«Страшные любовные истории» сербского писателя Милорада Павича – это не авторский сборник в прямом смысле слова, но антология – сборная солянка, нарезка из разных книг малой прозы автора, коллекция рассказов, объединенных общей темой – магией, волшебным электричеством, возникающим при соприкосновении мужского и женского начал.
До определенного момента на Руси не знали винегрета – все ингредиенты употреблялись по отдельности – считалось, что так вкуснее и здоровее. Однако затем вместе с модой на все западное мы импортировали и этот изыск и с удивлением обнаружили, что знакомые, привычные продукты, будучи собраны вместе, дают новые, неожиданные вкусовые ощущения.
Нечто подобное случилось и со «Страшными любовными историями». Конечно же, «Русская борзая», «Вывернутая перчатка», «Железный занавес» и другие сборники хороши и сами по себе. Это законченные, продуманные, тщательно и любовно подобранные самим автором тексты, где все – на своем месте, ни прибавить, ни отнять. Однако стоило взять отовсюду понемногу, смешать – и получилась качественно иное – острое и пикантное – блюдо, которое не должно оставить равнодушным даже наиболее капризного и взыскательного литературного гурмана.
И если уж пошли такие гастрономические ассоциации, отмечу, что данное издание содержит в себе не только некоторое количество изысканных эротических страшилок, но и самую настоящую поваренную книгу, способную взволновать гурманов уже не литературных. Судите сами:
Рыба с заячьей кровью и колючим салатом.
Похлебка из пива с укропом.
Заяц в смородиновом соусе.
Устрицы Сен-Жак с грибами.
Голубцы в листьях хрена.
Суп из поросенка с лимоном.
Подлива из вина с укропом и икрой.
Фасоль, заправленная ложкой меда.
Пьяный хлеб.
Голубиная печенка в кислом молоке.
Простокваша с огурцом, чесноком, редькой, оливковым маслом, укропом и брусникой.
Белые маслины, фаршированные тоже маслинами, но черными, жареными.
И это, сами понимаете, далеко не все.
Кстати, любовные послания в виде подаваемых на стол блюд (рассказ «Корсет») – это же натуральный «Шоколад на крутом кипятке», только написанный за несколько лет до выхода в свет романа Лауры Эскивель. Вот уж воистину: кулинарная и любовная магии ходят рука об руку!
Не все из предложенных Павичем блюд могут оказаться одинаково полезными для желудков его читателей. Так же, как не всем придется по вкусу его специфический юмор, коим он щедро сдабривает свое повествование. Как вам, к примеру, женская военная песня «От Урала до Кавказа я давала без отказа»?
Впрочем, уже в первом рассказе антологии автор предупреждает чересчур смешливого читателя: «Немного смеха за ушами никогда не повредит, а вот от громкого смеха воздерживайтесь, не то пропадет голод, и вы не сможете есть».
Помимо остро-пряных рецептов и соленых шуток в книге немало и чисто литературных вкусностей. Например: «У Ивы ни разу не возникло желание открыть глаза и раздать окружавшие ее голоса тем, кому они принадлежат». Можно ведь было сказать и проще: «посмотреть, кто там, вокруг, языками чешет», но на то он и Павич – поэт, волшебник, мастер загадывать загадки и заглядывать в сны. «Быть счастливым – это особый дар. Здесь нужен слух, как в пении либо в танце».
Тексты Павича нередко называют сновидческими. Они действительно похожи на сны: узнаваемые и в то же время какие-то чужие, нездешние образы, странные фразы, прилетевшие, как эхо, издалека, с какой-то другой, изнаночной стороны бытия. А как мы обычно смотрим и видим сны? Правильно – с широко закрытыми глазами. Тема слепоты – нередкая для Павича – в этой антологии встает в полный рост сразу в нескольких рассказах подряд. Не буду говорить, в каких именно, сами прочтете. Иногда она является частью ребуса или головоломки, которые автор любит подбрасывать читателю и которые тот должен решить самостоятельно, причем ответ зачастую зависит от таких невинных обстоятельств, как пол читающего или его кулинарные предпочтения.
Однако вернемся к нашим историям. «По правде говоря, в XXI веке я чувствую себя не самым лучшим образом», – признается герой рассказа «Ловцы снов» – некий писатель Милорад Павич героине своего же романа «Хазарский словарь» принцессе Атех. Эта история – истинное украшение сборника и хороший подарок всем, кто знает и любит книги Павича. Рассказ и сам по себе прекрасен: сюжет, композиция, язык, – но автору всего этого показалось мало. Он решил поучаствовать в действии лично, прихватив для компании полдюжины наиболее колоритных своих персонажей. История в итоге получилась жутковатая, завораживающая и, чего уж там ходить вокруг да около, – пророческая. «Ты хотел увидеться с нами еще раз до того, как умрешь», – говорит писателю одна его героиня.
Что ж, должно быть, он действительно хотел. И таки увиделся. В отличие от подавляющего большинства тех, кто пытался, пытается и только намерен попытаться общаться со своими героями непосредственно, на равных.
Вот бы издать еще одну антологию: три романа – «Хазарский словарь», «Пейзаж, нарисованный чаем», «Последняя любовь в Константинополе» – и рассказ «Ловцы снов», где первые вещи увязывались бы в единую, неделимую мифопоэтическую сагу-трилогию, а рассказ служил как бы общим эпилогом!
Едва не забыл сказать: в качестве составителя «Страшных любовных историй» в 2001 году выступил сам Милорад Павич, так что сборник в конечном счете все-таки авторский.
Все рассказы антологии переведены на русский Ларисой Савельевой и Натальей Вагаповой – безусловно лучшими нашими толковательницами сновидений Милорада Павича.
В аудиоформате «Страшные любовные истории» представлены в исполнении Кирилла Петрова (студия «Логос»). Из работ данного диктора могу вспомнить, к примеру, роман «Крысиный король» британца Чайны Мьевиля, который мы обсуждали сравнительно недавно. В принципе вопросов к исполнителю у меня нет, за исключением легкого недоумения по поводу ударения на первый слог в слове «Белград», из-за чего название сербской столицы упорно звучало как «Белгород», и это слегка сбивало с толку.
Некоторые из рассказов антологии можно прослушать и в других интерпретациях. Например, рассказы «Русская борзая» и «Тунисская белая клетка в форме пагоды», в том же переводе Ларисы Савельевой, были прочитаны Людмилой Ларионовой (студия «Логос»), а рассказы «Корсет» и «Шляпа из рыбьей чешуи» включены в состав другого аудиосборника Милорада Павича – «Стеклянная улитка» (перевод Натальи Вагаповой, читает Маргарита Иванова, студия «Логос»). Рассказ «Долгое ночное плаванье» (1981) был озвучен Олегом Булдаковым.
Заглавие для данной рецензии позаимствовал из стихотворения прекрасного поэта и моего хорошего друга Татьяны Мамоновой. На мой взгляд, это двустишие наилучшим образом определяет и характеризует мир чудесной реальности Милорада Павича.
И, наконец, о том, откуда возникла мысль написать о творчестве сербского кудесника и сновидца. Пишу на днях письмо другому моему хорошему другу: мол, как дела, что нового? А друг в ответ: сбежала на удаленку в Белград. Признаться, так растерялся, что не сразу нашел, что сказать. А потом попросил отнести от меня пару гвоздик на могилу Павича. Боюсь, самому мне такой случай представится еще не скоро.
Внесвоевременный герой
Сегодня исполняется 207 лет со дня рождения Михаила Юрьевича Лермонтова.
Дата ни разу не круглая. И даже, если взглянуть на нее со стороны, некрасивая какая-то. Но это абсолютно не повод обойти ее стороной, не заметить. Есть такие авторы, для обращения к творчеству которых годится любой повод. Да что там – поводы для этого просто не нужны.
Любителям нумерологии, криптологии и прочих конспирологических ухищрений, очевидно, доставит удовольствие отметить, что для человека, родившегося в 1814 году и убитого в 1841-м, то есть ровно за сто лет до начала самых кровавых в истории человечества войн, не говоря уже о том, что обе цифры являются перевертышами, как бы зеркально отражаясь друг в друге, Михаил Юрьевич Лермонтов оставил в своем творчестве достаточное число темных мест и белых пятен.
Стихи у меня в последнее время как-то не идут. Видимо, не самый удачный для них период. Посему возобновление знакомства с творчеством классика решил начать с прозы, причем сразу с наиболее крупной формы. Чего мелочиться?
Мое последнее (оно же, боюсь, единственное) прочтение романа «Герой нашего времени» случилось еще в благословенную школьную пору, однако текст так хорошо врезался в память, что ощущение было как от встречи с хорошим другом, с которым буквально накануне расстались, не успев договорить.
Не столь часто доводится получать такое истинное и незамутненное удовольствие от чтения. Помимо прочего, «Герой» оказался еще и мастерски написанной книгой. Обилие колоритных и точных психологических портретов, а также тонких наблюдений над жизнью и живописных деталей делают роман не только занимательным, но и полезным. Думаю, не будет большим кощунством сказать, что даже старый граф Толстой с его «Хаджи-Муратом» не сумел заглянуть в душу горца так же глубоко, как за полвека до него это сделал юный поручик Лермонтов.
Одним из следствий чтения книги стало то обстоятельство, что во мне проснулся недоубитый краевед. Взять, к примеру, эпизод, в котором Печорин встречает Грушницкого со товарищи верхами в компании княжны Мери: «Кавалеры в костюмах, составляющих смесь черкесского с нижегородским». С каким умыслом помянул автор всуе мой родной город? Имелась ли в виду экипировка Нижегородского полка, в котором сам М.Ю. нес службу на Кавказе? Или же определение дано в том же ироническом, насмешливо пренебрежительном смысле, что и у милого Александра Сергеевича, когда тот писал о смеси французского с нижегородским? В любом случае нижегородское еще аукнется Лермонтову – причем в наихудшей из всех возможных его интерпретаций: знаете ли вы, что уроженцем моего родного города был печально известный господин Мартынов?