в исполнении замечательного советского актера Михаила Ульянова. Читает Михаил Александрович и впрямь великолепно (недаром полный тезка автора), однако имейте в виду, что это – сокращенный вариант. В два раза сокращенный. Тем, кого интересует полная, без купюр, версия, рекомендую книги в исполнении Евгения Терновского (студия «Логос») и Николая Трифилова (издательство «Библиофоника»). Есть еще весьма необычная, яркая озвучка Джахангира Абдуллаева (также, к слову, полная). К последнему диктору у меня особое отношение. Рекомендую его решительно всем, но только не в случае первого знакомства с произведением.
Начать же свое знакомство с романом советую с аудиокниги на китайском языке (читает Ли Йе Мо). Едва ли кого-нибудь оставит равнодушным история про то, как молодой хунвейбин Ме Ли-Хов в трудную для своей родины годину очутился на распутье, гадая, куда ему податься – в Красную ли армию к товарищу Мао или же стоять за Гоминьдан Чан Кайши? Основным достоинством данного варианта является, на мой взгляд, то обстоятельство, что после него (варианта, а не обстоятельства) любая другая озвучка покажется вам более чем вразумительной.
Имеется в Рунете прекрасная сценическая постановка по мотивам романа от режиссера Георгия Товстоногова 1977 года с Олегом Борисовым, Кириллом Лавровым и Олегом Басилашвили в главных ролях, а также радиоверсия этого спектакля с теми же актерами 1978 года.
Просто чудесно читает отрывки из романа актер Николай Мордвинов.
А на сладкое или, точнее, на горькое есть крошечный пятиминутный фрагмент – самый конец романа, финальная сцена в исполнении самого Шолохова. Вот это прочитать нужно обязательно всем. И тем, кого все еще терзают смутные сомнения относительно авторства романа, и тем, кто о подобных вещах даже не задумывался никогда. Потому что еще не родился такой гранитный камушек, который не сжался бы в груди, не потек горючими слезами от описания встречи Григория с сыном Мишаткой. И читает эту сцену Михаил Александрович правильно – именно так, как надо, на грани страшного нерва, но еще не дрогнувшим голосом. Душевно читает. Хорошо. Оно и понятно: не чужое, чай.
На сем прощаюсь, и простите, если что не так. Масленица – широкая, пьяная, обжорная – подошла к концу. Впереди у нас – Великий пост.
Тургеневская девушка по прозвищу Топни Ножка
Одна из центральных улиц Нижнего Новгорода называется Варварской, что немало веселит гостей нашего города. И бесполезно объяснять, что немытые-небритые дикари тут вовсе ни при чем, что улица названа в честь церкви Святой Варвары, когда-то здесь расположенной.
Еще труднее было бы объяснить, почему долгое время – почти всю советскую эпоху улица носила куда менее благозвучное имя – Фигнер.
А между тем ларчик открывается просто. Дело в том, что в нашем городе дважды – в 1905 и в 1915 годах – после каторги и эмиграции отбывала ссылку знаменитая революционерка-народоволка, террористка, участница покушения на Александра II Вера Николаевна Фигнер.
Вот об этой необычной и по-своему замечательной женщине с удивительной судьбой и предлагаю поговорить сегодня. А за предмет разговора взять посвященный ей роман Владимира Войновича «Степень доверия».
Начну с того, что это первая и пока единственная прочитанная мною книга Войновича. Никогда не стремился познакомиться с творчеством данного автора, ибо все, что знал о нем прежде, убеждало меня в том, что мы с ним не созданы друг для друга. А вот образ Веры Фигнер, напротив, всегда волновал и притягивал. С тех самых пор, как увидел в учебнике истории портрет молодой женщины с тонкими чертами и пронзительным взглядом (таких еще называют востроглазыми) и сопоставил подпись под снимком с названием одной улицы.
Первое появление героини на страницах книги заставило вспомнить не столько Наташу Ростову с ее манерой из угловатого подростка превращаться в самодостаточную самку, сколько хрупких, но твердых тургеневских барышень. «У нее были темные, заплетенные в тяжелую косу волосы, правильные черты лица, тонкий нос и глаза живые, смотрящие на все, что им открывалось, с неподдельным интересом». «Озорная и строгая, умная и легкомысленная одновременно».