По странам и страницам: в мире говорящих книг. Обзор аудиокниг — страница 38 из 58

Что же касается некоторой лингвистической нечувствительности или, если угодно, языковой глухоты, в коей румяные критики также не раз упрекали Петра Дмитриевича, то тут ничего не скажу – что есть, то есть.

То у него «из-за буфета высунулась голова приказчика в немецком платье и кланялась» (зачем он на голову-то платье натянул, чучело, – кланяться ж, наверное, мешает?). То некий отец дворянского семейства заявился в ресторан славянского базара «при солдатском Георгии на коричневом пиджаке с двойным подбородком» (вот и гадай: то ли это у святого нижняя часть лица была продублирована, то ли у медали его имени, то ли, что всего вероятнее, у пиджака, на котором сия медаль красовалась).

И только решил не обращать внимания на подобные мелочи, как повстречался мне «сухощавый человек в бороде, в золотом пенсне, в коротком пальтецо с крупными чертами лица». Меня это пальтецо потом в ночных кошмарах преследовало. Очень уж крупные, знаете, у него черты.

Но вот неспособность автора к портретной живописи считаю гнусной инсинуацией или чьей-то глупой шуткой. Взять хотя бы главного героя сего романа – Палтусова. Да во всей тогдашней отечественной словесности, не беря, разумеется, в расчет вершины вроде Федора Михайловича или Льва Николаевича, едва ли найдется хотя бы дюжина молодцов ему под стать. На первый, да и на второй тоже взгляд протагонист довольно неприятен – особенно в сравнении с другими персонажами русской классики того времени. Единственное, что его интересует по-настоящему, – это деньги. Этакий, знаете, дворянин во мещанстве. Перехватить бизнес у купцов и пустить их по миру. Вероятно, здесь Петр Дмитриевич намеревался показать предсмертные конвульсии своего класса. И это ему, надо сказать, удалось. Аристократ в коммерции выглядит не более уместно, чем соленый огурец – в конфитюре.

И если Палтусов мерзок, то другой персонаж – Нетов – мерзок и жалок.

Главы, посвященные Нетову и Марье Орестовне, читать было прямо трудно. Умом понимал, что автор прав и что подобным, с позволения сказать, семействам несть числа, однако чета Нетовых произвела какое-то совсем уж гнетущее впечатление. И на фоне своей стервозной супруги Евлампий Григорьевич – при всем своем ничтожестве и чванстве, при всей своей мелочности, подлости и трусости – все же вызывает к себе что-то вроде сочувствия. Потому что безответная любовь к жене, быть может, последнее, что в нем осталось от порядочного человека. И надо же было именно в это единственное светлое пятнышко плюнуть эдак смачно, да еще и растереть с мстительным удовольствием. Ай да Марья Орестовна! Есть женщины в русских…

То ли дело Анна Серафимовна Станицына! Душа-женщина. Хозяйка, мать, нежная, преданная и заботливая подруга. Красавица, наконец. Куда до нее страдающим ожирением любительницам чая с полотен Кустодиева! Всем бы взяла, не попадись ей на пути обаятельный жулик Палтусов.

Долго не мог понять, что же в книге не так. Или, вернее, так, но не вполне обычно. Потом сообразил: фамилии главных и второстепенных персонажей. Палтусов, Лещев, Красноперый, Осетров. Не роман – аквариум какой-то! Или, точней, «акварий» (так у Боборыкина). Что, интересно, автор имел в виду, населяя свое произведение представителями рыбьих семейств? Что Анна Серафимовна – луч света в темном подводном царстве? Или же что его персонажи в мутных волнах нарождающейся рыночной экономики чувствуют себя как рыбы в воде?

Одна моя знакомая – краевед и экскурсовод по специальности – заметила, что Боборыкина читать ей было трудно. Мол, кондовый он какой-то, даже скучный. Ну, право, не знаю. Прочел на одном дыхании, взахлеб. И если б его книги не превратились у нас в букинистическую редкость, тут же взялся бы за следующий роман. Спасибо медсестре Ирине – одним хорошим автором в моей читательской копилке стало больше.

Аудиоверсию романа Петра Дмитриевича Боборыкина «Китай-город» прочитал Илья Прудовский. Запись произведена по изданию 1960 года в Республиканской студии звукозаписи ВОС в октябре 1974 года. Последняя дата мне особенно близка и до боли знакома. Меня самого примерно в те же дни записали в студии роддома № 4 города Горького, так что мы с данной аудиокнигой – ровесники. Запись, к слову, на диво прилично сохранилась – так же как, смею надеяться, и ваш покорный слуга. Голос диктора звучит чуть глуховато и с таким, знаете, приятным винтажным эхом – как в старинных радиоспектаклях. Современным цифровым технологиям подобные эффекты просто не под силу.

Так плохо, что хуже некуда

Виктория Токарева. Так плохо, как сегодня. – СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2014

На идею почитать рассказы Виктории Токаревой меня навели, во-первых, множество комплиментарных читательских откликов на различных интернет-ресурсах, во-вторых, неоднократное сравнение творчества автора с прозой Элис Манро (причем чаще всего не в пользу канадской нобелиатки). Мысль, что и у нас есть порох в пороховницах, откровенно согревала. Выбрал сборник «Так плохо, как сегодня», как относительно свежий, начал читать и почти сразу же почувствовал: не то.

Натужно игривая манера повествования не увлекла, не зацепила, но, напротив, заставила отстраниться. Как отстранилась от своих героев сама автор, взяв тон чуть ироничный и снисходительный, а местами так и вовсе циничный и насмешливый. Можно ли сочувствовать персонажам и отождествлять себя с ними, когда сама писательница их не любит, не жалеет?

В героях Виктории Токаревой нет ничего героического, однако до маленьких людей из русской классики им как до Луны пешком. Мелкие человечки, инфузории в туфельках – вот кто они такие. Их и зовут-то как-то не по-людски: Веля, Сандрик, Ларик и (внимание!) Жучка. Это ж как нужно своих персонажей не любить, чтобы собачьими кличками их награждать?

Не добавило текстам тепла и достоверности и стремление автора все округлить, свести к простой схеме. Если жена старше мужа, то ровно на десять лет. А любовница – на десять лет его младше. Значит, ее младше уже на двадцать. Такой вот неравнобедренный любовный треугольник.

Солнце впервые проглянуло только в четвертом рассказе – «Чешская кухня» – этом своеобразном ремейке советского фильма «Блондинка за углом». Правда, человеческое проявилось не в отношениях героев, но в страстном монологе о личной жизни Александра Пушкина, произнесенном старой женой перед молодой любовницей.

Своего апогея гуманизм автора достиг в самом объемном рассказе сборника «Кока и Магомед», заставившем вспомнить (раз уж мы с этого сравнения начали) едва ли не самую жуткую новеллу Элис Манро «Детская игра». Дети-дауны – тема беспроигрышная: они, как лакмусовая бумажка, показывают, кто чего стоит на самом деле. И Токарева ее почти подняла – почти вытянула. Но под конец все испортила, решив одним махом двух зайцев побивахом и приплетя к даунам еще и чеченцев – как лиц также пострадавших от нетерпимости и непонимания. Не думаю, чтобы подобное заступничество и сопоставление сильно обрадовало представителей этого маленького, но гордого народа. Дауны – это вам не мертвые дельфины. Хотя чисто по-человечески стремление автора защитить обиженных мне понятно и глубоко симпатично. Увы, чувства меры и стиля здесь явно не хватило, и вместо «Среднего пола» Евгенидиса получилось очередное «Оно» Слаповского.

Что же касается сравнений с Элис Манро, то и вспоминать об этом как-то неудобно. У той – правдивые житейские истории, в которых постоянно узнаешь себя, своих близких и знакомых. Токарева же знай себе анекдоты травит – да все какие-то несмешные, бородатые, скучные.

Добравшись до предпоследнего рассказа сборника («Дружба прежде всего»), понял, кого мне напоминала автор в те редкие моменты, когда вдруг проникалась к своим героям чем-то вроде сочувственного интереса – все эти сюсюканья и уменьшительно-ласкательные суффиксы. Так ведущий программы «В мире животных» Николай Дроздов мог бы доверительно поведать о жизни барсучков или морских свинок.

Подчеркивая бескорыстную любовь героя к его жене, автор уточняет: «Любят, как правило, для себя – так, чтобы самому было комфортно». (Интересно, Виктория Самойловна на самом деле так думает?)

Венчает книгу автобиографическая зарисовка (еще одна параллель с итоговым сборником Манро!) «Кино и вокруг» о совместной работе автора с режиссером Георгием Данелией над фильмом «Мимино». Картину эту нежно люблю, однако не уверен, что рассказ о том, как пьяный Фрунзик Мкртчян приставал к сценаристке Токаревой, прибавит ей дополнительного шарму. Впечатлила первая фраза мемуара: «Состояние творчества – это болезнь, малая наркомания». Как говорится, нет худа без добра, ведь с этой точки зрения автор практически здорова.

Апофеозом стала сцена, где автор, перебрав на фуршете в Кремле, кинулась в ближайшие кусты по малой нужде и, облегчившись, «испытала неизъяснимое облегчение, почти счастье». Схожее чувство испытал и ваш покорный слуга. В тот миг, когда дочитал наконец эту книгу.

Мнение мое никому не хочу навязывать. Напротив, предлагаю самим прочитать и вступить со мной в дискуссию, если книга понравится. Истина – зверь красивый и редкий, и если уж она рождается в спорах, то пусть будут споры (не одним же болезням спорами размножаться, правильно?).

В аудиоформате сборник рассказов Виктории Токаревой «Так плохо, как сегодня» представлен в исполнении Татьяны Телегиной (студия «Логос») и Аллы Човжик (издательство «Азбука-Аттикус»). Обе книги по-своему хороши. Правда, «азбучный» вариант прочитан чуть быстрее и оттого на час с лишним короче. Да и голос у Аллы Човжик заметно бодрей и звонче. Словом, мне эта версия представляется более предпочтительной, но вы уж лучше выбирайте сами, на свой вкус, хорошо?

«Что тебе делать, Савл?»

Чайна Мьевиль. Крысиный король / Перев. с англ. Ольги Гайдуковой. – СПб.: Домино; М.: Эксмо, 2006
Чайна Мьевиль. Крысиный король / Перев. с англ. Ирины Нечаевой. – М.: Эксмо, 2019