Временами автор настолько четко схватывал – буквально на лету ловил – мысль или эмоцию и тут же облекал ее в слова, что руки просто чесались надергать из романа цитат. Ну, сами посудите, разве это не прелесть: «Зло порождает зло. Первое страдание дает понятие о удовольствии мучить другого. Идея зла не может войти в голову человека без того, чтобы он не захотел приложить ее к действительности».
Выходит, зря Бутусов пел: «Они не были боги, откуда им знать про добро и зло», к тому же незнание, говорят, не освобождает от ответственности.
Говоря о романе, невозможно обойти стороной личность главного персонажа. Волк-одиночка со, скажем так, весьма своеобразным чувством юмора. Мрачный философ-фаталист и страстный герой-любовник, лихой удачливый бретер и стихийный психолог-самоучка. Не подметил в Печорине какого-то особого аглицкого сплина – ну, переел человек малость впечатлений, плюс собственное везение его изрядно избаловало – с кем не бывает? То же можно сказать и о его отношениях с женским полом. Ни запредельной черствости, ни экзальтированной чувствительности Печорин не демонстрирует. С каждой из дам он действует ровно тем образом, чтобы оставаться адекватным обстоятельствам, руководствуясь известным принципом «Чем меньше женщину мы любим…». И когда в случае с Верой принцип сработал с точностью до наоборот, он реагирует именно так, как любой другой на его месте. Единственный момент, в котором Печорина не могу и не желаю ни понять, ни простить, – это эпизод, в котором он осадил кинувшегося к нему Максима Максимыча. Обидеть сентиментального старика – все равно что у ребенка конфету отнять или ударить дружелюбного пса. Никакой психологической подоплеки или мотива для подобного поступка у героя не было. Стыдно, брат Григорий! Стыдно и нехорошо!
Думаю, ни для кого не открою Америк, если скажу, что «Герой нашего времени» – один из величайших шедевров мировой литературы, не только не потускневший за полтора с лишним столетия, но, напротив, подобно хорошему вину, с каждым годом становящийся все ценнее, обретая новые смыслы и значения. Печорин же по-прежнему остается истинным героем – как своего собственного, так и нашего с вами времени.
В аудиоформате книга представлена во множестве озвучек. И как роман, и как спектакль, и в виде отрывков и фрагментов. Полностью произведение читают Иван Басов, Дмитрий Быков (тот самый, который сначала – журналист и куртуазный маньерист, а потом – популярный романист и даже литературовед), Юрий Заборовский (ну, этого диктора все знают), Илья Змеев, Вадим Максимов, Максим Пинскер, Олег Федоров, Вадим Цимбалов. Радиоспектакли по роману датированы 1954, 1979 и 2008 годами. В их записи принимали участие такие замечательные артисты, как, например, Александр Кайдановский и Лев Дуров, а также хорошо знакомые любителям аудиокниг Наталья и Иван Литвиновы. Сокращенными же версиями и отрывками (эти надлежит читать в самую последнюю очередь, когда полный текст уже освоен и усвоен и хочется просто перелистать любимые страницы) нас побалуют Виктор Зозулин, Степан Старчиков, Вера Енютина и Валерий Лекарев.
«У нас тоже любой человек может выйти на Красную площадь и крикнуть: “Долой Трумена!” – и ему тоже ничего не будет» (из анекдота)
Повесть американского писателя Трумена Капоте «Завтрак у Тиффани» впервые прочел много лет назад после просмотра одноименного фильма с Одри Хепберн в главной роли. И остался, помнится, недоволен – как экранизацией, так и литературным первоисточником.
Кино показалось мне забавным, но пустоватым, о чем не преминул сообщить своим знакомым, порекомендовавшим мне эту картину. И был буквально сметен шквалом гневных отповедей, краеугольными камнями коих оказались понятия «классика» и «не замай». К тому времени уже сформировал свои собственные представления о классике и классицизме (спасибо родному филфаку!) – поэтому для чистоты эксперимента решил обратиться к самой повести Трумена Капоте.
И не прогадал. Скрытое стало явным, смысл проявился. Тот смысл, который определенно вкладывал в свое произведение автор и который щедрыми мазками заретушировали создатели голливудской экранизации.
Холли оказалась не просто типичной «плохой девочкой», но очень плохой, прямо-таки ужасной. Лишившись обаяния Одри Хепберн, она превратилась в этакий гротескный образ – циничную, расчетливую, вульгарную стерву, и все попытки автора сообщить ей некое очарование, взглянуть на нее влюбленным оком художника, как на прелестного дикого зверька, естественного – а-ля Руссо – человека, на мой взгляд, оказались безуспешны. Все ее танцы с австралийскими солдатами и слезы по убитому брату – сплошная липа, а истинная суть героини – ее ненасытная алчность и воинствующая бездуховность (я не о тех духах, флаконы которых она била о стены, изображая страдания малышки Антигоны). Тем интереснее пронаблюдать, до каких пределов притворства способен дойти человек, преследуя свои интересы, сколь самозабвенно он отдается игре, и кто скажет, где кончается жизнь и начинается театр? Эх, Сэлинджера бы – да на эту куклу! Уж он-то умел распознавать пошлого обывателя и знал, как с ним поступить, – то-то б перья полетели!
Можно понять режиссера: нечего было и думать, чтобы выталкивать столь противоречивую фигуру на первый план в фильме, который должен был тронуть сердца миллионов. Пришлось ему прибегнуть к своим нехитрым фокусам. Сначала волосы: лупоглазая блондинка Холли превратилась в милую брюнетку Одри. Затем – фон. Дабы героиня, со своим промыслом, не казалась уж слишком аморальной, герой в срочном порядке вынужден был заделаться жиголо – молодым преуспевающим проститутом при стареющих состоятельных дамах. Теперь они стали два сапога – пара. Как говорится, ворон ворону, рыбак рыбака и т. д. И исчез напрочь тот восхитительный дисбаланс между наивным желторотым птенчиком и юной целеустремленной акулой, что поддерживал в зыбком равновесии всю повесть.
Про венчающий экранизацию хеппи-энд и вовсе молчу. Знаю, что иначе и быть не могло, что по законам киношного жанра без него – никуда, и что герои будут делать дальше с ее запросами и его возможностями – не наше собачье (зрительское) дело, но книжный финал, на мой вкус и цвет, куда ярче и в конце концов оптимистичней. Уж лучше на циновке с зулусом – это хотя бы конкретно и понятно, – нежели в тающей романтической дымке за светящейся надписью The end.
Простите мне мой цинизм, но миссис Голайтли ни на что иное просто не вдохновляет. Однако давайте вернемся к повести и от блистательной фигуры главной героини и маловразумительной, размытой личности героя-рассказчика перейдем к персонажам второстепенным.
Прежде всего хочется упомянуть Дока Голайтли. Вот уж во всех смыслах положительный экземпляр: представитель самой гуманной профессии, любящий отец, заботливый муж. Холли искренне сочувствует покинутому ею супругу, и в кои-то веки мы, читатели, готовы ей поверить. Вместе с тем не стоит забывать, что с нынешней – да и с любой другой – точки зрения место Дока – в тюрьме. С хорошим таким сроком за растление малолетних и педофилию. Одно дело – подобрать, накормить и обогреть нищую сиротку, другое – устроить ее на своем супружеском ложе. Тот еще светлокожий вдовец!
Разумеется, личность этого героя – авторская ее трактовка гораздо шире, и не Фрейдом единым… Док – это архетип из античной трагедии, это Пигмалион, от которого сбежала его Галатея, и он же – папа Карло, горюющий по непутевому и также покинувшему его Буратино. Параллель Холли – Буратино чрезвычайно интересна и перспективна. Дарю ее будущим исследователям творчества Трумена Капоте.
Собственно, в самой миссис Голайтли при ближайшем рассмотрении обнаруживается не так уж много женского, равно как и женственного. Она последовательно и неутомимо эксплуатирует свою гендерную принадлежность, однако делает это столь целеустремленно и жестко, что возникает вопрос: а та ли она на самом деле, за кого себя выдает?
Вот самое первое внешнее описание Холли Голайтли, предстающей перед нами в виде деревянной скульптуры, изваянной народным умельцем из Африки: мы видим «странную деревянную скульптуру – удлиненную голову девушки с короткими, приглаженными, как у мальчишки, волосами и сужающимся книзу лицом; ее полированные деревянные, с косым разрезом глаза были необычайно велики, а большой, резко очерченный рот походил на рот клоуна». Чем не Буратино?
Потом немолодой бармен Джо Белл – собрат по несчастью Дока и еще доброй дюжины других персонажей – признается: «Я все время вижу женщин, чем-то на нее похожих… То плоский маленький задок… Да любая худая девчонка с прямой спиной, которая ходит быстро…» Скорей андрогинный, нежели женский тип, не правда ли? Не оттого ли к ней так тянет всех этих суровых, немолодых и добрых внутри мужчин?
(Лично мне сразу вспомнилась «Девчонка без попки в проклятом сорок первом» Джерома Сэлинджера. Правда, там в оригинале было: «совсем без талии», что, согласитесь, не одно и то же, и скорее даже наоборот.)
Куда более отчетливые женские черты демонстрирует герой-рассказчик, начинающий литератор: эта его тяга к домашнему уюту и порядку, увлечение всякими занятными декоративными безделушками вроде птичьей клетки «в виде мечети с минаретами и бамбуковыми комнатками для пернатых постояльцев», да и склонность к сентиментальности…
Что касается главной героини «Завтрака у Тиффани» (ну никуда мне не деться от этой обаятельной и одновременно отталкивающей барышни), то Холли не откажешь в наблюдательности, хотя цинизм ее в отношении окружающих, да и себя, любимой, порой зашкаливает. «Я просто приучила себя к пожилым мужчинам, и это самое умное, что я сделала в жизни», – утверждает она и тут же поясняет: «Можно заставить себя полюбить кого угодно». (Ау, дорогие читательницы, вы все подпишетесь под этим утверждением?) А вот Холли говорит о своем приятеле – условно мужчине, чей гендер еще менее очевиден, чем у нее самой: «Он хотел зарезать меня столовым ножом, когда я ему сказала, чтобы он повзрослел, взглянул на меня трезво и завел домашнее хозяйство с каким-нибудь положительным, заботливым шофером грузовика». Грубовато? Да. Но по сути-то верно, согласитесь?