В главе шестой «Глаза Эммы Бовари» герой-рассказчик признается в ненависти к критикам и приводит слова некой ученой дамы, обнаружившей у Флобера разночтения в описании цвета глаз героини (в одном эпизоде они карие, в другом – черные, в третьем – синие). Далее он остроумно обыгрывает различного рода неточности и ляпы у других литераторов, причем под раздачу попадают Пушкин, у которого кавалергарды являются на бал в сапогах со шпорами, тогда как по всем нормам и правилам этикета обязаны были делать это в вицмундирах и, соответственно, башмаках; Евтушенко, у которого в Америке соловьи вовсю поют (не водятся они там в дикой природе, оказывается), а также уже упоминавшийся здесь Набоков, который ошибся при описании фонетики слова «Лолита»: кончик языка у него там «совершает путь в три шажка вниз по небу, чтобы на третьем толкнуться о зубы» (язык можно вывихнуть, если следовать этим инструкциям, – на самом деле он не спускается вниз по небу, но совершает движения вперед – назад – вперед: «Ло-ли-та» – попробуйте сами). Но более всего сразил меня Голдинг, у которого в «Повелителе мух» для получения огня используются стекла очков Хрюши, при том, что страдает бедный Хрюша (sic!) близорукостью, то есть очки у него – на минус! А в самом конце главы Брейтуэйт легко и убедительно доказывает всю несостоятельность и нелепость претензий профессорши к Флоберу: глаза мадам Бовари меняли свой цвет в зависимости от освещенности. К примеру, они никогда не были черными, но только казались таковыми в тени ее ресниц.
Что лично меня неизменно подкупает у Барнса, так это его мягкая и утонченная ирония – всегдашняя готовность скрасить любую – даже самую серьезную мысль искрометной шуткой юмора. Чего стоит одно только или, точнее, два его определения сети: с одной стороны, это «ячеистая снасть для ловли рыбы», однако с другой – «Совокупность дырок, скрепленных веревкой». Какая бездна между этими понятиями! И хотя молва твердит, что от великого до смешного – один шаг, далеко не каждый даже весьма хороший литератор это расстояние способен преодолеть.
Другое отличительное свойство прозы Барнса – парадоксальность. Не менее чем рассмешить, автор постоянно готов удивлять читателя. К примеру, сравнительной характеристикой жизнеописаний Эммы Бовари и Элеоноры Маркс. Просто диву даешься, до чего недалеко ушла от своей французской литературной протеже младшая «капитальская» дочка (автор, между прочим, первого английского перевода «Госпожи Бовари»).
«Восхитительный роман, насыщающий ум и душу», – сказал о «Попугае Флобера» американский писатель Джозеф Хеллер, автор знаменитой «Поправки 22». «Подлинная жемчужина – роман настолько литературный и в то же время беззастенчиво увлекательный», – вторил ему коллега и соотечественник Джон Ирвинг. Поди поспорь с такими-то зубрами!
Нынешний год ознаменовался сразу двумя событиями, так или иначе связанными с этой книгой. Во-первых, исполнилось 200 лет со дня рождения Гюстава Флобера. Во-вторых, британский писатель Джулиан Барнс получил российскую премию «Ясная Поляна». За другую, правда, книгу – роман-исследование на тему бренности бытия «Нечего бояться». Но нам ведь только зацепиться за автора, правда? Мы ведь как тот флоберовский верблюд: стоит сделать первый шаг, и нас уже не остановить.
Перевод романа «Попугай Флобера» выполнен Александрой Борисенко и Виктором Сонькиным. Пару лет назад этот творческий тандем переложил на русский роман британской писательницы Патрисии Данкер «Джеймс Миранда Барри» (эта книга также была удостоена у нас «Ясной Поляны»). А если учесть, что в предыдущем выпуске «Книжного дня» мы говорили еще об одном иностранном обладателе данной регалии – чилийце Эрнане Ривере Летельере, то и вовсе получается, что кругом наши!
Роман Джулиана Барнса «Попугай Флобера» озвучен Ириной Ерисановой, и уже одно это, не умаляя собственных достоинств данного произведения, ставит его в один ряд с прочими шедеврами мировой литературы.
На чужих крыльях
Книгу под названием «На чужих крыльях» подарил мне в раннем моем детстве мой лучший друг, мой первый наставник в чтении, живописи и стихосложении – мой дед Александр Иванович Мудров. Написал ее Николай Внуков (говорящая в данном случае фамилия, не так ли?), и содержала она рассказ о том, как в годы войны советский летчик был сбит, но, захватив самолет противника, сумел улететь к своим. Эта история – плод авторского вымысла, однако были у героя рассказа и реальные прототипы.
Вопреки традиции хочу поговорить сегодня о книге, которая не только не была озвучена, но и не переиздавалась уже без малого шестьдесят лет. А книга между тем весьма замечательная и заслуживает, как и судьба ее автора и его товарищей, самого пристального внимания.
Спроси сейчас у любого нижегородского школьника, да и у взрослого, кто такой Иван Кривоногов, и получишь в ответ недоуменное пожатие плечами, да еще, может, кривоватую улыбку по поводу неблагозвучной фамилии. А между тем…
Деревня Коринка входит ныне в городской округ Бор Нижегородской области. Расположена она примерно в 10 километрах от райцентра, если двигаться по шоссе на северо-запад в сторону Нижнего Новгорода на безымянном левом притоке реки Везлома. Самым известным уроженцем деревни является Иван Павлович Кривоногов, младший лейтенант, участник советско-финской и Великой Отечественной войн, один из участников легендарного побега группы советских военнопленных из немецкого концлагеря на захваченном ими вражеском бомбардировщике.
Иван Кривоногов родился 29 декабря (по новому стилю) 1916 года, то есть ровно 105 лет тому назад (примечательно, что за 11 дней до этого – 18 декабря того же года – на свет появился еще один человек, чье имя навек связано и с Нижегородчиной, и с крыльями, – Ростислав Евгеньевич Алексеев – еще один юбилей, благополучно забытый на фоне закатно-откатных празднеств).
В конце июня 1941 года обожженным и контуженым Иван Павлович попал в плен. При подготовке побега убил лагерного полицая, за что был отправлен в концлагерь Нацвейлер-Штрутгоф под Страсбургом, а оттуда в конце 1943 года – на остров Узедом. В 1944 году пытался вместе с группой единомышленников организовать побег с острова на лодке, но в итоге решил бежать на самолете. 8 февраля 1945 года ему и еще девятерым военнопленным удалось совершить побег с острова Узедом на немецком бомбардировщике, который пилотировал Михаил Петрович Девятаев.
Иван Кривоногов – не просто участник дерзкого, отчаянного побега. Он – один из главных организаторов и вдохновителей, если угодно – душа этого невероятного предприятия. Без его инициативы, энергии, решительных действий в решающую минуту (именно Кривоногов напал на вооруженного охранника и убил его железной клюшкой для размешивания авиамоторного масла) заговорщики, половина которых о предстоящем побеге до самого последнего момента не знали и не помышляли, так и остались бы в лагере, дожидаясь освобождения, и наверняка погибли бы подобно большинству других узников.
В 1958 году Кривоногов был награжден орденом Отечественной войны первой степени, а в 1985 году – тем же орденом второй степени.
Умер Иван Павлович в 1988 году в Горьком. Похоронен на кладбище Марьина Роща.
В родном городе память героя увековечена скромным обелиском в парке Победы, где его имя упомянуто среди прочих участников перелета.
Из всех ветеранов, что приходили в канун 9 Мая в нашу школу-интернат на Сормовском повороте, больше других мне запомнился именно Иван Павлович. Может быть, потому, что сам, сколько себя помню, всегда грезил самолетами и небом, хотя умные взрослые давно объяснили мне, что с моим зрением меня к летному полю на пушечный выстрел не подпустят.
Помню, как оставил меня равнодушным эпизод расправы с часовым – да рассказчик и не особо на нем останавливался ввиду малолетства аудитории.
Зато навсегда врезалось в память, как беглецы всем гуртом наваливались на рули высоты, поскольку у Девятаева просто не хватало сил и массы тела, чтобы с ними справиться. Представляете, как выглядит взрослый мужчина, весящий меньше сорока килограммов, и какой силой он может обладать?
Запомнился также рассказ о том, как еще в лагере товарищи по очереди подкармливали доходягу Девятаева украденными на кухне картофелинами и поддерживали его, когда тот едва не пал духом.
Летом 1960 года в Горьковском книжном издательстве вышла небольшая документальная повесть Ивана Кривоногова «Родина зовет. Записки офицера Советской армии». Спустя три года увидело свет второе – переработанное и дополненное издание. Сегодня эту книгу даже библиографической редкостью назвать трудно, в аудиоформате она, как уже было сказано выше, тоже отсутствует. К счастью, в виде текста ее можно найти на сайтах большинства доступных интернет-библиотек.
Открывает книгу пролог от издательства: «Есть книги, в которых читатель не ищет больших стилистических красот, но факты, изложенные в них, подкупающая правдивость и высокий пафос чувств западают в читательское сердце и надолго остаются там».
Не вполне согласен с автором предисловия. Документальная повесть Ивана Кривоногова заинтересовала меня именно как литературное явление, хотя и простого перечисления фактов биографии автора хватило бы, чтобы произвести впечатление. Однако и форма оказалась достойной содержания: точные психологические характеристики и описания внешности (герои книги до сих пор стоят у меня перед глазами как живые):
«Одни из пленных, изнуренные голодом, болезнями, побоями, быстро слабели физически, теряли всякую способность к сопротивлению, опускались и угасали. Это были “мусульмане”, люди конченые.
Другие казались очень деятельными и энергичными. По целым дням охотились за горстью очисток, разбавляли похлебку водой, надеясь обмануть голодный желудок, пускались в разные рискованные предприятия, чтобы добыть еду. Они гибли под пулями немецких часовых, умирали от кишечных заболеваний, погибали под палками полицаев… Это были люди одного дня. Их помыслы сводились к тому, чтобы как-нибудь наесться.