Босх взглянул на Карбоуна в упор. Его лицо отражало бешеную работу мысли: он отчаянно искал выход.
– Ах вот ты о чем…
– Сообразил? В следующий раз, когда придет в голову пошерстить чужую собственность, смотри вверх, проверяй, нет ли камер слежения. Правило номер один: не попадай на пленку. – Босх подождал, чтобы сказанное дошло до сознания собеседника, и продолжил: – Кстати, ты свалил со стола кружку, она разбилась. Осколки выбросил на улицу, надеясь, что никто не заметит. Но если ты привык врываться в чужие дома в рубашке с короткими рукавами, пользуйся лейкопластырем или чем-либо еще, чтобы залепить татуировку. Татуировка, если человек попадает на пленку, убийственная примета для опознания личности. А ты попал, и хорошо попал.
Карбоун провел ладонью по щеке. Босх свернул на Третью улицу и въехал в тоннель под Банкер-Хилл. И в окутавшей машину темноте Карбоун вдруг спросил:
– Кто об этом знает?
– Пока один я. Но не строй никаких планов – если со мной что-нибудь произойдет, пленку увидят очень многие. Я, пожалуй, подержу ее у себя.
– Чего тебе надо?
– Хочу знать, что происходит, и получить все пленки, которые вы записали с его телефона.
– Я не в силах этого сделать. У меня их нет, и это даже не мое дело. Я просто выполнил то…
– То, что приказал Фицджералд. Понимаю. Но мне безразлично. Ты возьмешь пленки, чьи бы они ни были, и принесешь мне. Если хочешь, пойдем вместе или я подожду в машине. Я поворачиваю, едем за пленками.
– Я не могу.
Босх понял Карбоуна так: «Не могу взять пленки, ведь придется явиться к начальнику и доложить, что прокололся, когда ходил на незаконное проникновение».
– Придется, Карбоун. Мне на тебя наплевать. Ты лгал и осложнял расследование. Дашь мне записи и объяснения, или я предприму следующее: сделаю три копии пленки с камеры слежения. Одну направлю твоему боссу, вторую – Джиму Ньютону в «Таймс» и третью – Стэну Чамберсу на пятый канал. Стэн умный парень, сообразит, как с ней поступить. Ты слышал, это он первый раздобыл пленку Родни Кинга?
– Господи, Босх, ты меня убиваешь!
– Выбор за тобой.
Вскрытие проводил помощник коронера Салазар. Когда Босх явился в окружной медицинский центр Университета Южной Калифорнии, процедура уже началась. Они обменялись приветствиями, Босх взял бумажный защитный костюм и пластиковую маску, прислонился к столу из нержавеющей стали и стал наблюдать. От вскрытия он многого не ждал – пришел из-за пуль и очень надеялся, что хотя бы одна окажется пригодной для проведения баллистической экспертизы. Общеизвестно, почему преступники предпочитают пользоваться двадцать вторым калибром: мягкая пуля, пробивая череп и проникая в мозг, настолько расплющивается, что зачастую оказывается ни на что не пригодной.
Салазар заплел свои длинные черные волосы в косичку и заправил в бумажный чехольчик. Он работал в инвалидном кресле и, чтобы было удобнее, проводил вскрытие на низком столе. Поэтому Босх с высоты своего роста отлично видел манипуляции с телом.
Раньше во время вскрытий они с Салазаром любили пошутить. Но после того как патологоанатом упал с мотоцикла, девять месяцев лечился и вернулся на службу в инвалидном кресле, его характер изменился: Салазар помрачнел и редко веселился.
Босх смотрел, как Салазар лопаточкой извлек образец белой субстанции из уголков глаз убитого, поместил в бумажный пакетик и положил на лоток. Лоток он поставил на поднос, где находились пробирки с кровью, мочой и другие образцы, подлежащие исследованию и сканированию.
– Думаешь, слезы? – спросил Босх.
– Не похоже. Слишком тягучее. Что-то было у него в глазах или на коже. Выясним.
Босх кивнул. Салазар продолжил вскрытие черепной коробки и изучение мозга.
– А вот и пули!
Длинным пинцетом Салазар извлек осколки и положил на лоток. Босх нахмурился. По крайней мере одна из пуль при ударе раскололась и была непригодна для баллистической экспертизы. Салазар вытащил вторую, целую.
– А вот эта подойдет.
Босх пригляделся. Пуля, хотя и сплющилась при ударе, осталась целой с одной стороны, и Босх заметил на поверхности металла царапины, образовавшиеся, когда она проходила оружейный ствол. У него вспыхнула надежда.
– Да, с этой может получиться.
Вскрытие тянулось еще десять минут. Всего Алисо отнял у Салазара пятьдесят минут – больше, чем многие другие. Босх взглянул на планшетку на столе и сообразил, что сегодня Салазар проводил одиннадцать вскрытий.
Патологоанатом вымыл пули и поместил в пакет для улик. И, передавая Босху, сказал, что сообщит, как только будут готовы результаты анализов. Добавил, что синяк на щеке трупа, по его мнению, появился за четыре-пять часов до смерти. Это показалось Босху очень странным – никак не вписывалось в ход событий. Значит, кто-то ударил Алисо еще в Лас-Вегасе, а убил в Лос-Анджелесе.
Босх поблагодарил Салазара, назвав его, как и многие коллеги, Салли, и вышел. В коридоре Босх кое-что вспомнил и возвратился к дверям патологоанатомички. Просунув голову, он увидел, что Салазар заворачивает тело в простыню, тщательно следя, чтобы не упрятать под ткань ярлычок на пальце ноги.
– Слушай, Салли, у него ведь был геморрой?
Патологоанатом с удивлением поднял голову.
– Нет, а почему ты интересуешься?
– Нашел в машине тюбик с противогеморроидальным средством. В бардачке. Наполовину пустой.
– М-м-м… нет, геморроя у него нет.
Босх хотел переспросить, но решил, что Салли может обидеться. Поэтому он попрощался и ушел.
Любая деталь способна повлиять на расследование дела. Ни одну нельзя упустить, ошибочно истолковать или забыть. Босх шагал к выходу из владений коронера, но тюбик с противогеморроидальным средством, который он обнаружил в «роллс-ройсе», не давал ему покоя. Если Тони не страдал от болезни, кому принадлежало лекарство и зачем его держали в машине? Можно, конечно, посчитать данное обстоятельство несущественным, но это не в стиле Босха. Он полагал, что каждая мелочь имеет значение для расследования. Каждая.
Его настолько поглотили мысли, что, лишь миновав стеклянные двери и спустившись по лестнице на стоянку, он заметил Карбоуна. Тот стоял и курил. Перед тем как они расстались, детектив ОБОП выпросил у Босха два часа, чтобы раздобыть пленки. Но Босх не сказал ему, что едет на вскрытие. Следовательно, Карбоун позвонил Биллетс или кому-нибудь еще, и ему сообщили, что он у коронера. Босх не стал задавать вопросов – не хотел показывать, что его волнует, как легко нашел его обоповец.
– Босх!
– Да?
– Кое-кто желает с тобой побеседовать.
– Кто? Мне нужны пленки!
– Тут неподалеку, в машине.
Карбоун провел Босха во второй ряд, где стоял автомобиль со включенным мотором и поднятыми затемненными стеклами.
– Забирайтесь на заднее сиденье.
По-прежнему не показывая озабоченности, Босх приблизился к машине и открыл дверцу. Из глубины ему улыбнулся Леон Фицджералд. Он был высоким – более шести с половиной футов – и упирался коленями в водительское сиденье. В нарядном костюме, между пальцев зажат окурок сигары. Фицджералду было под шестьдесят, но черные волосы благодаря краске отливали синевой. Из-под очков в металлической оправе смотрели светло-серые глаза. Кожа казалась белой, словно тесто.
– Добрый день, – кивнул Босх.
Он не был знаком с начальником обоповцев, но часто видел его на похоронах полицейских и в телевизионных репортажах. Фицджералд всегда сам представлял свою службу – ни один из его подчиненных никогда не показывался перед камерами.
– Детектив Босх, – начал он, – я вас знаю. Наслышан о ваших подвигах. Мне не раз предлагали вас в качестве кандидата в мое подразделение.
– Почему же вы меня не позвали?
Карбоун сел на место водителя, и машина тронулась с места.
– Я же вам сказал, я вас знаю, – ответил Фицджералд. – Вы бы никогда не ушли из своего отдела. Он – ваше призвание. Разве я не прав?
– Пожалуй.
– Таким образом, мы подошли к убийству, которое вы расследуете в настоящее время. Дом!
Одной рукой Карбоун передал на заднее сиденье коробку из-под обуви. Фицджералд поставил ее Босху на колени, тот открыл и обнаружил, что она наполнена аудиокассетами.
– Из телефона Алисо?
– Разумеется.
– Как долго велось прослушивание?
– Девять дней. Но оно оказалось весьма продуктивным. Теперь кассеты ваши.
– А что вы хотите взамен?
– Я? – Фицджералд посмотрел в окно. – Я хочу убийцу. Но еще желаю, чтобы вы вели себя благоразумно. Нам и так досталось в последние годы. Незачем вывешивать на всеобщее обозрение грязное белье.
– Вам нужно, чтобы я помог сохранить в тайне незаконную деятельность Карбоуна?
Все промолчали. Каждый понимал, что Карбоун поступил так по приказу. Его, не исключено, отдал сам Фицджералд.
– В таком случае вы готовы ответить на некоторые вопросы?
– Естественно.
– Зачем вы установили «жучок» в телефон Тони Алисо?
– Мы узнали кое-что о нем и решили выяснить, правда это или нет.
– Что же вы узнали?
– Алисо нечист на руку, проходимец, отмывает деньги для мафии трех штатов. Мы завели на него дело. Но только начали работать, как его убили.
– Почему вы отказались от расследования, когда я позвонил?
Фицджералд пыхнул сигарой, и салон наполнился дымом.
– На этот вопрос, детектив, нелегко ответить. Достаточно сказать, что мы предпочли остаться в стороне.
– Подслушивание проводилось незаконно?
– Законы штата таковы, что очень сложно собрать необходимую информацию для получения разрешения на запись. Федералам – им проще. Но мы не можем и не хотим полагаться в нашей работе на них.
– Это тем не менее не объясняет, почему вы отказались от расследования. Забрали бы его у нас, полностью взяли под свой контроль все, что требовалось скрыть. Поступали бы, как вам заблагорассудится. Никто бы не узнал о незаконных подслушиваниях.
– Вероятно, мы совершили ошибку.