Но до туалета Воробьев не дошел, потому что увидел на кухне… Альку. Она сидела за столом на табуретке и с огромным аппетитом лопала яичницу с сосисками.
–Привет, па,– бросила она и хрумкнула огурцом.
–Э… А ты же в доме отдыха… или где там?..
–Досрочно вернулась,– ответила Алька, наливая молоко из пластиковой бутылки в стакан.
–Не понравилось? А когда ты вообще вернулась-то?
–Ночью.
–Но…
Воробьев почесал затылок, собрал мысли в кучу, вспомнил о том, что он в трусах и не мешало бы и штаны натянуть, развернулся и… остолбенел.
В углу в плетеном кресле сидела светленькая голубоглазая девчонка и, поставив тарелку на колени, тоже уплетала яичницу с сосисками. Причем уплетала с отменным аппетитом.
–Здравствуйте,– сказала она и улыбнулась до ушей.
«А это еще кто?!» – чуть не ляпнул Глеб Сергеевич, автоматически сцепил руки перед собой и замер в позе «только, пожалуйста, не бейте штрафной!»
–Здрасте,– выдал он, кивнул и устремился сначала в туалет, а затем обратно в свою комнату. Молниеносно одевшись, Воробьев вновь заспешил в кухню. Острая ледяная мысль сверлила мозг, и оставалось только прочитать ее… «А они-то похожи… точно, похожи!» Он не стал анализировать это, даже не удивился, но необъяснимое предчувствие толкало его вперед…– Здрасте,– еще раз произнес он, притормозив около двери.
–Познакомься, папа,– сказала Алька, отвлекаясь от еды,– Даша Кузнецова, моя сестра.
На невидимой машине времени Глеб Сергеевич Воробьев полетел в далекое прошлое. У-у-ух! Захлопнулись дверцы и замигали кнопки на пульте управления – кадры защелкали, перелистывая строчки, голоса, лица… Он сразу вспомнил письмо, имя, фамилию… Слишком тема была непростой и отчасти болезненной – до сих пор заноза в сердце сидела. Но как? Каким образом?! И сходство… Они обе были похожи на мать. Глаза только у каждой отцовские. («Или кто знает эту Дашу?! Может, бабкины у нее глаза?»)
Значит, Алька ездила не в дом отдыха, а в Волгоград?
Решила и поехала?
А с ним даже не обсудила, не посоветовалась?
Его мнение вообще что-то значит или нет?
Он отец, между прочим!
«Люди добрые, да что же это делается!– вспылил Воробьев.– А меня спросили?!»
Отчаяние смешалось со злостью, и первым порывом было отобрать тарелку у Даши и выставить девчонку за дверь! А на дочь наорать хорошенько, чтоб мозги на место встали. И когда она перестанет доводить его до белого каления?!
Но он же выбросил письмо – порвал и выбросил! Клочки полетели в мусорную корзину, оставив проблему позади… Откуда Алька узнала?..
–Какая еще сестра?– выдохнул Глеб Сергеевич, сунул руки в карманы брюк, качнулся на пятках и повторил гораздо громче:– Какая еще сестра, я спрашиваю?!
–Папа,– поморщилась Алька.– Что значит какая? Единоутробная, конечно. Даша тебе писала, объясняла…
От слова «единоутробная» у Воробьева вспыхнули уши, и на лбу выступили капельки пота. Совершенно идиотское слово! Он попытался взять себя в руки, и это ему почти удалось: «Ладно, пусть девчонка поест и убирается отсюда… а Альке взбучку, взбучку устрою! Только с замужеством ее разобрался, а она новую дурь по-быстренькому сообразила! Познакомились? Замечательно! А теперь – скатертью дорога! Полюбили друг друга? Переписывайтесь! Почта у нас исправно работает – претензий нет!»
Даша сидела тихонько, вцепившись в тарелку, и смотрела то на сестру, то на Глеба Сергеевича. Алька велела вести себя тихо, не вмешиваться и делить все на десять, а лучше на сто десять. Вот этим-то и приходилось заниматься.
Своего отца Даша помнила плохо, вернее, без подробностей, и этот высокий черноволосый мужчина с зелеными глазами и прямым носом, несмотря на явное негодование, вызывал неподдельный интерес и отчего-то нравился. Пожалуй, она представляла отца сестры именно таким – крепким, подтянутым, внушительным.
–Я не очень понимаю, что здесь происходит,– сдвинул брови Воробьев. Ты – Дарья Кузнецова?
–Ну да, я же тебе говорила,– доедая сосиску, ответила Алька.
–Я не тебя спрашиваю! С тобой будет отдельный разговор,– резанул Глеб Сергеевич и переключился на «вторую головную боль».– Значит, это ты написала мне письмо?
–Да,– кивнула Даша.
–Документы у тебя с собой есть?
–Да.
–Доказательства?
–Па-а-па,– протянула Алька,– ты опоздал, я уже все проверила.
–Сколько тебе лет?– игнорируя дочь, спросил он.
–Восемнадцать с половиной,– ответила Даша.
–Господи, спасибо! Она совершеннолетняя!– воскликнул Воробьев, глядя на потолок. Почему-то именно этот момент показался ему спасительным – с девчонкой можно не церемониться, и до Волгограда она вполне доберется самостоятельно. Большая уже!– Рад, что вы к нам заехали, Дарья,– переходя на вы, начал он,– но когда, дорогая, вы планируете возвращаться домой? Вопрос этот меня очень беспокоит, знаете ли.
Он и не собирался любезничать или сглаживать углы, наоборот, мадемуазель Кузнецовой лучше сразу понять, что к чему. Нет, в действительности он ей вовсе не рад – до свидания, до свидания.
–А она не планирует,– ответила Алька и, скрестив с отцом взгляды, очаровательно улыбнулась.– Я старшая и несу за нее ответственность… Мы должны быть вместе, и Даша остается жить у нас.
Воробьев мог предположить разные варианты развития событий: например, мадемуазель Кузнецова гостит два (максимум три) часа и убирается восвояси. Он ей готов дать на дорогу денег – пусть летит самолетом! Но даже в самом кошмарном сне, где присутствуют оборотни, вампиры и представители налоговой инспекции, он не мог увидеть такого…
Хватит, он был лоялен целых пятнадцать минут! Что происходит в его доме и когда это закончится?
–Даша, извините нас,– произнес Глеб Сергеевич издевательским тоном и, схватив дочь за руку, потащил ее в гостиную.– Есть вопросы, которые необходимо решить срочно!
–Успокойся и веди себя достойно,– холодно произнесла Алька, когда они оказались одни.– Даша остается, я так решила.
–Нет,– прошипел Воробьев,– не остается. Откуда ты узнала о ее существовании?
–Ты выбросил письмо, но оно пролетело мимо корзины.
–Замечательно! Моя дочь сует свой конопатый нос куда ей не следует! Кто тебя этому учил? Я запрещаю тебе переступать порог моей комнаты!
–Говори, пожалуйста, тише,– нахмурившись, ответила Алька.– Некрасиво так себя вести.
Она ждала этой минуты, очень долго и нетерпеливо ждала. Конечно, папочка взорвется, узнав о ее действиях, и, конечно, у него будет шок, когда он узнает о том, что гостья остается надолго. А не нужно было влезать в ее жизнь, не нужно было лишать ее той соломинки, за которую она однажды ухватилась… Гнилая, правда, оказалась соломинка, гнилая и скользкая, но это никому не дает права вмешиваться со своими чудовищными предложениями!
О, она проделала длинный путь с Зубаревым ради гнева в глазах отца, ради его красных ушей и бледных щек! Туда и обратно – устала, ну и пусть. И еще она рванула в Волгоград, потому что сейчас ей необходим рядом близкий человек, и появился шанс обрести его. Может ли стать близкой малознакомая Даша? Неизвестно. Хотя… Алька вспомнила, как сестра бежала к ней через двор, как трясла, радовалась, кричала… Фотографии… не слишком-то счастливое детство… И тоже одиночество… Сердце предательски заныло… Шар еще этот… Глупость же! Но Даша отдала его. А если верит в волшебство (а она верит!), то могла бы и два счастья себе оставить. Не оставила. Не пожадничала. Ей, Альке, подарила. Смешная! И в Деда Мороза верит… Да, нужно за ней приглядывать, младшая все же…
Глеб Сергеевич открыл рот, захлопнул его и… стукнул кулаком по столу:
–Ты разболтанная неблагодарная девчонка!
У всех дочери как дочери, а у него сплошное недоразумение! За что ему такое наказание? Может, лет десять назад нужно было почитать специальную литературу о проблемах отцов и детей? А может, ему сейчас почитать? Вдруг еще не поздно? Воробьев сдвинул брови и бросил злобный взгляд в сторону кухни.
–Почему же неблагодарная?– наигранно удивилась Алька.– За то, что ты разрушил мои отношения с Костиком, предложил ему деньги и супер-пупер крутой джип, я тебе очень благодарна. Вы с Зубаревым вообще молодцы – постарались на славу.
Ох, как же Воробьев надеялся обойти эту тему стороной! Алька претензий по этому поводу не предъявляла, скорее всего, поначалу ничего не знала, и аккуратный «ход конем» мог на веки вечные кануть в Лету. Но Костик – идиот!– видимо, распустил язык!
«Гнать его надо в шею, теперь уж точно! Ха! Дурак! Сам себе свинью подложил! Выдумал бы чего-нибудь правдоподобное, но нет! Мозгов, что ли, не хватило? Ха! Моя упертая и принципиальная дочура ни за что его не простит!»
–Не понимаю, о чем ты,– нарочно резко отмахнулся Воробьев, но в глаза Альке посмотреть не смог.– И это к делу не относится!
–Относится,– холодным тоном возразила она.– Даша – моя сестра. И она остается. Или…
–Только не нужно вот этих «или»!– воскликнул Глеб Сергеевич, чувствуя себя значительно хуже. Ноги ослабли, тело стало вялым, опять захотелось пить и в туалет. Противная совесть, проснувшись, принялась ерзать и громко кашлять в области груди, отчего прежний настрой торопливо пошел на спад.– Два дня пусть живет, а дальше…
–Она останется до тех пор, пока сама не решит уехать,– ответила Алька.– И если ты будешь ее обижать… Короче, давай не будем ругаться. Скоро Новый год, Даше не с кем его встретить, и я хочу, чтобы она осталась.
Слова и тон дочери кольнули Глеба Сергеевича в сердце, и это добило его окончательно. Он попытался прикинуть, сколько дней осталось до праздника, сбился и заскрипел зубами. Да, он виноват – подкупил Костика! Немного виноват. Но кто ж заставлял парня становится сволочью? А никто! И не намерен он терпеть здесь эту девчонку!
–Даша может остаться только до тридцать первого, а дальше – до свидания,– выдал он, взмахнув руками.– И отмечать с вами Новый год я не намерен, сами будете на пару салаты кушать, на мое общество не рассчитывайте!