Отец при молчаливой поддержке матери предложил Кате сделку, от которой было невозможно отказаться, но не потому, что предложение классное, а потому, что она была в ультимативной форме и вторая ее часть, вступающая в силу после отказа, была еще хуже, чем первая. Они делают вид, что это их ребенок от суррогатной матери, а Катя возвращается в мед и заканчивает его. Не нравится? Тогда может идти на все четыре стороны, хоть к отцу ребенка, и не ждать больше поддержки. Пришлось согласиться. Вроде как четыре с половиной года в меде не так страшно, как остаться одной с ребенком без жилья и без денег.
А дальше полная самоизоляция, прогулки в пределах высокого глухого забора, книжки, блог и поездки по знакомым врачам. В заточении не было и дня, когда Катя не желала смерти себе или своему ребенку, но тот, вопреки проклятиям своей собственной матери, развивался правильно и в нужном темпе. Видимо, все злые мысли Кати били в нее же, отчего ее здоровье просело капитально.
Бесконечный день сурка внезапно оборвался где-то за месяц до предположительной даты родов. И ровно в Катин день рождения. Так себе подарочек, но в сложившейся ситуации жаловаться было некогда и некому.
То утро Катя решила провести с книгой в руках, не выбираясь из постели. Родители уже давно на работе, а Ира только-только вернулась с зачета.
Сначала пришла боль, хотя, вернее сказать, снесла с петель дверь в комнату с такой силой, что если бы Катю попросили оценить болевые ощущения по десятибалльной шкале, то она бы не раздумывая ответила – двенадцать. А потом стало мокро. Катя обрадовалась – наконец-то все закончилось, но откинула одеяло, и на место облегчения пришел ужас. На пижамных штанах и простыне – красное пятно. Как бы Катя часто ни думала о том, что смерть решила бы разом все ее проблемы, умирать она не хотела.
Катя еле дошла до комнаты сестры.
– Ир, а кровь в моем положении – это очень плохо?.. – Она привалилась плечом к дверному косяку, стоять было тяжело, но пачкать белое покрывало на кровати сестры или бежевое кресло Катя не хотела.
До этого момента Катя никогда не слышала, чтобы сестра материлась. Что ж, все когда-то бывает в первый раз. До того дня Катя никогда и на операции не ложилась.
Ира без промедления позвонила Максу, своему лучшему другу, чтобы срочно приехал. В «Скорую» нельзя, нужно к знакомому врачу в перинаталку. Вызывать такси показалось Ире так себе затеей. Стоило Максу услышать, что дело жизни и смерти, как он бросил все свои дела и помчался на помощь.
Тревожная сумка на случай родов у Кати была давно собрана – Ира заставила заняться этим еще неделю назад. Как чувствовала.
Стоило Максу увидеть, в каком положении сестра его лучшей подруги, на его лице появилось такое выражение крайнего удивления, что Кате показалось, что его брови скоро спрячутся за линией роста волос. Ну или это сознание начало мутнеть от потери крови.
Пока Катя в пути просто пыталась выжить и думать о чем-то отстраненном вроде мемов с котами и подписями «Я только что пережил боль в животике», Ира снова и снова пыталась дозвониться до врача и выдавала такую концентрацию мата и витиеватых многоэтажных ругательств, что даже Борис позавидовал бы.
– А потом меня экстренно забрали кесарить. Я по одному взгляду поняла, что дело дрянь. Помню, как уже лежала на столе и, прежде чем вырубиться, подумала, что было бы славно, если у акушера с фамилией Субботин в паре был анестезиолог с фамилией Воскресенский. Тогда мне это казалось забавным. А когда я очнулась, была в палате одна. Ко мне заходили медсестры, но ребенка никто так и не принес, – Катя сглотнула. – И не говорили мне ничего. – Ее глаза увлажнились. – Я думала… он не выжил. – По щеке скатилась слеза. – А потом пришел врач и сказал, что ребенок в реанимации.
– Тише, чудо мое, – Данил погладил ее по плечу, – сейчас же с ним все хорошо.
– Дань! – Катя резко отстранилась и сделала над собой усилие, чтобы повернуть голову и произнести остаток фразы, смотря своему парню прямо в глаза. – Ты не понимаешь… я хотела, чтобы он… он…
Последнее слово утонуло во всхлипах и слезах.
– Я ужасная… просто ужасная… я желала смерти собственному ребенку… – Голос сорвался.
Катя попыталась увернуться, но Даня все же поймал ее и вновь прижал к себе, начал гладить по голове, будто это она была маленьким ребенком, которого нужно было срочно утешить и защитить от злого внешнего мира. Говорил, что никакая она не ужасная, а сильная и смелая. Что в такой ситуации не сломиться практически невозможно. Что даже самые темные мысли не определяют человека, пока не перейдут в поступки. Что тогда вместо нее говорила усталость, обида и злость на того мужчину, отца, да и всех вокруг.
Слово за слово, Катя немного успокоилась и снова смогла говорить без слез и истерик, лишь изредка делая паузы, чтобы судорожно втянуть носом воздух. Даня ее внимательно слушал, стараясь не падать в свои мысли и желания из-под земли достать того препода.
– Сейчас, когда я смотрю на Егора, я уже не вижу зло во плоти и микрокопию его отца. Он… просто ребенок, который ни в чем не виноват… я вспоминаю себя тогда… и мне становится так мерзко, что хочется сдохнуть. Я никогда не хотела быть матерью, но теперь, раз уже стала, надо бы соответствовать. Я должна быть классной, доброй, любящей. Чтобы он не пошел потом к психологу и не рассматривал с лупой все свое детство и выискивал все мои косяки… но я не могу. Я даже грудью его не кормила никогда. Пыталась пару раз – не вышло. Эти все материнские инстинкты, рецепторы на сосках и окситоцин – бред полный. Никакие эволюционные уловки не помогли. Кажется, я просто его не люблю… Я знаю, что такое расти без родительской любви, и не хочу такой участи своему ребенку, но не могу разорвать этот чертов порочный круг.
– Ты не можешь полюбить кого-то просто потому, что так надо. Может, принятие придет со временем.
– А что, если нет?
– А что, если да? Зачем ты заведомо настраиваешь себя на худшие сценарии?
– Потому что слишком долго жила в мире иллюзий и надежд. Если ты сразу думаешь о самом неприятном исходе, не придется лишний раз разочаровываться в жизни и в самом себе.
– А ты мне казалась оптимисткой.
– Значит, тебе не повезло. Ума не приложу, за какие грехи меня тебе послали.
– Поверь, есть за что. Значит, ты – моя кармическая контрольная, которую я готов отрабатывать снова и снова.
– Типа как по шизе?
– Хуже: как по патшизе. – Даня вспомнил сдачу практических навыков и поморщился. Тогда из группы их сдали только двое – он и еще одна девочка.
– Интересные у тебя способы заявить о своих чувствах.
– Надо же как-то тебя удивлять, а то книжки сильно тебе планку задрали.
– Это уж точно.
– А в отношении Егора я приму любое твое решение. Если ты вдруг когда-нибудь поймешь, что хочешь растить его как своего ребенка, то я буду рядом и он никогда не услышит от меня, что ему нельзя называть меня папой или что он мне чужой. Мы с тобой разорвем порочный круг. Но если этот момент никогда не настанет, то я разделю вашу тайну.
– Спасибо, – прошептала Катя и расплакалась вновь.
Все это казалось нереальным. Будто сейчас кто-то крикнет: «Стоп, снято!», камеры выключатся и вновь начнется настоящая жизнь. Или автор выделит и удалит последние пару абзацев в рукописи и напишет вместо них новые, с криками, осуждением и расставанием, тяжелые и грустные настолько, что потом страницы книг пропитаются читательскими слезами, потому что красивая история лишилась хеппи-энда и закончилась где-то на середине. Но нет, ничего этого не произошло. Даня никуда не ушел, остался рядом, излучая тепло, любовь и спокойствие.
Долгий и тяжелый разговор настолько вымотал Катю, что она сама не заметила, как начала засыпать в объятиях Данила.
Глава 20Критикуешь – предлагай
Если прошлое не отпускает, то оно еще не прошло!
Остаток выходных посвятили мозговому штурму, ради которого изначально собирались встретиться. Так что утро началось не только с кофе, но и с нового просмотра Катиных записей.
На самом деле она уже давно сама все придумала, а Даня нужен ей был, чтобы выслушать ее идеи, сказать, какая же она молодец (обязательный и самый важный пункт!) и помочь с офлайн-составляющей экспериментального формата собрания книжного клуба. В Сети она была как рыба в воде, но вот в жизни не имела ни малейшего понятия, где искать место для встречи, тем более с техникой для прямой трансляции собрания. Да и какая именно техника вообще нужна, тоже было за гранью ее понимания.
Согласно ее плану, онлайн-часть книжного клуба выглядела как чат, вернее папка с чатами, в «Телеграме», где в течение месяца все желающие, соблюдая правила сообщества, могли бы обсуждать книгу в формате совместных чтений. Книга разбивается на пороги, по страницам или главам, и каждый вечер, начиная с определенного времени, можно будет делиться своими мнением и мыслями по текущему отрывку текста. Если возникает какой-то вопрос, который хочется вынести на обсуждение в рамках финального очно-заочного собрания, его можно написать в специальную форму в закрепленном сообщении в чате. Человек, ответственный за презентацию к офлайн-встрече, обязательно (или не очень, в случае Регины) учтет все вопросы. Если человек хочет присоединиться только к финальному обсуждению книги, он может прийти сразу на трансляцию.
– А дальше у меня начинаются сложности. Вся эта техника… – Катя поддела вилкой кусочек оладушка, макнула его в джем на краю тарелки и задумчиво посмотрела на него. Завтрак она приготовила, пока Даня спал. Получилось, конечно, не как у мамы, но тоже очень вкусно. Видимо, наконец-то нашелся источник недостающего для всех ее рецептов ингредиента – любви. Это было меньшим, чем она могла отблагодарить Даню за поддержку. Ну и что – отнес ее, спящую, в кровать и не оставил спать на диване в